Заклятие нибелунгов. Амулет дракона - Хольбайн Вольфганг - Страница 17

— Петар всего лишь хотел помочь нам, а теперь он мертв, — горько прошептала принцесса, наблюдая за тем, как Зигфинн раскладывает меховые накидки у корней огромного дуба.

— Возможно, он был прав, говоря, что этот мир не создан для дружбы, — ответил Зигфинн. — Не послушался собственного совета.

Сняв пояс, он ослабил ремни на ботинках и улегся. Бруния устроилась рядом с ним, и ее ладонь легла на его грудь, а голова опустилась ему на плечо. Зигфинн почувствовал ее дыхание на своей шее и впервые за несколько дней позволил своему телу отреагировать на это. Он немного отодвинулся в сторону, чтобы она ничего не заметила.

— Хотела бы я сейчас заснуть, а завтра опять проснуться в моем мире, — сонно пробормотала Бруния.

Зигфинн обнял ее, пытаясь справиться с желанием провести ладонью по ее стройному телу. Но ему это не удалось. Его рука начала медленно опускаться по ее спине. Бруния тихо вздохнула, уткнувшись лицом в изгиб его шеи. Ее губы коснулись его кожи.

Мысль о мертвом карлике удерживала Зигфинна от проявлений телесной страсти, и он задумчиво повторил слова странного маленького человечка:

— Черное столетие, которое началось с падения Вормса…

Во всей этой кутерьме Зигфинн не обратил внимания на эти слова. Падение Вормса? Сто лет назад? Эта фраза была насмешкой над книгами по истории. Впрочем, как и весь мир, в котором они находились.

— Вормс, — прошептал Зигфинн. — Что-то важное было в Вормсе. — Он почувствовал, как нагревается на шее амулет, словно разделяя его возбуждение, и повторил: — Вормс…

Наместник Магинульф из Констанции молил о сохранении его жизни, не произнося при этом ни слова. Он опустился перед Хурганом на колено и склонил голову, положив свой меч на пол. Его огромное тело дрожало, а броня на груди потрескивала, но не потому, что Магинульф был испуган. Он пытался сохранить облик, в котором сейчас пребывал. Когда воин Орды волновался, демон в нем становился сильнее и человеческое тело пыталось измениться, превратить зубы в клыки, а пальцы в когти. Демону хотелось крови, и именно это делало войско непобедимым и ужасным.

Но здесь, перед своим королем, Магинульф не хотел превращаться в демона, он изо всех сил старался сохранить человеческий облик, чтобы попросить прощения за свой промах. Народ совершенно обеднел, и поэтому демону не удалось ничего отобрать у людей. Дань, привезенная в Вормс, не отвечала требованиям Хургана, а за это было лишь одно наказание…

Хурган громко зевнул, глядя на скорчившегося перед ним Наместника. Конечно же, он знал, что с народа больше нечего взять и что все люди в королевстве мерзнут, голодают и слабеют. Хурган знал также, что Магинульф готов отрубить голову каждому новорожденному, если благодаря этому у него появится возможность угодить своему повелителю. Магинульф был предан до самой смерти, и даже больше.

Вот только ему это не помогло.

Хурган строил свое мрачное королевство на уверенности людей в том, что пощады не будет. Ни за что. Никому. Он уничтожил само понятие пощады, как и надежду, и сочувствие.

— Ты был верным спутником и проливал кровь там, где требовалась кровь! — рявкнул он.

— Я хочу делать это и дальше, — произнес Магинульф, не поднимая головы. — Ради вас и вашего королевства.

— Как будто я могу оставить тебя в живых после того, как ты потерпел неудачу. Какой это пример для всех?

Теперь наместник осмелился посмотреть на своего господина.

— Неужели мой последователь сможет послужить вам лучше, чем я? Неужели мертвый я буду ценнее, чем живой?

Хурган рассмеялся.

— Ты ничего не стоишь, ни живой, ни мертвый.

Он щелкнул пальцами, и Зверь услышал его приказ. Создание заревело, голодное, дикое. Возможно, это был единственный звук, которого боялись воины Орды. Сняв цепь с крючка, Хурган позволил Зверю напасть на свою жертву. Уже через мгновение Магинульф превратился в демона и вскочил с мечом в руке, собираясь защищаться, но борьба, если ее можно так назвать, не длилась и десяти секунд. Предсмертный крик Магинульфа заглушило чавканье Зверя, пожиравшего его тело.

Из тени у стены тронного зала, где, вообще-то, тени не должно быть, вышла хрупкая фигура и направилась к Хургану, который остался равнодушным к смерти своего наместника.

— Придется, видимо, назначить нового наместника в Констанции, — услужливо сказал Гадарик.

Вряд ли его можно было назвать советником. Скорее нашептывателем.

— Зачем? — рявкнул Хурган. — Там еще нужно уничтожать сопротивление? Завоевывать деревни?

— Вы же повелитель, — напомнил Гадарик. — И ваша власть должна быть представлена.

Хургану было уже больше ста лет, и он знал, в каких случаях голос его советника начинал дрожать.

— Что-то случилось, Гадарик?

— Нет, — поспешно заверил его лесной дух, принявший человеческий облик, но тут же поправился, ведь ложь могла привести к его смерти: — По крайней мере, ничего важного. Незначительное столкновение на севере, где почти нет людей.

— Я это почуял, — пробормотал Хурган. — Не узнал и не почувствовал, а почуял. Время становится на дыбы, словно необъезженная лошадь, и в последний раз пытается нас сбросить.

Встав, король подошел к каменному балкону и глубоко вдохнул ночной воздух.

— Никто не может представлять для вас опасности, господин, ведь есть Орда и есть… — Запнувшись, Гадарик посмотрел на Зверя, заползшего в клетку под троном.

Хурган его не слушал. Закрыв глаза, он сосредоточился и мысленно позвал своего самого старого союзника. Тот очутился здесь уже через несколько минут, и его появлению предшествовал порыв ветра, который обычно бывает перед грозой. Хурган уперся в стену, чтобы его не отнесло обратно в тронный зал. Звездное небо внезапно потемнело, и воздух наполнился шорохом кожистых крыльев.

Вонь. Сера и копоть. Разложение и мор.

Хурган открыл глаза.

— Фафнир.

Бруния испугалась, когда, проснувшись утром, не обнаружила рядом Зигфинна. Хотя она сама могла о себе позаботиться, девушка болезненно искала его общества. Юный принц был последним, что связывало ее с привычной реальностью.

И было еще кое-что.

Бруния почувствовала это с первого мгновения, когда она прибыла в Исландию. Ее дружба с Зигфинном изменилась. Он изменился. Девушка все время ловила себя на том, что смотрит на его широкие плечи, а прошлой ночью ее губы не случайно коснулись нежной кожи на шее принца. Когда они вместе купались в горячем источнике, Бруния разделась перед ним, и ее бросило в холод не от морозного воздуха Исландии, а от мысли о том, понравилось ли ее тело Зигфинну.

Отбросив эти глупости, Бруния огляделась. Солнце взошло уже давно, но облака будто удерживали свет, делая все цвета блеклыми. На деревьях почти не было листьев, хотя осень только начиналась, а оставшаяся листва приобрела коричневый оттенок и казалась безжизненной. Все дубы вокруг были искорежены, будто рука богов в ярости изогнула их стволы. Бруния знала, что здоровый лес выглядит совсем по-другому, но уже начала с этим смиряться.

Поднявшись, она взяла свой меч и отправилась на поиски Зигфинна. Лошади по-прежнему были привязаны к веткам и наверняка подняли бы шум, если бы что-то произошло. Несмотря на это, Бруния соблюдала осторожность и тихо пробиралась сквозь заросли.

Она нашла Зигфинна у небольшого ручья с удивительно чистой для такого грязного мира водой. Он постирал одежду и разложил ее сушиться на камне, а сам вошел по колено в воду и сейчас мыл голову. Брунию восхищало, как ритмично напрягается при этом его стройное тело, а мышцы перекатываются под кожей. Сейчас на нем не было ничего, кроме драконьего амулета. Талисман блестел, словно подзывая девушку к себе. Спрятавшись за деревом, Бруния решила не привлекать к себе внимания и принялась подглядывать за принцем. Зигфинн был обнажен, обнажен настолько, как Брунии еще не приходилось видеть мужчину. В таком виде Бруния не должна была видеть никого, кроме собственного мужа. Это зрелище разожгло огонь в ее лоне и гулкой тяжестью отозвалось в груди. Ей пришлось закрыть глаза, чтобы не упасть в обморок.