Любовь до гроба - Орлова Анна - Страница 21
- Предыдущая
- 21/90
- Следующая
Когда гости откланялись, София поскорее улеглась в постель. День выдался насыщенным, а потому мысли еще некоторое время не давали ей уснуть, навязчиво крутились в голове.
«Я была неправа относительно Шеранна, – рассудила она в полудреме. – Он вовсе не такой бесчеловечный и неприятный тип…»
Глава 9
Новый день наступил для Софии необыкновенно рано. Она проснулась, едва часы пробили пять, и с немалым удивлением осознала, что прекрасно выспалась.
Молодая женщина приподнялась на постели, зябко поежилась – ночи еще были холодными, а топить камин в спальне считалось непомерной роскошью. Как же плохо быть бедной! Считать каждое полено в очаге и каждый кусочек масла к завтраку, жечь дешевые (нестерпимо коптящие и воняющие) сальные свечи, носить одно и то же платье…
Однако долго сожалеть о том, чего не изменить, совершенно не в характере Софии.
Она отбросила одеяло, опасливо потрогала босой ногой пол, как кошка пробует лапой воду, вздохнула и на цыпочках пробежала к окну.
Госпожа Чернова, конечно, могла приказать растопить камин, вот только настоять на исполнении оного приказа было, по меньшей мере, затруднительно.
«У всех слуги как слуги, а у меня няньки!» – подумала София со смешанным чувством нежности и раздражения. Бесспорно, такая забота отрадна, но домовые чрезмерно опекали как саму хозяйку, так и ее финансы. Это заставляло госпожу Чернову еще сильнее горевать о смерти супруга, в присутствии которого домовые делались шелковыми. Она вспомнила, как всего лишь иронично приподнятая бровь господина Чернова заставляла норовистых слуг смущенно и послушно выполнять все распоряжения…
София будто воочию увидела, как морщится Лея и занудным тоном выговаривает хозяйке о неразумности чрезмерных трат, приводит веские доводы и оперирует точными цифрами. А Стен, несомненно, лишь прикурит свою трубку и пробормочет что-то вроде: «Гипергедония!» Редчайший случай – домовой пристрастился к табаку (сугубо человеческая дурная привычка) и, более того, чрезвычайно гордился своей оригинальностью.
Страстью Стена являлись философские трактаты, коих в библиотеке Чернов-парка насчитывалось немало, и он любил вставить какое-нибудь краткое, но емкое словцо. Возможность ввернуть нечто заковыристое и глубокомысленное доставляла ему несказанное удовольствие, и домовой охотно пользовался любым поводом для этого. Впрочем, его реплики понимала только хозяйка, чем внушала домовому немалое почтение.
Госпожа Чернова чуть улыбнулась, понимая, что домовые тайком гордились ею, хотя не упускали случая поворчать.
София не получила академического образования и даже не имела гувернантки, но ее никак нельзя было назвать невежественной – в семье профессора невозможно оставаться малограмотной.
Отец еще в малолетстве учил детей читать, декламировал им древние трактаты вместо сказок и взахлеб рассказывал о последних открытиях и научных загадках…
Мать же, на первый взгляд кроткая и тихая, правила домом воистину железной рукой, не позволяя отпрыскам увиливать от занятий, а иногда и сама рассказывала о далеком Муспельхейме, огненной стране, откуда она была родом. Профессор встретился с нею в одной из своих экспедиций и увез с собою, проигнорировав как мнение родни девушки, так и соображения своих сородичей. Матери Софии наверняка нелегко было обучиться правилам поведения в приличном обществе, да и заставить упертый и закоснелый в своих предрассудках свет принять дикарку, к тому же из враждебной Мидгарду страны, – задача весьма нелегкая. Но она оказалась вполне по плечу мягкой с виду девушке, последовавшей за любимым в прямом смысле на край света, хотя семейство все равно предпочитало по возможности не афишировать ее происхождение. Впрочем, она быстро приобрела положенные манеры и светский лоск, а вскорости родила одного за другим четверых детей. После выхода на покой профессор удалился подальше от шумного Альвхейма и выбрал тихий городок, неподалеку от которого приобрел имение.
София припомнила, как вся семья ненастными зимними вечерами усаживалась у камина и зачарованно слушала негромкое повествование о стране, покрытой раскаленными песками. Нелюдимый, опасный, но невыразимо прекрасный край, исковерканный Рагнарёком и потому малопригодный для жизни.
Там днем яростное солнце было готово сжечь все живое дотла, а ночью ледяной ветер пронизывал до костей. Там самая большая ценность – вода. Там люди живут кланами, объединяясь ради борьбы за жизнь с безжалостной пустыней. Там небо похоже на бирюзу – такое же яркое и безжизненное…
Когда-то Муспельхейм принадлежал огненным великанам. Во время Рагнарёка они отправились на север, подобно южному ветру, стремясь предать огню все живое. Последняя битва дорого им обошлась – в живых остались лишь пятеро, впоследствии принявших под свою руку весь остаток Муспельхейма. Они дозволили жить в своих землях лишь людям и оркам, даже помогали, требуя взамен беспрекословного повиновения.
Странные обычаи и непривычная пища, старинные легенды и тяготы жизни в пустыне – все это будто оживало с пугающей дикостью и во всем своем величии…
София печально улыбнулась, вспомнив родителей и те волшебные дни детства. Сколько лет прошло, а воспоминания, как живые! Помнится, она тайком мечтала побывать на родине матери, увидеть собственными глазами все, что та живописала…
Но маленькая девочка выросла и научилась понимать, что Муспельхейм – давний враг ее родного Мидгарда, что война – вещь далеко не столь благородная, как пишут в романах, а одинокую женщину, вступившую на земли пустынной страны, ждут вовсе не приключения, если таковыми не считать конечно же продажу в чей-то гарем…
Мало кто из северных жителей осмеливался ступать на огненные земли, ведь великан Сурт, владыка Муспельхейма, ненавидел Мидгард. Со времен Последней битвы великаны рвались на север, где находилась роща Ходдмимир, неподвластная пламени и огненному мечу Сурта…
Теперь же, после трагической гибели родителей, Софии было мучительно, но одновременно удивительно сладостно вспоминать безмятежные дни детства.
Силясь отвлечься, молодая женщина распахнула тяжелые шторы и замерла в восхищении: стеснительная Соль залила окоем розовой краской, смущенная, что ее застали в столь ранний час в полном неглиже…
Вдоволь налюбовавшись стыдливой зарей, София накинула халат – некогда бирюзовый, а после смерти господина Чернова перекрашенный в тот же ненавистный, но приличествующий вдове цвет воронова крыла.
Таков ее жребий – вести смиренное и тихое существование, кутаться в невзрачные одежды, наблюдать со стороны чужое счастье… Да и эта провинциальная безмятежность уже трещала по швам, угрожая порваться с треском при малейшем дуновении новой сплетни.
София встряхнула головой, поправила чепец и решительно отправилась завтракать. Ей были не по нутру мрачные размышления, тем паче что дел предстояло немало. Визиты к госпоже Дарлассон, господину Нергассону, а также к дочерям покойного Ларгуссона должны были отнять много времени и, несомненно, требовали немалых душевных сил.
Госпожа Чернова спустилась вниз. Все равно в доме, кроме домовых, никого не было, а их не смутит ее появление в дезабилье.
Дом будто вымер: не суетилась на кухне Лея, готовя что-нибудь вкусненькое к завтраку, не ворчал под нос Стен, убираясь в столовой… Словом, не было заметно обычных утренних забот и дел, хотя в этот час домовые обычно уже вовсю занимались хозяйством. Предчувствие неотвратимой беды вдруг сжало сердце Софии.
В этот момент открылась входная дверь, и в дом вошла Лея. Домовая громко хлопнула дверью и раздраженно швырнула на столик тряпку. Молодая хозяйка замерла, во все глаза разглядывая домоправительницу, которая впервые на ее памяти ругалась непотребными словами, негромко, но вполне отчетливо. Тут Лея подняла голову, заметила госпожу Чернову и соизволила слегка смутиться (впрочем, извиняться за брань не стала), еще сильнее нахмурилась и пробормотала что-то вроде приветствия.
- Предыдущая
- 21/90
- Следующая
