Первый полет - Клармон Крис - Страница 7
- Предыдущая
- 7/65
- Следующая
— А кто эти парни? По-моему, на сегодня я уже достаточно нахлебалась и впредь намерена действовать наверняка.
— Этот изысканный ученый муж — Шэгэй Шомрон из Еврейского университета. Он естественник, и все биологические эксперименты лежат на нем.
Телосложением израильтянин напоминал блокгауз — массивный и невзрачный, но абсолютно надежный. Он выглядел бы гораздо уместнее в каком-нибудь захолустном кибуце, где одинаково легко мог бы голыми руками корчевать пни и ремонтировать автомобили даже без домкрата. Его бобрик и борода некогда были черными, но теперь изрядно поседели. Обмениваясь рукопожатием, Николь мысленно сравнила его с большим добродушным медведем и ни чуточки не удивилась, узнав, что именно так Шомрона и прозвали.
— Долговязый тролль рядом с ним — Андрей Михайлович Зимянов…
— Тролль?!
— В смысле такой же «уродливый, как…». Николь недоверчиво переводила взгляд с Ханы на Андрея и обратно.
— Ты шутишь? Вы с ним достойная пара.
В ответ Хана как-то странно посмотрела, иронично скривив губы и намекая на явно упущенные из виду обстоятельства.
— Кто-то же должен сохранять чувство меры в отношении мужчин.
— Ну-ну, к чему уж так… — Тут имя и лицо слились в памяти Николь воедино. — Постой, а он не…
— Центрфорвард скайболъной команды советских Космических Сил из Гагарина. Тот самый, что в последний раз разделал ваших под орех.
— Я видела финал. Впечатляет.
— Такое лицо не забудется. Да и фигурой Бог не обидел.
— Хана, ради Христа! Он же услышит тебя. Или Кэнфилд!
— Не бери в голову, он про меня и не такое говорит. Кстати, похоже, он весьма увлечен твоим мистером да Куна. Добьется ли он взаимности?
— Он голубой? — уточнила Николь, а про себя вздохнула: «Можно было догадаться сразу».
— Андрей-то да, я спрашиваю про Поля.
— Навряд ли. Я не интересовалась. А что, возможны проблемы?
— Сомневаюсь, — покачала головой Хана. — Андрей уже бывал здесь прежде. Это его третья дальняя экспедиция. Полагаю, он знает, чего ждать и как держаться. С точки зрения медицины он чист, как и любой из нас. Наверно, даже чище, если учитывать его опасные наклонности.
Николь долгим, пристальным взглядом посмотрела на русского, просто и естественно ставшего центром разговора. Когда же он одарил ее ослепительной улыбкой, она не могла не ответить тем же. Хотя невольно вспомнила о карантинных правилах, возбраняющих гомосексуалистам посещать Землю или, хуже того, летать в космос, если им вздумается вернуться на родную планету. Во времена юности отца Николь СПИД взял с человечества обильную дань; отголоски этой трагедии слышатся и поныне, и никому не хочется, чтобы подобные вирусы распространились за пределы атмосферы. Ирония же заключается в том, что благодаря тщательному медицинскому контролю и профилактике нравы здесь куда свободнее, чем на Земле. Николь это только радовало.
— А это кто? — Она указала на мужчину слева от Ханы.
— Ну, ты воистину с Земли свалилась! Это, душа моя, наш наемный убийца. Блюститель закона. Его золотой значок означает, что он старший комиссар, лучший из лучших. Зовут Бен Кьяри.
— По виду не скажешь.
Действительно, распознать в нем офицера охраны правопорядка было бы трудновато — густые усы, собранные на затылке в «хвостик» длинные каштановые волосы, расхлябанность, словно в его скелете недостает костей, черная форма мешком болтается на сухом, поджаром теле и украшена только золотым значком и карточкой с именем. Казалось, разговоры окружающих наскучили ему, и он вот-вот задремлет. Серебряные виски и глубокие, как у Кэнфилд, морщины вокруг глаз и рта заставляют задуматься о том, сколько же ему на самом деле лет. Не слишком привлекательное лицо несет отпечаток сурового, неукротимого нрава; Николь вспомнились старинные портреты кисти Ремингтона[3], а также настоящие ковбои, встреченные во время учебы в Академии.
Глаза их на мгновение встретились, и она улыбнулась, но он никак не отреагировал.
— Обалденный мужик, — шепнула она Хане.
— Ты ведь знаешь, что о них поговаривают, правда?
— Ну-ну, ты что, серьезно?
— Не знаю. Он первый из тех, с кем я встретилась воочию, не говоря уж о том, чтобы вместе работать. Но, по-моему, сейчас я верю в них больше, чем час назад.
Глядя на него, Николь неожиданно вспомнила, как впервые оказалась на базе ВВС в Эдвардсе, когда после завершения учебы совершала краткое турне по Испытательному авиацентру. Хотя базе уже исполнилось сто лет, она до сих пор остается Меккой для всех новоиспеченных сорвиголов-пилотов, бредящих небом и заслуживающих звания асов. В испытатели попадают лучшие из лучших, и некоторым уготована участь героев легенд. В памяти вдруг всплыл Гарри Мэкон — ему было уже под пятьдесят, а он по-прежнему мог дать сто очков вперед парням вдвое-втрое моложе. Для Николь то были счастливейшие дни; никогда в жизни она не трудилась так интенсивно и не получала столько удовольствия, как тогда. Однажды ночью, на импровизированной пирушке, они пили пиво и марочное виски, ели бифштексы и распевали песни над скалистым плато, а потом встречали рассвет. Мэкон предложил ей остаться и войти в его команду, но Николь манили звезды. Тогда Мэкон замкнулся, и некоторое время все чувствовали неловкость и скованность; теперь Николь гадала, не был ли он одним из тех, кто вышел из космической программы «без ущерба для карьеры и послужного списка», пока его не уволили под каким-либо благовидным предлогом. Затем, четыре дня спустя, во время полета Мэкона на высотном сверхсверхзвуковом штурмовике компьютер дал сбой, и вмиг самолета не стало. Найденные обломки были не крупнее ладони, так что пришлось хоронить пустой гроб.
— Николь, что с тобой?
Николь тяжело вздохнула, осушила стакан воды и лишь после этого ответила:
— Воспоминания нахлынули, вот и все. Я что-нибудь прозевала?
— Речь шла о Волчьих Сворах.
— А-а!
Поль с самого начала надеялся попасть в боевую эскадру, и это задание наверняка его не очень-то вдохновило. Должно быть, генерал это заметила и потому говорила ему:
— Старший лейтенант, шанс прославиться рано или поздно выпадает каждому. Правда, некоторые потом всю жизнь кусают локти. Но пока что вы не испытаны. Девственны.
— Оборзеть, Джуд, если будешь так на них налегать, то эти сопляки сделают пи-пи в штанишки!
Взгляды присутствующих обратились к мужчине, внезапно выросшему рядом с Кэнфилд — высокому рыжеватому блондину с аккуратной бородкой, пребывающему, судя по виду, в отличной форме.
— Прюветик, Кэт, голубка, и тебе, Дэви, — изрек он, выходя на свет. Несмотря на элегантный вечерний костюм, выправка выдавала в нем нештатского человека и даже не земляшку. Сквозь пьяную развязность угадывалась та же врожденная неукротимая энергия, что и у Кэнфилд. Этот человек привык командовать и не раз смотрел смерти в лицо. Краешком глаза Николь заметила, что Кьяри как-то подобрался. Что-то назревает, и начало не сулит ничего хорошего.
— Сколько лет, генерал, сколько зим! — Пришелец попытался склониться в полупоклоне, взмахнув рукой над столом и выплеснув содержимое бокала — отчасти в лицо Кэнфилд, но больше на китель. Николь привстала, возмущенная столь явным оскорблением, но генерал приковала ее к месту взглядом василиска и молча промокнула лицо салфеткой, пока штатский с ужасом разглядывал содеянное.
— Ой, Джуд, мне очень-очень жаль, — фиглярствовал он, нанося тем самым еще одно намеренное оскорбление. — Я жутко неповоротлив. Tres gauche! Боюсь, я пьян. Впрочем, неудивительно — это мое нормальное состояние, когда я вижусь с собратьями. Это помогает мне забыть, кто я есть… — Он выдержал паузу. — …И кем я был.
Николь заметила, что почти неприкрытый гнев в его голосе заставил Кэт Гарсиа поморщиться.
— Пойду позабочусь о мундире, — поднимаясь, сказала Кэнфилд Элиасу. — Я скоро. С вашего позволения, леди и джентльмены.
Она зашагала среди столиков. Повисло неловкое молчание, прерванное плюхнувшимся на ее место незнакомцем.
3
Фредерик Ремингтон (1861—1909) — американский художник и иллюстратор. Прославился своими живописными, скульптурными и графическими работами, изображающими жизнь американского Запада.
- Предыдущая
- 7/65
- Следующая