Тривселенная - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович - Страница 26
- Предыдущая
- 26/118
- Следующая
— Послушайте, — не выдержал Виктор, — что вы нам…
— Виктор, помолчи! — резко сказал Аркадий, сам не ожидая от себя такой вспышки. Он понимал, что Подольскому нужно хотя бы сейчас дать выговориться, его нельзя прерывать, какую бы чушь он ни нес, а потом, прослушивая запись, попробовать отсеять лишнюю информацию. В ресторане Подольский так и не решился заговорить, видимо, гибель Раскиной подействовала на него, как запирающий ключ, а сейчас он начал, по-видимому, издалека или даже вовсе не о том, но ведь он все равно дойдет до сути…
Выпада со стороны Аркадия Виктор не потерпел бы, но Чухновский тоже сделал шаг вперед и выкрикнул:
— Послушайте, как вас там! Не мешайте ему говорить!
Виктор пожал плечами.
— А… — протянул Подольский и провел рукой по лицу. — О чем это… Да, они просматривали почту. А в тот день Абрам не ответил на стук, и дверь оказалась против обыкновения заперта изнутри. Секретарь начал звать Абрама, но тот не отвечал, и это было очень странно… В общем, Яков взломал дверь, не став дожидаться возвращения Фейги с детьми. И обнаружил хозяина в постели с ножом в груди. Э… Так, во всяком случае, сказал секретарь. Но полиция не поверила, знаете ли. Якова арестовали по обвинению в убийстве…
— Почему? — быстро вставил Аркадий.
— Ну… — протянул Подольский. — Его слова о том, что комната была заперта, показались неубедительными. То есть, она действительно была заперта и замок действительно был взломан, но полиция не поверила тому, что нож уже торчал в груди Абрама, когда Яков вошел в спальню. Видите ли, если дверь действительно была заперта, в комнату никто не мог ни войти, ни выйти. Никто и никак. Слишком крепкие стены, слишком высокие окна, запертые, к тому же, изнутри. И дверь… Секретаря сразу заподозрили в том, что он убил, а потом взломал дверь, чтобы отвести от себя подозрения.
Виктор, стоя в нескольких шагах от Подольского, начал опять проявлять признаки нетерпения, и Аркадий понял, что, если Льва Николаевича прервут еще раз, нить будет потеряна, пожалуй, надолго. Он передвинул на середину стола коробочку компьютера, наклонился вперед и, чтобы Виктору было хорошо слышно, сказал:
— Официальный допрос ведет детектив Винокур Аркадий Валентинович, личный номер семнадцать двадцать три.
С этой минуты рассказ Подольского приобретал характер официального протокольного признания, которое могло быть использовано и в суде, Аркадий становился единственным человеком, официально имевшим право задавать вопросы, а Виктор с Чухновским — свидетелями, которым также могло быть в суде предоставлено слово, но только для того, чтобы удостоверить, что допрос проводился без отклонения от стандартной процедуры. Виктор, конечно, взъестся, с ним еще придется выяснять отношения, но сейчас он будет вынужден принять условия игры.
Взгляд Виктора ничего хорошего не сулил. Но и возразить Хрусталев не мог, а потому сложил руки на груди, пожал плечами и отошел в сторону. Он как бы говорил: ну поиграй, если есть охота.
Подольский не обратил внимания на игру нервов, продолжавшуюся несколько секунд и закончившуюся временной победой Аркадия. Он продолжал говорить:
— Нож, конечно, не нашли. Якова арестовали. У него были, как выяснилось, причины для того, чтобы ненавидеть собственного хозяина. Давняя история… В молодости он любил одну девушку. Они ведь были с Абрамом из одного местечка, и возраст почти одинаковый… Яков хотел на ней жениться, а Абрам девушку отбил. Не потому, что был в нее влюблен, а просто… Чтобы насолить Якову. То ли на спор, то ли… В общем, никто не знает. И никто не знает, что было потом. Как бы то ни было, девушка… э… покончила с собой. И Яков… Ну, это понятно. Через много лет он приехал в Умань, явился к Абраму, сказал, что, мол, кто старое помянет… И все такое… У него было очень сложное положение, жена умерла, детей нет, работу потерял… И Абрам то ли пожалел Якова, то ли действительно чувствовал свою вину перед ним. Он взял Якова к себе секретарем, снял ему комнату неподалеку от своего дома. Понимаете? Полиция решила, что Яков специально ждал случая, и вот…
Подольский развел руками.
— Наверно, — продолжал он, — если бы все это происходило на сто лет раньше, Якова действительно засудили бы. Про отпечатки пальцев, впрочем, и в конце девятнадцатого века никто не знал, во всяком случае, в Умани. Но судебно-медицинская служба уже кое-что понимала… В общем, врач утверждал, что удар ножом нанесли, когда Абрам был уже мертв. Понимаете? Он умер рано утром от разрыва сердца, как тогда говорили. Обширный инфаркт, как сказали бы потом. А ножом ударили в мертвое тело. И никто, к тому же, не смог доказать, что Яков не взламывал дверь. В общем, в деле были только косвенные улики, но главное — то, что умер Абрам от инфаркта. Вот…
Подольский замолчал. Он смотрел почему-то не на Аркадия, а на раввина, Чухновский же в это время занимался странным делом — снимал с полок книги, перелистывал и ставил на место.
— Какое отношение, — спросил Аркадий, — имеет эта давняя история к гибели Генриха Натановича Подольского и к его появлению в вашей квартире год назад?
— А? — непонимающе спросил Лев Николаевич, думая о своем. — Ну да, появление… Он произнес эту фразу и вошел в комнату, хотя я стоял на пороге и вовсе не собирался его впускать… Вошел и сказал: «Я раскопал это. Нашего прапрадеда казнили. И я знаю — кто».
У раввина упала книга, но он не стал ее поднимать, так и застыл с протянутой рукой.
— Понимаете, эта история с прадедом… Она была вроде как наша семейная тайна. Ну, как английские аристократы передают из поколения в поколение какие-нибудь родовые неразгаданные тайны, так и Абрам был… Мы с Генрихом, когда еще были дружны, много раз обсуждали — ударил Яков ножом или нет? И почему Абрама вдруг хватил инфаркт — он же был крепким и здоровым мужчиной… Много еще лет назад у нас возникла версия о том, что Абрама могли отравить — сейчас-то всем известно, что существуют яды, действие которых по симптомам аналогично инфаркту, и, если не знать наверняка, что человека отравили, вполне можно перепутать. А в те времена и говорить нечего… И тогда история становится еще таинственнее, ведь появляется новый претендент на роль убийцы: тот, кто пришел с Абрамом в дом, когда он возвращался с утренней молитвы, дал ему яд и ушел, оставив прапрадеда умирать. Кто? И почему? Вы понимаете, что пищи для воображения здесь было более чем достаточно, а для того, чтобы открыть истину… Не эксгумировать же на самом деле труп Абрама! В общем, когда Генрих сказал о яде, я понял о чем именно идет речь. Я подумал: может, он нашел какие-то документы… открылись какие-то обстоятельства. Я впустил его из любопытства, а оказалось…
Подольский опять замолчал, и раввин только теперь заметил, что уронил книгу. Он нагнулся, поднял том, аккуратно поставил на полку и взял следующий, продолжив свое бессмысленное занятие, начавшее действовать Аркадию на нервы.
— Что же оказалось? — спросил Аркадий.
— А?.. Вот в том-то и дело… Я все время к этому подхожу, но… Вы не поверите, потому что… Ну, не знаю… Для вас смерть Генриха — это просто уголовное дело, а на самом деле… Нет, на самом деле это, конечно, уголовное дело, кто спорит, но только… Как бы это сказать…
— Дело, которое не находится в вашей компетенции, — подсказал Чухновский, не оборачиваясь.
— Вот-вот… — обрадовался Подольский. — Именно так! По сути, Генрих убил себя сам… То есть, не сам, это не самоубийство, если быть точным, его убил тот же человек, что убил Абрама, но руками самого Генриха, точнее… м-м… точнее даже не руками, а… Нет, вы все равно…
Подольский окончательно сбился и замолчал.
— Я ничего не понял, — искренне сказал Аркадий. — Давайте я буду задавать вам конкретные вопросы, а вы отвечайте по возможности короче. Свидетелей, — Аркадий посмотрел на Виктора и Чухновского, — попрошу на время перекрестного допроса воздержаться от комментариев и дополнений.
Виктор демонстративно пожал плечами, а раввин, достав очередную книгу, начал ее внимательно читать с первой страницы.
- Предыдущая
- 26/118
- Следующая
