Вредная привычка жить - Климова Юлия - Страница 30
- Предыдущая
- 30/77
- Следующая
– Шифр от сейфа: сорок четыре триста сорок два.
– Вы – на шухере, приоткройте дверь и смотрите в щелку, как на лестнице увидите милицию – кричите.
– Что кричать?
– Ну, кричите: «Я самая обаятельная и привлекательная».
Я шмыгнула в кабинет Селезнева, прошла мимо мертвого Валентина Петровича и направилась к сейфу.
– Вы уж простите меня, – сказала я, засовывая ключ в замочек, – придется мне здесь немного похозяйничать.
Я поймала себя на мысли, что в последнее время часто разговариваю с покойниками.
Дверка открылась, за ней был шифр. Я быстренько набрала нужные цифры, задвижка щелкнула, и я открыла еще одну дверку.
В сейфе лежали две пачки стодолларовых купюр, еще одна видеокассета, несколько аккуратненьких конвертиков и три папки с замусоленными бантиками. Кассету и конверты я сунула за пояс брюк и сверху прикрыла свитером, папки и деньги – под мышку. В пустой сейф положила какие-то блокноты со стола, чтобы не подумали, что тут произошло ограбление, все закрыла и вышла в приемную. Я вдохнула что было сил и замерла: не хотелось мне излишней полноты, на которую меня обрекала кассета, но Любовь Григорьевна была в таком состоянии, что мой слегка прямоугольный живот совершенно ее не заинтересовал.
Увидев меня, она бросила свой наблюдательный пост, взяла у меня папки, деньги и побежала к себе в кабинет.
Я же метнулась к своей сумочке: просто молилась, чтобы туда влезла еще одна кассета. Спрятав свою добычу, я отправилась к Зориной.
Тоненькая Любовь Григорьевна металась между стульями, не зная, что делать с этим компроматом.
– Да стойте же вы! – прикрикнула я, отбирая у нее и деньги и папки. – Так, что это за деньги?
– Я не знаю, левые какие-нибудь.
– А не многовато для левых? – поинтересовалась я.
– Многовато… Валентин Петрович иногда без документации продает всякую мелочь, чтобы были наличные на взятки или еще на что, – шепотом сказала Любовь Григорьевна.
– Ничего себе мелочь… И что, никто об этом не знает?
– Да нет, только я, нам это по работе необходимо… Ты же не думаешь, что я хоть раз позволила себе…
– Не думаю, – сказала я.
Вы вот, Любовь Григорьевна, себе бы не позволили, а вот Валентин Петрович, думаю, попроще к таким вещам относился.
– И что же теперь делать с этими деньгами… милиция же…
– Ну, раз милиция, – сказала я, – то наш долг – спасти фирму от позора и дальнейших проверок!
Я протянула одну пачку тонюсенькой директрисе, а вторую взяла себе.
– Это теперь наше, прячьте, и никому ни слова, – сказала я.
– Ты уверена?
– Это единственный выход, – серьезно сказала я, представляя, что куплю на эти бешеные деньги.
– А куда прятать? – растерялась Любовь Григорьевна.
– В лифчик, конечно, – сказала я, запихивая за ворот свитера ровненькую пачечку долларов.
Любовь Григорьевна последовала моему примеру.
– А здесь что? – спросила я, указывая на папки.
Директриса развязала тесемки и стала перебирать бумаги.
– Это договора, это тоже… отчеты…
– Дребедень всякая, я так понимаю?
– В общем да, это можно и не прятать.
– Тогда я это оставлю вам.
Открылась дверь, и на пороге появился уже знакомый нам следователь.
– Ерохин Максим Леонидович.
– Да мы вас узнали, вы нам уже как отец родной, – приветственно сказала я.
Не обращая внимания на мой сарказм, Максим Леонидович задал весьма своевременный вопрос:
– Кто обнаружил тело?
– Я, конечно.
– Почему «конечно»?
– Потому что, как лучший сотрудник фирмы, я всегда прихожу вовремя и просто как человек, не желающий упасть, всегда смотрю себе под ноги.
В приемной послышался шум, защелкал фотоаппарат, из чего можно было сделать только один вывод – наша милиция работает.
В кабинет заглянул высокий молодой человек и сказал:
– Максим Леонидович, смерть наступила около одиннадцати часов.
– Где вы были вчера в это время? – тут же спросил нас Ерохин.
– Я была дома… одна… – забормотала Любовь Григорьевна.
– Я тоже дома, но не одна, как раз в одиннадцать мне снился высокий брюнет с каштановыми глазами…
– Это я выслушаю позже, – сказал Максим Леонидович, – с вами мне все понятно.
Смерив нас суровым взглядом и покачав при этом головой, он вышел.
– А что ему понятно? – засуетилась моя тоненькая директриса.
– Вид у нас, наверное, подозрительный.
– Что, правда?!
Любовь Григорьевна бросилась к зеркалу.
– Шучу. Я пошла.
– Куда?
– Желательно – домой, посмотрю по обстановке; а вы не забывайте, что в лифчике у вас приличная сумма денег.
– У тебя тоже.
– Я не забуду, не беспокойтесь.
Я оказалась в приемной. Работа кипела, и на меня особо никто не обращал внимания.
– Может, мне домой пойти, поспать? – спросила я Максима Леонидовича.
– Нет, я хотел бы задать вам несколько вопросов, сядьте за свой стол и не мешайте нам работать.
Я села за стол и от скуки стала играть на компьютере. Вообще-то, скуки в моей душе было маловато, но я должна была изображать абсолютное спокойствие: мне все время казалось, что цепкий взгляд Ерохина изучает меня.
Алиби у меня нет… Мотива тоже, что утешает… Какое я произвожу впечатление?.. Разное-всякое… Как только я устроилась на работу, так и повалили трупы… Мне это могут припомнить… Эх, Валентин Петрович, вроде неплохой был мужик… хотя кто вас, мужиков, знает?.. Я теперь богата, только бы резинка на лифчике не лопнула… А могут ли обыскать?.. Не думаю, на это нужны какие-то там санкции… Кассеты!.. Что там…
– В каких отношениях с покойным вы были? – услышала я голос Ерохина и оторвалась от компьютера.
– В положительных.
- Предыдущая
- 30/77
- Следующая