Вредная привычка жить - Климова Юлия - Страница 66

• Предыдущая
• 66/77
• Следующая

– Почему – «конечно»? – спросила я.

– Ну, он вообще любитель выпить и посидеть.

– Понятно, дальше.

– Люська, помнится, охмуряла Стаса, это у нас практикант был, он рано ушел… Вроде все…

– Не такой уж большой список. Тебя, Зинку и Стаса отметаем.

Юра вдруг засмеялся и сказал:

– А может, это как раз Зинка: ей камеру проще всего включить было, заманила – и вот тебе, пожалуйста…

– Ты это серьезно? – спросила я.

– Да нет, мне кажется, ей бы мозгов не хватило.

Хватило бы, не хватило бы… кто ее знает?..

– Значит, пока из этого списка вычеркнем только тебя и Стаса.

– Мне кажется, ты только теряешь время, – сказал Юра, – вычислить, кто это делает, нереально.

Я пожала плечами, демонстрируя свою поверхностную заинтересованность в этом вопросе. Пусть думает, что меня просто любопытство замучило.

Потом он помедлил и спросил:

– А ты сама-то Воронцову с какого боку?

– Ты что имеешь в виду? – холодно спросила я.

– Гребчук у тебя перстень Воронцова видел, Носиков про этот перстень нам в курилке рассказывал как-то. Подобные подарки так просто не дарят.

Я вспомнила, как устроила генеральную уборку в сумке и разложила весь хлам на столе… Вспомнила, как, кажется, Зиночка говорила, что Носиков раньше знавал Воронцова.

– А чем этот перстень такой непростой, что его секретарше подарить нельзя?

Юра растянул губы в ехидной улыбке:

– Не хочешь – не рассказывай, а только Носиков говорил, что перстень этот весьма авторитетный!

– А к чему он вам вообще это рассказывал?

– Ну, что нам надо нашего нового директора любить и бояться, – улыбнулся Юра. – Крошкин еще тогда посмеялся, что теперь у нас не жизнь будет, а сплошная малина.

– Кстати, о Крошкине, – сказала я.

– А что Крошкин?.. Он мужик нормальный… На него вот я совсем не думаю…

– А почему он с директрисой крутит?

Во мне проснулась совесть, и я решила узнать хоть что-то для своей Григорьевны.

– Тебе виднее, ты же у нее под боком сидишь, – заметил Юра.

– Ну не у него же под боком! Он серьезно настроен?

– Пили тут пиво как-то, он говорил, что пора бы семьей обзавестись.

Премиленько.

Больше нам поговорить не удалось, потому что пришла Любовь Григорьевна и сообщила:

– На улице дождь. Аня, тебя там Воронцов спрашивал.

Юра встал, забрал свои дискеты и сказал:

– Поздравляю, у вас опять все в порядке.

– Спасибо, я так тебе признательна, – заворковала Любовь Григорьевна.

Юра вышел, и я тоже направилась к двери, чтобы в полной мере осчастливить своим присутствием Воронцова.

– Подожди же, – остановила меня Любовь Григорьевна. – Ты узнала?

– Ага, – кивнула я, – вроде бы он подумывает семью создать, говорит, что о троих детях мечтает.

Любовь Григорьевна так и села.

– Как о троих детях?!

– Шучу, – мрачно сказала я, находясь под впечатлением от разговора с Юрой, – не волнуйтесь: вы ему очень нужны, а детей народите, никуда не денетесь, – и я подмигнула порозовевшей Зориной.

– Я тебя вот еще о чем хотела спросить, – замялась Любовь Григорьевна. – До меня дошел слух, что Людмила застала тебя с Виктором Ивановичем… в очень странном виде…

– А что же странного в желании двух людей обладать друг другом? – спросила я.

– Так, значит, это правда?! – изумилась Любовь Григорьевна – Ну не на работе же… А у вас что было?

– Еще не все, – сказала я, – но я над этим работаю.

С этими словами я вышла из кабинета и на минуту задержалась в приемной.

Перстень я из сумки выложила, как раз когда было совещание. Мимо меня тогда прошли все сотрудники, только слепой мог его не увидеть, и сразу после этого меня попытались толкнуть под поезд. Кто-то явно заволновался! Хороший же талисман мне подарил Виктор Иванович…

Если Юра говорит, что подобные подарки так просто не дарят, а я его вообще-то получила как компенсацию за израненный бок или просто потому, что он перестал быть ценным для Воронцова (возможно, этот перстень – просто напоминание о прошлом, от которого пришло время избавиться), то можно сделать выводы, что я – особа, весьма приближенная к Императору, что я – не просто секретарша, и неважно даже, любовница я или нет: я – доверенный в делах человек!.. И я – та, кто первой побывала в комнате, где лежал труп Селезнева и где была утеряна столь ценная и пропавшая якобы без вести кассета… Вот почему меня решили убрать… на всякий случай! Но, видно, духу не хватило довести все до конца…

А теперь этому шантажисту важнее получить деньги. Этот человек знает, что я их оставила себе, а не понесла Воронцову. Интересно, как он это объясняет? Наверное, приписал мне обычную человеческую жадность или решил, что заблуждался в наших доверительных отношениях с Воронцовым. Он подслушал наши разговоры на даче Селезнева… Он знает, что три миллиона долларов мы собираемся делить только на троих. Тяжело вздохнув, я направилась к Воронцову. Зачем это я ему, интересно, понадобилась?

– Виктор Иванович, вызывали?

– Заходи.

Воронцов стоял у окна и о чем-то думал. Я села за длинный стол для переговоров и стала усиленно молчать, чтобы ни в коем случае не спугнуть ни одной гениальной мысли своего руководителя.

– На днях твоих соседей, тех, что приходили сюда, арестовали.

– Да вы что?! – делано изумилась я. – А за что?

Воронцов пытливо посмотрел на меня:

– За то, что они пытались ограбить дачу Селезнева.

– Да вы что! – опять сказала я.

– Нашли их в погребе, их кто-то там закрыл и потом позвонил в милицию.

– Да вы что! – решила я стоять на своем.

– Ты, конечно, об этом ничего не знаешь?

– Нет, конечно, – замотала я головой так, что аж в ушах зазвенело.

Виктор Иванович засунул руку в карман и достал какую-то маленькую карточку.

• Предыдущая
• 66/77
• Следующая