Джонатан Стрендж и мистер Норрелл - Кларк Сюзанна - Страница 15

• Предыдущая
• 15/194
• Следующая

Неделей или двумя позже мистера Дролайта пригласили в дом на Сохо-сквер послушать итальянскую певицу, только что приехавшую из Рима. Естественно, был приглашен и мистер Норрелл. Однако по прибытии Дролайт не сумел разыскать волшебника в толпе. Ласселлз, облокотясь на каминную полку, беседовал с какими-то джентльменами. Дролайт подошел и спросил, не знает ли он, где мистер Норрелл.

— О! — сказал мистер Ласселлз. — Он отправился с визитом к сэру Уолтеру Поулу. Мистер Норрелл владеет важными сведениями, которые желает безотлагательно довести до сведения герцога Портлендского. И мистер Норрелл намерен передать эти сведения через сэра Уолтера Поула.

— Герцог Портлендский? — вскричал другой джентльмен. — Как?! Неужели министры настолько отчаялись? Они уже советуются с волшебниками?

— Вы неверно поняли, — улыбнулся мистер Ласселлз. — Это Норрелл хлопочет о встрече. Он намеревается предложить услуги правительству. Кажется, он придумал, как разбить французов с помощью волшебства. Однако вряд ли министры согласятся его выслушать. Сейчас, когда в Европе им вцепились в глотку французы, а здесь — парламент, им решительно не до чудачеств пожилого йоркширского джентльмена.

Подобно сказочному герою, мистер Норрелл обнаружил, что средство к исполнению цели давно у него в руках. Даже у волшебников есть родственники; вот и у мистера Норрелла имелся дальний родич (по материнской линии), который однажды имел наглость написать ему письмо. Дабы пресечь дальнейшие поползновения такого рода, мистер Норрелл отправил молодому человеку восемьсот фунтов, о которых тот просил и которые, как ни прискорбно, отнюдь не умерили его эпистолярного пыла. Родственник усугубил свой грех, отправив второе письмо, в котором выражал благодетелю самую горячую признательность и писал: «…посему я и мои друзья отныне целиком на Вашей стороне и готовы голосовать на следующих выборах в соответствии с Вашими пожеланиями; а буде у меня возникнет какая возможность Вам услужить, любые Ваши распоряжения станут большой честью и случаем возвыситься в глазах общества для Вашего покорного слуги Уэнделла Маркворти».

До сих пор мистер Норрелл не пытался возвысить мистера Маркворти в глазах общества, оказав ему честь своими распоряжениями, но тут выяснилось (усилиями мистера Чилдермаса), что на деньги, полученные от благодетеля, мистер Маркворти купил себе и брату места клерков в Ост-Индской компании. Они отправились в Индию и через десять лет вернулись богачами. Не получив от первого покровителя никаких указаний, как ему голосовать, мистер Маркворти решил следовать советам своего начальника в Ост-Индской компании, мистера Боннела, и убедил друзей поступить так же. Он сумел стать весьма полезным для мистера Боннела, который в свою очередь был дружен с одним политиком, сэром Уолтером Поулом. В мире политики и коммерции каждый кому-то обязан, а кто-то другой обязан ему, так что возникает длинная цепочка обещаний и обязательств. В данном случае цепочка протянулась от мистера Норрелла к сэру Уолтеру Поулу, а сэр Уолтер Поул в то время занимал должность министра.

Трудно тогда приходилось министрам. Война шла то плохо, то очень плохо, и все дружно ненавидели Кабинет. Порой часть вины за очередную неудачу удавалось возложить на конкретного человека, но в целом все дружно винили министров; им же, бедолагам, оставалось винить друг друга, что они и делали все чаще и чаще.

Не то чтобы министры страдали тупостью — напротив, среди них встречались блистательные умы. Не были они, поголовно, мерзавцами — среди них попадались безупречные семьянины, любящие детей, музыку, собак и живопись. И все же Кабинет был настолько непопулярен, что, если бы не речи министра иностранных дел, вряд ли удалось бы провести хоть один вопрос через Палату общин.

Министр иностранных дел был несравненным оратором. Как бы низко ни стояло правительство в общественном мнении, стоило министру иностранных дел заговорить — ах! насколько в ином свете все представало! Как быстро все дурное оказывалось виною прежнего Кабинета (ужасных людей, совмещавших общую тупость с коварством умыслов). Что касается нынешнего Кабинета, со времен античности мир не видел мужей столь добродетельных и столь оклеветанных врагами. Все они мудры, как Соломон, благородны, как Цезарь, бесстрашны, как Марк Антоний; никто более министра финансов не напоминает Сократа своей честностью. Увы, несмотря на все эти добродетели и дарования, министрам никак не удавалось добиться успеха в борьбе с Францией, и даже самый их ум вызывал нарекания. Сельские джентльмены, читая в газетах речь того или иного министра, бормотали себе под нос, что он, видать, умный малый. Однако сельские джентльмены сильно подозревали, что в уме есть что-то не британское. Такого рода непредсказуемая гениальность была свойственна в первую очередь заклятому врагу Англии, императору Наполеону Бонапарту; сельские джентльмены ее не одобряли.

Сэру Уолтеру Поулу было сорок два. Печально, но факт: он отличался таким же умом, как остальные члены Кабинета. Он перессорился с большинством выдающихся политиков эпохи и раз или два в разгар пьяного кутежа получал по голове бутылкой мадеры от Ричарда Бринсли Шеридана[11+]. Впоследствии Шеридан заметил герцогу Йоркскому: «Поул принял мои извинения самым благородным образом. По счастью, он так нехорош собой, что лишний шрам не испортит его внешность».

На мой взгляд, он не был столь уж нехорош собой. Действительно, черты его были чрезвычайно дурны: лицо, в полтора раза длиннее обычного, крупный, заостренный на конце нос, глаза — два умных куска угля, и щетинистые брови, похожие на очень мелких рыбешек, отважно бороздящих безбрежные просторы лица. И все же, взятые вместе, уродливые черты составляли довольно приятное целое. Если вы видели это лицо в покое (гордое, с легким оттенком меланхолии), вы воображали, будто оно всегда так выглядит и неспособно выразить какое-либо иное чувство. Коли так, вы в корне ошибались.

Главным выражением сэра Уолтера Поула было ИЗУМЛЕНИЕ. Глаза его расширялись, брови взлетали на полдюйма, он откидывался назад и становился похож на персонажа с гравюры мистера Роулендсона или мистера Гилрея[13+]. «Но конечно, — восклицал он, — вы же не хотите сказать, что…» И, если джентльмен, неосторожно предположивший, что… в присутствии сэра Уолтера, не был вам другом, или вам нравится наблюдать, как злое остроумие посрамляет тупость, вы могли изрядно позабавиться. Исполненный ехидства сэр Уолтер был занятнее пьесы на Друри-лейн. Скучные джентльмены из обеих Палат старались всячески его избегать. (Старый лорд Такой-то, спеша по коридору, соединяющему Палату общин с конногвардейскими казармами, машет на сэра Уолтера тростью и кричит: «Я не буду говорить с вами, сэр! Вы извращаете мои слова! Вы приписываете мне то, чего я никогда не утверждал!»)

Однажды на публичном выступлении в Сити сэр Уолтер удачно сравнил Англию и ее политиков с осиротевшей молодой леди, оставленной на попечении развратных и жадных стариков. Вместо того чтобы печься об интересах молодой дамы, негодяи растратили ее наследство и разорили дом. И хотя слушатели сэра Уолтера понимали не все его заумные словечки (результат превосходного классического образования), речь имела грандиозный успех. Все легко представили себе бедную молодую леди, которая стоит на кровати в одной нижней юбке, в то время как виги роются в ее шкафах и распродают вещи старьевщику. Всех молодых джентльменов приятно возмутила эта картина.

Сэр Уолтер отличался душевной широтой и даже мягкосердечностью. Он как-то выразил надежду, что у врагов есть основания его бояться, у друзей — любить; думаю, так, в целом, оно и было. Его веселость, доброта и ум, высокое положение, которое он теперь занимал в обществе, восхищали еще больше из-за умения их сохранять в обстоятельствах, сломивших бы человека более слабого. Сэр Уолтер отчаянно нуждался в деньгах. Я не имею в виду просто стесненные обстоятельства. Одно дело — бедность, совсем другое — долги сэра Уолтера. Прискорбная ситуация! — и тем более прискорбная, что в ней не было вины сэра Уолтера: сам он денег на ветер не бросал, но был сыном одного мота и внуком другого. Сэр Уолтер родился в долгах. Будь он человеком иного склада, все могло бы обернуться к лучшему. Имей он склонность к флотской карьере, ему, возможно, удалось бы сделать состояние на призовых деньгах[14+]; обладай он расположением к сельскому хозяйству, возможно, завел бы в своем поместье разумное землепользование и разбогател на зерне. Даже стань сэр Уолтер министром на пятьдесят лет раньше, он мог бы ссужать государственные деньги под двадцать процентов годовых и класть прибыль себе в карман. Однако что может современный политик? Он будет скорее тратить деньги, чем зарабатывать.

• Предыдущая
• 15/194
• Следующая