Сёгун - Клавелл Джеймс - Страница 41
- Предыдущая
- 41/321
- Следующая
Так Блэксорн оказался внизу, в каюте кормчего, и лег у него на койке. Бортовой журнал Родригеса с описанием маршрута лежал на морском столе, который был прикреплен к переборке, как стул кормчего ка юте. Книга была в кожаном переплете и имела подержанный вид, но Блэксорн не стал смотреть ее.
– Почему ты оставил ее? – спросил он сначала.
– Если бы я не оставил, ты бы искал ее. Но ты не тронул ее – даже не поглядел на нее без приглашения. Ты кормчий – не солдат или купец, вор или проститутка со свиным брюхом.
– Я посмотрю его, если позволишь.
– Но не без разрешения, англичанин. Кормчий так не сделает. Даже я бы не сделал!
Блэксорн мгновение смотрел на книгу, а потом закрыл глаза. Он спал крепко весь этот день и часть ночи, и проснулся перед рассветом, как всегда. Потребовалось время, чтобы приспособиться к непривычному ходу галеры и дроби барабана, который заставлял весла двигаться как одно. Он удобно лежал в темноте на спине, положив руки под голову. Блэксорн думал о своем корабле, он отбросил в сторону все беспокойство о том, что случится, когда они достигнут берега и придут в Осаку. Всему свое время. Думай о Фелисите и Тюдоре и о доме. Нет, не сейчас. Думай, что если другие португальцы похожи на Родригеса, у тебя появляется хороший шанс. Ты получишь корабль. Кормчие – не враги, и черт со всеми остальными! Но ты не можешь сказать этого, парень. Ты англичанин, ненавистный еретик и антихрист. Католики владеют этим миром. Пока владеют им. Мы и голландцы собираемся разгромить их.
Ну что за вздор все это! Католики и протестанты, кальвинисты и лютеране и прочее дерьмо. Ты родился католиком. Это просто твой рок привел отца в Голландию, где он встретил женщину, Аннеке ван Дрост, которая стала его женой, и он увидел испанских католиков, священников и инквизицию в первый раз.
«Я рад, что у него открылись глаза, – подумал Блэксорн. – Я рад, что у меня они тоже открылись».
После этого он пошел на палубу. Родригес был в своем кресле, его глаза покраснели от бессонной ночи, два японских моряка, как и прежде, стояли около штурвала.
– Можно я постою эту вахту за тебя?
– Как ты себя чувствуешь, англичанин?
– Отдохнул. Могу я постоять на вахте вместо тебя? – Блэксорн видел, что Родригес рассматривает его. – Я разбужу тебя, если ветер изменится или еще что.
– Спасибо, англичанин. Да, я немного посплю. Держись этого курса. При повороте бери на четыре градуса западней, а при следующем еще на шесть градусов западней. Ты показывай рулевому новый курс на компасе. Вакаримаска?
– Хай! – Блэксорн засмеялся. – Четыре точки западней. Спускайся вниз, кормчий, твоя койка очень удобная.
Но Васко Родригес не пошел вниз. Он только натянул пониже свой морской плащ и глубже уселся в свое кресло. Как раз перед следующим переворотом склянок он мгновенно проснулся, проверил изменение курса, не тронувшись с места, и сразу опять заснул. Еще раз, когда ветер переменил направление, он проснулся и, увидев, что нет никакой опасности, снова уснул.
Хиро-Мацу и Ябу вышли на палубу утром. Блэксорн заметил их удивление, когда они поняли, что он ведет корабль, а Родригес спит. Они не разговаривали с ним, а продолжили свой разговор и позже снова ушли вниз.
Около полудня Родригес поднялся со своего кресла и посмотрел на северо-восток, проверил направление ветра, все его чувства были напряжены. Оба кормчих посмотрели на море, небо и несущиеся облака.
– Что бы ты делал, англичанин, если бы это был твой корабль? – снова спросил Родригес.
– Я бы поплыл к берегу, если бы я знал, где он, – в ближайшую точку. У этого судна небольшая осадка, и в шторм все бы обошлось. Шторм начнется через четыре часа.
– Тайфуна не будет, – пробормотал Родригес.
– Что?
– Тайфун. Это огромные ветры – самые сильные штормы, которые ты когда-либо видел. Но сейчас не сезон тайфунов.
– Когда это будет?
– Не теперь, противник, – Родригес засмеялся. – Нет, не теперь. Но могло быть очень плохо, поэтому я не воспользуюсь твоим хреновым советом. Правь на северо-восток.
Как только Блэксорн указал новый курс и рулевой аккуратно повернул судно, Родригес подошел к поручням и закричал капитану:
– Изоги! Капитан-сан. Вакаримаска?
– Изоги, хай.
– Что это значит? Скорее?
Уголки глаз Родригеса сморщились от удовольствия.
– Тебе не вредно знать японский язык, а? Конечно, англичанин, «изоги» значит скорее. Все, что нужно здесь, это около десяти слов, и тогда ты можешь заставить педераста обосраться, если захочешь. Если им найти нужные слова, конечно, и если они в настроении. Я спущусь и поем.
– Ты и готовишь тоже?
– В Японии каждый культурный человек должен либо готовить сам, либо лично обучить этому одну из этих обезьян, либо умереть с голоду. Они все едят сырую рыбу, сырые овощи в сладком уксусном маринаде. Но жизнь здесь может быть «писскутер», если ты знаешь, как это сделать.
– «Писскутер» – это хорошо или плохо?
– В основном это очень хорошо, но иногда ужасно плохо. Это все зависит от того, как себя чувствуешь, а ты задаешь слишком много вопросов.
Родригес спустился вниз. Он закрыл дверь своей каюты на засов и тщательно проверил замки на своем ящике для карт. Волос, который он положил так осторожно, все еще был там. И такой же волос, одинаково невидимый всем, кроме него самого, который он положил на обложку своего журнала, также не был тронут.
«Ты не можешь быть слишком осторожным в этом мире, – думал Родригес. – Что страшного в том, чтобы знать, что ты кормчий «Нао дель Трато» – самого большого Черного Корабля того года из Макао? Может, и нет, потому что тогда ты должен объяснить, что это крупное судно, одно из самых богатых, крупнейших судов в мире, более чем в шестнадцать сотен тонн. Ты можешь соблазниться и сказать им все о своем грузе, о торговле и о Макао и всяких вещах, проливающих свет на многое, очень и очень личное, очень и очень секретное. Но мы воюем, мы воюем против Англии и Голландии».
Он открыл хорошо смазанный замок и вынул личный журнал, чтобы, проверить некоторые азимуты на ближайшую гавань. Его глаза наткнулись на запечатанный пакет, который священник, отец Себастьян, дал ему перед тем, как он покинул Анджиро.
«А не в нем ли лежат бумаги англичанина?» – спросил он себя опять.
Он взвесил пакет и поглядел на печати иезуита, очень желая сломать их и посмотреть самому. Блэксорн сказал ему, что голландская эскадра прошла через пролив Магеллана и еще немного. «Англичане задают массу вопросов и не охотники отвечать, – подумал Родригес. – Он проницателен, умен и опасен».
«Это его бумаги или нет? Если это они, зачем они святым отцам?»
Он пожал плечами, думая об иезуитах, францисканцах и остальных монахах, священниках и инквизиции. «Есть хорошие священники и плохие священники, и в основном среди них плохие, но они все же священники. Церковь должна иметь священников, и без них, если бы они не вступались за нас, мы заблудшие овцы в сатанинском мире. О Мадонна, защити меня от всех дьяволов и плохих священников!»
Родригес был в своей каюте с Блэксорном в Анджирской гавани, когда дверь открылась и без приглашения вошел отец Себастио. Он кинул взгляд на остатки пищи.
– Ты преломляешь хлеб с еретиком? – спросил священник. – Есть с ними опасно. Они все заразные. Он сказал тебе, что он пират?
– Христианин должен быть великодушен со своими врагами, отец. Когда я был в их руках, они были благородны со мной. Я только возвращаю им их милосердие. – Он стал на колени и поцеловал крест священника. После этого встал и, предлагая вино, сказал: – Как я могу помочь вам?
– Я хочу попасть в Осаку. Вашим кораблем.
– Я пойду и сразу спрошу их. – Он ушел спросить капитана, и просьба постепенно дошла до Тода Хиро-Мацу, который ответил, что Торанага ничего не говорил о доставке иностранного священника из Анджиро, поэтому он сожалеет, что не может взять его на борт.
Отец Себастио хотел поговорить с Родригесом наедине, поэтому он выслал англичанина на палубу и потом, в тишине каюты, вынул запечатанный пакет.
- Предыдущая
- 41/321
- Следующая
