Герой снов - Клейпас Лиза - Страница 32
- Предыдущая
- 32/78
- Следующая
– Остальное я сделаю сама, - коротко проговорила Эмма, жестом отсылая горничную прочь. - Спасибо, Марфа. Спокойной ночи, - добавила она по-русски.
– Спокойной ночи, ваша светлость, - ответила служанка тоже по-русски и выскользнула из спальни.
Эмма натянула батистовую ночную рубашку с вышивкой и легла в постель, задержавшись лишь для того, чтобы вытащить из волос шпильки. Лежа в темноте, укрытая по грудь простыней, она пыталась вызвать в памяти лицо Оливера Брикстона во всех подробностях. Интересно, похожа ли Шарлотта Брикстон на брата? Такие же у нее круглые щеки, редкие русые волосы? "Надеюсь, Адам, что ее мешок с деньгами достаточно толст, чтобы тебя удовлетворить… если тебе хотелось именно этого", - мрачно подумала Эмма.
Она вспомнила последнее свидание с Адамом на балу у Ангеловского, теплый взгляд карих глаз, мальчишескую улыбку, прикосновение губ к ее губам, его голос, повторявший: "Я тебя обожаю…" Слеза выползла у нее из-под ресниц, и она уткнулась лицом в подушку, чтобы сдержать подступавшие к горлу рыдания. Свернувшись в клубочек, она почти задремала, когда в темноте послышался шорох. Эмма перекатилась на спину и сонно буркнула что-то вопросительное. И в этот миг на нее навалилось тяжелое тело с напряженными, как струны, мышцами. Одурманенная сном, она решила, что это ей чудится, что в сновидении на нее набросился тигр Маньчжур. Но жаркое мужское дыхание обожгло ей ухо, и она потрясенно поняла, что это ее муж.
– Николай?!
Он пригвоздил ее к постели своим весом, и хотя оставался одетым, но настойчиво тычущаяся в ее бедра твердость его возбужденной плоти не оставляла никаких сомнений. Ахнув от удивления, Эмма забилась, пытаясь освободиться. Полное винных паров дыхание било ей в ноздри.
– Ты принадлежишь мне, поняла? - прозвучал над ней насмешливый голос Николая. - Я владею тобой, каждый чертов дюйм твоего тела - моя собственность. Думаешь, я не понял сегодня, чего тебе хотелось? Я наблюдал, как ты улыбалась Брикстону, как флиртовала с ним, когда он заглядывал за корсаж твоего платья! Ты хотела, чтобы я приревновал тебя, моя хитренькая женушка, но ничего у тебя не вышло. Я никогда не стану тебя ревновать.
Оправившись от потрясения, Эмма ткнула его острым локтем в ребра, воскликнув сдавленным голосом:
– Слезь с меня, пьяный осел!
Николай перевернул ее совсем навзничь и вжался в нее, раздвигая телом ее бедра. Он тяжело дышал от страсти, от ярости, от какой-то взрывчатой смеси обоих этих чувств.
– Ты хочешь меня узлом завязать, душу мою забрать, - бормотал он. - Но тебе не удастся вынудить меня чувствовать то, что я чувствовать не желаю. Я никогда тебя не полюблю.
– Да кто тебя просит об этом? - возмущенно откликнулась Эмма и замолчала, замерла, каким-то мгновенным наитием осознав, чего Николай боится.
Она поняла, что он отчаянно борется с собственными чувствами к ней. Полная робкого недоверия, она потянулась к призрачной фигуре и коснулась всклокоченных волос, его виска…
– Ник… - прошептала она.
Он резко отпрянул, яростно крикнув:
– Не зови меня так!
– Трус, - промолвила она, и в голосе ее ясно послышался упрек. - Почему ты так боишься моей близости?
Эмма ощутила, как содрогнулось от гнева его тело. Он сидел верхом на ее бедрах, и от ярости мышцы его судорожно сжались. Прошло мгновение молчания, и Николай, издав жалобный стон поражения, склонился над ней. Его губы, жадные, страстные, нашли ее рот, а руки сорвали ночную рубашку, добираясь до податливого, манящего тела. Она задвигалась, помогая ему, освобождаясь от своей и его одежды, разрывая тонкую ткань рубашки, с таким пылом дергая брюки, что пуговицы полетели с них в разные стороны.
Когда сорванная одежда легла на пол беспорядочной кучкой, Николай прижался к ней обнаженным телом, кожей к коже. Прильнув губами к сладостной нежности ее шеи, он медленно, покусывая, посасывая, полизывая упругое податливое тело, повел их вниз к груди и далее. Эмма, постанывая от блаженства, раскрыла бедра ему навстречу и протянула руку, чтобы направить его в себя. Его напрягшаяся плоть заполнила ее лоно, и она затрепетала в экстазе, вздымаясь вверх, чтобы вобрать его в себя еще глубже, еще больше. Внезапным движением он перекатился на спину, и Эмма, ахнув, взметнулась над ним, оседлала и ритмично задвигалась, наслаждаясь его возбужденным телом.
Николай, притянув ее к груди и сжав в объятиях, направлял свои вонзающиеся удары в самую ее сердцевину. Эмма скользнула ртом к его уху и прикусила нежную мочку, вызвав страстное рычание. Тесно сомкнувшись с его долгим, изборожденным рубцами телом, она ощущала, как накатываются на нее одна за другой волны жгучего, все возрастающего волнения, пока не растворилась, не расплавилась в огненной лаве оргазма. Корчась в невыразимо сладкой муке, она с рыданием уткнулась лицом в его шею. Почти одновременно содрогнулся судорогой такого же наслаждения Николай. Его дыхание со свистом втягивалось сквозь сжатые зубы. Беспомощно всхлипнув, он толкнулся в нее еще раз и задержался внутри, в жаркой влажной глубине.
Зная, что он не любит, чтобы его долго касались, Эмма начала было откатываться. Но Николай удержал ее, резко сжав бедра и продолжая прижимать к себе. Так пролежали они несколько минут, медленно расслабляясь, выравнивая дыхание, а прохладный воздух спальни постепенно осушал испарину на спине Эммы. Новое, незнаемое прежде ощущение овладело ею - ощущение покоя и мира. Под ее ухом мерно стучало сердце Николая, его ладони бережно ласкали ее бедра и ягодицы. Кудри на виске шевелило его жаркое дыхание, твердые мужские губы прошлись по щеке. Это была самая нежная и добрая ласка с начала их знакомства. Она погружалась в сон, слишком усталая, чтобы воспротивиться, когда позже ночью он выскользнул из постели и покинул ее.
Первое, что заметила Эмма, проснувшись поутру, это примятую соседнюю подушку. Лежа среди сбившихся простыней, она испытывала странную легкость, почти головокружение. Прошлая ночь с Николаем отличалась от всех предыдущих. Он вел себя пылко, можно сказать, свирепо. А мгновение последовавшей за близостью нежности было… Словом, они будто пересекли какую-то границу, которую Николай ранее не собирался нарушать.
Вспоминая происшедшее, Эмма вспыхнула алым румянцем, не в силах объяснить охватившее ее волнение даже себе самой. Что сегодня скажет ей Николай? Как себя поведет?
Она долго нежилась в ванне, а потом надушила запястья и шею пряными духами, перевязала волосы на затылке жесткой лентой персикового цвета. Марфа помогла ей нарядиться в белую блузку с множеством оборок и персикового цвета юбку. В юбке на боку был глубокий карман, украшенный поверху шелковой розеткой. Поглядевшись в зеркало, Эмма порадовалась своему ухоженному виду и отправилась вниз к завтраку, как раз когда часы пробили девять. Ей доставило удовольствие обнаружить за столом Николая, хоть и скрывшегося от ее глаз за газетой, которую он держал перед собой как щит. Он не удосужился подняться или даже глянуть в ее сторону, лишь старательно и неторопливо перелистывал страницы.
– Доброе утро, - жизнерадостно произнесла Эмма.
Газета опустилась на несколько дюймов, открыв непроницаемое лицо мужа. Волосы его были еще влажными от утреннего умывания, золотистая, тщательно выбритая кожа поблескивала. Эмма подумала: не постарался ли и он выглядеть сегодня получше?
– Не часто мы завтракаем вместе, - заметила она, усаживаясь рядом. - Обычно в этот час я уже занимаюсь животными.
– Почему же сегодня иначе?
– Ну… сегодня нет ничего такого, о чем не могли бы позаботиться слуги. Обычная рутина.
Впервые с незапамятных времен ей захотелось потратить утренние часы не на уход за животными, а совсем на другие занятия. Сердце ее забилось чаще при мысли, что, возможно, Николай предложит ей провести день вместе с ним. Они могли бы покататься верхом, или погулять вдвоем, или пройтись по лавкам…
- Предыдущая
- 32/78
- Следующая
