Лето больших надежд - Виггз Сьюзен - Страница 66

• Предыдущая
• 66/80
• Следующая

— Моя бабушка хотела нанести вам визит, когда они приедут на следующей неделе, — сказала Оливия, беря миссис Маески за руку. Ее тонкая кожа была сухой и холодной, несмотря на жару.

— Я думаю, нам следует пойти на заднее крыльцо, — предложила Дженни. — В это время дня там самая густая тень. Бабушка, не хочешь ли присоединиться к нам?

Миссис Маески издала звук, который Дженни приняла как «нет». Оливия посмотрела на своего отца, увидела, что его плечи облегченно опустились. Объяснять ситуацию Дженни было слишком трудно. Делать это при ее бабушке было бы еще более затруднительно.

— Ну хорошо.

Дженни взяла пульт управления и переключила телевизор на шоу «Опыт Уинфри». Затем она повела их в старомодную кухню с пластиковыми полками и застекленным сервантом, уставленным фарфором. Она поставила три стакана с чаем со льдом на поднос с печеньем.

— Лимонное, — сказала она. — Я купила его сегодня в бакалее в Кингстоне.

На кухонном столе на груде бумаг стоял ноутбук.

— Должно быть, мы отвлекли вас от работы, — озаботился Филипп.

— О, это не работа. Но и не игрушки. — Она наклонила голову, словно смущаясь. — Я кое-что пишу.

— Вы писательница? — спросил Филипп.

— Я пишу… я не уверена, не знаю, как это назвать. — Она, казалось, смутилась, но все равно была очаровательна. — Я бы назвала это коллекцией рассказов о том, как я росла в булочной моих бабушки и дедушки. И рецепты. Некоторые из них старые, они написаны на бумаге в линейку, которую моя бабушка привезла из Польши. — Она показала им на пачку выцветших желтых страничек, покрытых почерком иностранной школьницы. — Бабушка помогала мне переводить, но после удара… — Дженни аккуратно отложила странички в сторону. — В любом случае это проект, который я, скорее всего, никогда не закончу.

По какой-то причине, которую она не могла определить, Оливия ощутила прилив меланхолии. Может быть, это была мысль о Дженни, этой милой, скромной девушке, выросшей без отца и в таком юном возрасте потерявшей дедушку. Неудивительно, что она работает, чтобы сохранить воспоминания и рецепты своей семьи.

Оливия смотрела на своего отца и осознала, что была еще одна причина чувствовать себя такой расстроенной. Он тоже всегда хотел быть писателем, но выбрал карьеру в юриспруденции, потому что это была более практичная, стабильная профессия, то, чего ожидали от Беллами. Теперь, когда она знала истинную причину, по которой он женился на ее матери, она понимала, почему он оставил свои мечты. И — это было ужасно — она ощутила легкий укол зависти, что Дженни, не зная того, разделила эту страсть с их отцом.

Они прошли на крытое крыльцо, которое обдувал легкий ветер, и сели в плетеные стулья вокруг низкого стола. Отец Оливии нервно отхлебнул чаю из стакана.

— Извините меня за то, что я был таким таинственным, когда попросил нанести вам визит. Я просто не знаю, как приступить к предмету. Нет легкого способа сказать об этом, мисс Маески. Дженни.

Должно быть, что-то в тоне его голоса насторожило ее, потому что она обхватила руками стул и обратила на него все внимание, склонив голову набок. Теперь она понимала, что эта встреча не имеет никакого отношения к свадебному торту.

— Да?

— Я не представляю, сколько вы знаете об этой ситуации, — продолжал он. — Я так понимаю, что ваша мать Маришка уехала.

Дженни кивнула, на ее лбу появились морщинки.

— Она уехала, когда мне было четыре года. Я едва помню ее.

О боже, подумала Оливия.

— И она никогда не звонила и не писала вам писем?

Дженни покачала головой, ее глаза были невероятно темны, когда она произнесла:

— Думаю, есть причина для этих вопросов.

— Я знал ее. Мы с Маришкой были… Она была моей подружкой летом 1977-го. Ваша бабушка никогда вам об этом не рассказывала?

Капелька пота прокатилась по виску Дженни. Печаль покинула ее глаза, и они сузились в подозрении.

— Нет. А она должна была?

— Не могу ответить на это. — Он сплетал и расплетал пальцы, и его лицо тоже было покрыто потом.

Оливия не могла отвести глаз от них.

— Я… В последнее время кое-какие вещи вышли на свет, — продолжал Филипп, — и я хотел бы знать, говорил ли с вами кто-нибудь когда-нибудь о вашем отце. Вашем биологическом отце.

Ветер прекратился. Во всяком случае, Оливии так показалось. Все застыло — ветер, время, биение их сердец. Дженни, казалось, застыла вместо того, чтобы разволноваться. Ее лицо побледнело, а подозрение все еще светилось в глазах. И хотя она была ей чужой, Оливия ощутила необходимость прикоснуться к Дженни, взять ее за руку или хотя бы погладить по плечу. «У меня есть сестра, — думала Оливия, — у меня есть сестра».

Филипп сказал:

— Мне жаль являться вот так, из ниоткуда, и говорить такие вещи. Но я не вижу другого способа представиться.

Дженни поставила свой стакан с чаем. Она изучала Филиппа и, казалось, составляла опись, отыскивая то, чем они были похожи.

— Вы говорите мне, что вы… — Слова растаяли в воздухе, словно бы Дженни была не в силах произнести их. — Это абсурд. Я не представляю, почему вы говорите мне это.

Филипп протянул ей фотографию его и Маришки:

— Это недавно нашли в моих старых лагерных вещах. Фотография была сделана в конце лета 1977 года. Все лето мы были так счастливы, как только это возможно, во всяком случае, я в это верил. Я очень любил вашу маму и собирался жениться на ней.

Дженни изучала фотографию, и тень глубокой боли легла на ее лицо. Оливия подозревала, что она быстро произвела в уме математические расчеты.

— Но вы этого, однако, не сделали, — подчеркнула она. — Вы не женились на ней.

— Нет. После Дня труда Маришка порвала со мной. Сказала, что она хочет повидать мир, найти собственную жизнь — и сделать это без меня. Я попытался отговорить ее, но больше никогда ее не видел и никогда не говорил с ней. Я написал дюжину писем, и они все вернулись обратно. Ее мать — ваша бабушка — просила меня больше не звонить. — Он сделал паузу, его глаза затуманились от далеких воспоминаний. — Она уехала. Кто-то в ювелирной лавке, где она работала, сказал мне, что ее нет в городе. Она отправилась повидать мир, что-то вроде этого. — Он сплел пальцы и посмотрел на Дженни, но она не смотрела на него. — И тогда я сдался, я отказался от Маришки. Я решил, что она действительно так хотела. В ту зиму я женился на матери Оливии, Памеле Лайтси. — Благодарение Богу, он не стал углубляться в детали обстоятельств этой помолвки и поспешной свадьбы. — Мы с Памелой разведены уже семнадцать лет, и я больше никогда не женился.

У них не было шансов, осознала Оливия. Будучи ребенком, она бесконечно и безуспешно пыталась найти причины развода своих родителей, не зная, что причина существовала задолго до того, как она родилась.

Дженни ничего не сказала. Она держала фотографию, потирая ногтем изображение своей матери.

— Когда я в тот день пришла в булочную, — сказала Оливия Дженни, — я заметила, что у вас на стене висит та же фотография, но она обрезана.

— Вероятно, это сделала моя бабушка.

Оливия вдруг осознала, что мать Дженни была уже беременна, когда был сделан снимок. Дженни продолжала смотреть на фотографию. Бессознательно она подняла руку и прикоснулась к серебряному кулону на цепочке.

— Я также заметила кулон, который вы носите, — добавила Оливия. — Помните, я спрашивала вас об этом?

Дженни кивнула:

— Это кулон моей матери. Мои бабушка с дедушкой подарили мне его на мой шестнадцатый день рождения.

Филипп вытащил вторую запонку и положил ее на стол.

— Это из пары запонок, которые у меня были. Я отдал одну Маришке и оставил другую у себя.

Дженни коротко вскрикнула. Хотя во время всего разговора ее реакция была вполне спокойной, но теперь она, похоже, потеряла контроль над собой. Ее пальцы дрожали, когда она взяла запонку.

— Я никогда не знала, что за этим есть какая-то история или вообще за тем, что оставила мне моя мать. Но вы уверены, что это не какое-то жесткое совпадение или…

• Предыдущая
• 66/80
• Следующая