Ночь триффидов - Кларк Саймон - Страница 3

• Предыдущая
• 3/83
• Следующая

Что же, возможно, этот метод несколько грубоват... но если он сработает... меня это вполне устроит.

Я снова добрался до полок и нащупал сковороду. Судя по весу, она вполне отвечала моим целям. Вернувшись к плите, я поднял тяжелую посудину и что есть силы хватил ею о металлическую решетку горелки.

В результате раздался чудовищной силы звон.

Я снова ударил по чугунной решетке плиты.

И снова единственным результатом моих усилий был лишь громкий звон металла.

В третий удар я вложил всю свою силу. Деревянная рукоятка сковороды разлетелась в щепы, зато метод сработал.

Два металлических тела, ударившись одно о другое, высекли единственную искру.

Раздался громкий хлопок, за хлопком последовал удар, и под самым моим носом расцвел огненный шар.

Невыносимый жар заставил меня отпрянуть, но запах паленой щетины подсказал мне, что реакция была несколько замедленной и что я сжег себе брови и ресницы.

Впрочем, на подобный пустяк мне было наплевать. Утрата части волосяного покрова меня совершенно не беспокоила, потому что случилось чудо.

Я снова мог видеть!

Я видел во всех подробностях огненный шар. Он был голубым с желтоватыми прожилками. Мгновение спустя шар исчез, и моему восхищенному взору открылись четыре голубоватых диска газовых горелок. Газ, как ему и положено, горел, вырываясь из отверстий.

Ярким этот источник света назвать было нельзя, но тем не менее кухня озарилась голубоватым свечением, в котором можно было рассмотреть лестницу, стол и радиоприемник. А на полке у окна я увидел кисет с табаком и трубку мистера Хартлоу.

Но самое главное — я увидел на стене часы, так напугавшие меня своим тиканьем. На мгновение мне показалось, что глаза продолжают надо мною издеваться.

Часы — если они, конечно, шли верно — показывали десять минут десятого.

Резким движением руки я отбросил в сторону занавески на окне и выглянул на улицу.

Именно в этот момент я решил, что у меня поехала крыша и начались галлюцинации, а если не так, стало быть, наступил конец света. Передо мной была абсолютная темнота, а внутренний голос, не теряя времени, принялся нашептывать: «Ты прав, Дэвид Мэйсен, солнце погасло и наступила вечная ночь».

Облегчение, которое я начал испытывать, вернув себе способность видеть, в один миг сменилось чудовищным недоумением.

Был май. Девять часов утра. Деревню и все окрестные поля должен был заливать яркий дневной свет. Но место солнца в мире заняла похожая на черный бархат тьма. Итак, куда же исчезло солнце?

Вначале у меня мелькнула мысль, что оно просто не взошло. Возможно, ночью произошла катастрофа космических масштабов и Земля сместилась со своей орбиты? А может быть, планета прекратила вращение и теперь обращена к Солнцу одной стороной, уподобившись Луне, которая вечно смотрит на землю одним боком?

Нет, все это слишком фантастично. Если в Землю со скоростью нескольких тысяч миль в час врезалась комета, подобная катастрофа не обошлась бы без землетрясений, гигантских приливных волн и сотрясающих континенты взрывов.

На острове Уайт царили мир и покой, как и должно быть тихим летним утром. Но в голове у меня буйствовал смерч. Я хорошо помнил, что, проснувшись, слышал, как люди приступали к трудовому дню так, словно ничего не случилось. Я слышал цокот лошадиных копыт, постукивание палочки слепца о мостовую, хлопанье дверей. Обитатели деревни спокойно сели завтракать, о чем свидетельствовал восхитительный аромат жареного бекона.

Но почему они вели себя так, будто ничего не произошло, так, словно мир не полетел кувырком?

Ответ на этот вопрос был ошеломляюще прост. Я понял, что жизнь здесь шла как обычно только потому, что Байтуотер был сообществом слепцов.

Как они могли узнать, что мир остался без света?

Ведь темнота не действует на кожу, она не имеет запаха, ее невозможно определить на вкус. Если человек слеп, то света от тьмы он отличить не может. Если, конечно, не находится под солнцем, согревающим своими лучами его тело. Время суток слепец может определить только по часам или полагаясь на слова зрячих.

Таким образом, обитатели Байтуотера, проснувшись в абсолютной тьме, приступили к трудам в полной уверенности, что все идет как обычно.

Я целых три минуты вглядывался через окно в темноту. Так ничего и не увидев,я покачал головой и прекратил это бесполезное занятие. Надо было что— то предпринимать; не мог же я торчать здесь в надежде, что солнце вдруг вернется на небеса и вновь засияет во всей своей славе. Прежде всего, естественно, следовало одеться.

Найти свечу теперь не составляло никакого труда. И вот в доме появился свет — замечательный, великолепный свет! Настоящее чудо во тьме, указавшее мне путь назад в спальню.

Облачившись, я провел поверхностный осмотр всех помещений. Мистера Хартлоу в доме не было. Видимо, ушел кормить кроликов, посчитав меня ленивцем, который спит, когда все уже приступили к работе.

Я сменил свечу на более яркий масляный фонарь и вышел из коттеджа, не забыв плотно прикрыть за собой дверь. Мистер Хартлоу не поблагодарит меня, если в его кухню по моей вине вторгнутся все местные кошки. После этого я зашагал по дороге, ведущей в глубь острова.

Свет фонаря создавал впереди меня желтоватое пятно — едва заметный мазок на фоне всепоглощающей тьмы. Тогда я еще надеялся, что рассвет всего лишь ненадолго задержался и что необычное облако, затмившее солнце, скоро рассеется, вернув миру его первоначальный облик.

Время от времени я останавливался и, высоко подняв фонарь, искал взглядом слепцов, ухаживающих за скотом или обрабатывающих свои наделы. Эти люди могли не знать, что на земле воцарилась тьма.

Но никого не было видно.

Вдоль дороги тянулись белые деревянные перила, следуя которым слепые обитатели деревни могли определить свой маршрут. На перилах — указатели с надписью, выполненной шрифтом Брайля. Надписи говорили о том, куда следует свернуть, чтобы добраться до определенного коттеджа, постоялого двора или Дома Материнства. Слепцы, чтобы не столкнуться лоб в лоб с соседом, должны были двигаться, оставляя перила слева от себя. Однако незрячие обитатели острова настолько привыкли к своему положению, что быстро передвигались по своей округе, лишь время от времени прикасаясь к перилам кончиками пальцев.

Я пошел быстрее.

Рефлектора у масляного фонаря не было, и управлять лучом я не мог, поэтому приходилось шагать в центре своеобразной световой сферы с сильно размытыми краями. В результате я мог видеть не более чем на десяток футов в любую сторону.

Вот почему мистер Хартлоу, сидевший у края дороги на скамье, возник передо мной внезапно.

Мистер Хартлоу был высоким, крепким мужчиной лет шестидесяти пяти, с коротко остриженными, сплошь седыми волосами. Когда-то он слыл прекрасным специалистом по авторскому праву и имел обширную практику в Лондоне.

Хоть я и замер, он все равно поднял голову. Наверное, услышал мое дыхание.

— Кто здесь? — спросил он чрезвычайно усталым голосом.

— Это Дэвид Мэйсен, — ответил я, направляясь к нему.

— А, Дэвид... подойди ко мне... пожалуйста... Он вытянул руку, я взял его ладонь, и мистер Хартлоу сильно сдавил мои пальцы.

— Что случилось, Дэвид? Ведь в мире что-то не так? Разве я не прав?

— Кругом темно. Так темно, словно солнце вообще не взошло.

— Темнота... Вот как... — Его голос звучал по-прежнему утомленно и оттого хрипло. — На какой-то момент мне показалось... — он покачал седой головой, — ...показалось, что снова вернулись зеленые огни. — Мистер Хартлоу обратил невидящие глаза к небу и произнес: — Я недавно слышал, как кричал Том Аткинсон... ах да, совсем забыл, ты не знаком с Томом.

Я сказал, что не имею чести знать мистера Аткинсона.

— Том — один из немногих зрячих жителей деревни. Он рыбак и при этом страшный ворчун. По нему все не так. То слишком холодно, то чересчур жарко, рыба у него не клюет, а ветер всегда дует не в ту сторону... Ох...

• Предыдущая
• 3/83
• Следующая