Ангелология - Труссони Даниэль - Страница 7
- Предыдущая
- 7/110
- Следующая
В тот день Анджела волновалась. Крепко сжимая руку Эванджелины, она повела ее через внутренний двор университета — по крайней мере, Эванджелина думала, что это был университет, — с большим каменным портиком и множеством людей. Здание выглядело очень старым, даже древним, но в Париже все казалось древним по сравнению с Америкой, особенно на Монпарнасе и в Латинском квартале. Но одно Эванджелина знала точно: Анджела кого-то искала. Она тащила дочь сквозь толпу и до онемения сжимала ее руку, показывая, что надо спешить. Наконец с ними поздоровалась женщина средних лет. Подойдя ближе, она расцеловала мать в обе щеки. У женщины были темные волосы и прекрасные точеные черты лица — в точности как у матери, но слегка смягченные возрастом. Эванджелина узнала свою бабушку Габриэллу, но ей нельзя было говорить с ней. Анджела и Габриэлла были в ссоре, как обычно, и Эванджелина понимала, что лучше не вмешиваться. Много лет спустя, когда они с бабушкой жили в Штатах, Эванджелина получше узнала Габриэллу. И только тогда она стала понимать ее.
Хотя прошло очень много лет, Эванджелина до сих пор жалела, что из всей прогулки с матерью ей хорошо запомнилась только блестящая кожа ее коричневых сапожек, в которые были заправлены потертые джинсы. Почему-то Эванджелина помнила все о сапожках — удобные каблучки, застежки-молнии от лодыжки до икры, стук подошв о каменную мостовую, но не могла вызвать в памяти форму рук, очертания плеч Анджелы. Туман времени скрыл от нее образ матери.
Больше всего Эванджелину мучило то, что она не помнила материнского лица. По фотографиям она знала, что Анджела была высокой, стройной и красивой. Волосы она часто прятала под кепку, как французские актрисы шестидесятых, играющие мальчиков. Но на каждой фотографии лицо Анджелы было настолько разным, что Эванджелина не могла представить ее себе. В профиль ее нос казался острым, а губы — тонкими. Вполоборота щеки оказывались полными, а скулы — высокими, как у азиатки. Когда же она смотрела прямо в объектив, все затмевали большие голубые глаза. Лицо матери менялось в зависимости от освещения и положения камеры, не создавая цельного впечатления.
Отец Эванджелины не хотел говорить об Анджеле после ее смерти. Если Эванджелина спрашивала о ней, зачастую он просто отворачивался, словно не слышал вопроса. Но иногда, открыв за ужином бутылку вина, он выдавал немного информации — например, о том, что Анджела могла всю ночь провести у себя в лаборатории и возвращалась домой лишь под утро. Как она была настолько поглощена работой, что повсюду оставляла книги и бумаги; как мечтала жить возле океана, подальше от Парижа; как счастлива была появлению Эванджелины. За все годы, пока они жили вместе, отец никогда подробно не рассказывал о ней. И все же, когда Эванджелина спрашивала о матери, его поведение менялось, словно воспоминания в равной мере приносили боль и утешение. Ненавидя и любя прошлое, отец, казалось, одновременно и радовался воспоминаниям об Анджеле, и убеждал себя в том, что их вовсе не существует. Эванджелина была уверена, что он не перестал любить ее. Он никогда больше не женился, и в Америке у него было мало друзей. Много лет он каждую неделю звонил в Париж и часами говорил на языке, который представлялся Эванджелине столь великолепным и музыкальным, что она сидела на кухне и просто слушала.
Когда ей исполнилось двенадцать, отец привез дочь в Сент-Роуз и поручил женщинам — они стали ее наставницами, поддерживая веру в мир. Честно говоря, вера походила на драгоценное, но недосягаемое вещество, которым владеют многие, но в котором ей было отказано. Прошло много времени, пока Эванджелина поняла, что отец ценил повиновение больше веры, обучение — больше способности к творчеству, а сдержанность — больше эмоций. Она погрузилась в пучину повседневности и обязанностей и надолго потеряла из виду мать, бабушку, себя саму.
Отец часто навещал ее. Он сидел рядом с ней на диване в общей комнате, наблюдая за дочерью с огромным интересом, как будто она была экспериментом, а он следил за результатами. Отец пристально вглядывался в ее лицо, словно в телескоп, через который, если постараться, можно рассмотреть черты любимой жены. Но, честно говоря, Эванджелина вообще не походила на мать. Она была очень похожа на бабушку, Габриэллу. Этого сходства отец не хотел замечать. Он умер три года назад, но, пока был жив, не переставал верить в то, что его единственный ребенок напоминает ему жену.
Эванджелина сжала в руке цепочку. Острый кончик лиры вонзился в ладонь. Она знала, что должна спешить — пора в библиотеку, и сестры могли хватиться ее. Поэтому она заставила мысли о родителях отступить и сосредоточилась на своей задаче.
Наклонившись к полу, она заскользила пальцами по грубой кладке башенной стены, пока не почувствовала едва заметное движение в третьем ряду снизу. Вставив в щель ноготь, она приподняла кирпич и вытащила его. Из тайника Эванджелина достала узкую стальную коробку. Прикоснувшись к холодному металлу, она забыла обо всем.
Эванджелина поставила перед собой коробку и сняла крышку. Внутри была маленькая записная книжка — блокнот, перевязанный кожаным ремешком с золотой застежкой в форме ангела с длинным и тонким телом. Глаз ангела был сделан из голубого сапфира. Если нажать на крылья, застежка отщелкивалась, и книжка раскрывалась. Кожаная обложка потерлась, переплет потрескался от времени. На первой странице золотом было вытеснено слово «Ангелология». Листая блокнот, Эванджелина пробегала взглядом по нарисованным вручную картам, примечаниям, написанным цветными чернилами, изображениям ангелов и музыкальных инструментов на полях. В середине книжки была музыкальная партитура. Много страниц было заполнено данными сравнительно-исторического анализа и библейскими сведениями, а последняя часть дневника была исписана цифрами и вычислениями, которых Эванджелина не понимала. Дневник принадлежал ее бабушке. Теперь им владела Эванджелина. Она провела рукой по кожаной обложке, желая понять, какую тайну скрывает блокнот.
Эванджелина достала фотографию, прикрепленную к задней обложке. На фото мать и бабушка обнимали друг друга. Снимок был сделан в год рождения Эванджелины. Сравнив дату на краю фотографии с датой своего рождения, она пришла к выводу, что мать была в то время на третьем месяце беременности, хотя этого вообще не было заметно. Эванджелина смотрела на нее с болью в сердце. Анджела и Габриэлла на фото были счастливы. Эванджелина отдала бы что угодно за возможность снова оказаться рядом с ними.
Она постаралась вернуться в библиотеку с веселым выражением лица, тщательно скрывая одолевавшие ее мысли. Огонь погас, поток холодного воздуха пролетел от каменного камина в центре комнаты и коснулся края ее юбки. Эванджелина взяла со стола черный жакет, накинула его на плечи и подошла к камину. Долгими зимними месяцами топили постоянно, и кто-то из сестер, должно быть, оставил дымоход приоткрытым. Вместо того чтобы закрыть дымоход, Эванджелина полностью открыла его. Она взяла сосновую ветку из охапки на деревянной полке, положила на железную решетку, а вокруг набросала бумагу и подожгла ее. Сжимая медные ручки мехов, она раздула огонь.
Эванджелина очень недолго изучала тексты об ангелах, которые принесли монастырю Сент-Роуз такую славу в теологических кругах. Некоторые из них, например история изображения ангелов в искусстве, а также работы серьезных ангелологов, включая современные копии средневековой ангелологической схемы, исследования Фомы Аквинского и святого Августина о роли ангелов во Вселенной, хранились в библиотечном собрании с 1809 года, когда был основан монастырь. На полках можно было найти множество ангеломорфических исследований, хотя они были слишком уж заумными и не вызывали у сестер большого интереса, особенно у младшего поколения, которое, по правде говоря, почти не тратило времени на ангелов. В библиотеке была представлена и более популярная литература по ангелологии, несмотря на ее неприятие монахинями, — книги о различных культах почитания ангелов в древнем и современном мире, об ангелах-хранителях. Еще там было много альбомов по искусству с гравюрами, и среди них — огромное количество изображений ангелов кисти Эдварда Берн-Джонса, которые Эванджелина особенно любила.
- Предыдущая
- 7/110
- Следующая
