Тайны летней ночи - Клейпас Лиза - Страница 8

• Предыдущая
• 8/67
• Следующая

— Я сказал бы, что если вам так уж не терпится очернить репутацию дамы, — зловеще учтивым тоном начал Саймон, — не мешало бы иметь при этом неопровержимые доказательства своих слов.

— Иисусе, но ведь сплетни не требуют доказательств, — возразил Бердик, лукаво подмигнув. — А время вскоре выявит истинную натуру леди. У Ходжема просто не хватит средств на содержание такой красотки: рано или поздно она потребует больше, чем он способен дать. Предсказываю, что в конце сезона она уплывет к парню с карманами потуже.

— То есть моими, — мягко добавил Саймон.

Бердик потрясенно мигнул. Улыбка слиняла с физиономии: очевидно, он не верил собственным ушам.

— Что за…

— Два года я наблюдал, как вы и орава кретинов, с которыми вы общаетесь, вожделели эту девушку, — процедил Саймон. — Считайте, что отныне вы потеряли свой шанс.

— Потерял свой… Что вы хотите этим сказать? — негодующе вопросил Бердик.

— То, что я причиню не только физическую, но и моральную боль, не говоря уже о финансовых потерях, первому же, кто осмелится охотиться на моей территории. А тому, кто следующим повторит слухи, порочащие мисс Пейтон, я заткну их в глотку своим кулаком, — объяснил он, оскалив зубы в тигриной усмешке. — Да, и передайте это каждому, кто так или иначе заинтересован в даме.

С этими словам он спокойно удалился, оставив напыщенного подонка смотреть ему вслед с открытым ртом.

Вернувшись домой с престарелой кузиной, обычно сопровождавшей ее на балы, Аннабел неторопливо вошла в пустой, выложенный каменными плитами холл и замерла при виде цилиндра, стоявшего на полукруглом столе с зубчатыми краями, придвинутом к стене. Дорогой серый цилиндр с лентой из темно-красного атласа, резко отличавшийся от обычных черных шляп, которые, как правило, носили джентльмены. Слишком часто видела Аннабел этот цилиндр, притаившийся на столе, как свернувшаяся кольцами змея.

Рядом была прислонена модная трость с усаженным бриллиантами набалдашником. Аннабел с трудом сдержала живейшее желание смять тулью цилиндра ударом трости, предпочтительно когда вышеуказанный головной убор будет украшать голову своего хозяина. Но вместо этого с тяжелым вздохом стала подниматься наверх, мрачно сдвинув брови.

Она как раз добралась до площадки второго этажа, когда из гостиной вышел грузный мужчина и уставился на нее с невыносимо наглой ухмылкой, облизывая губы. Лицо раскраснелось от чрезмерных возлияний, вздыбленная прядь зачесанных поперек лысины волос болталась, как петуший гребень.

— Лорд Ходжем, — сухо приветствовала Аннабел, проглотив комок унижения и ярости, застрявший в горле. Ходжем был одним из немногих в мире людей, которых она искренне ненавидела. Так называемый друг покойного отца, Ходжем посещал их дом не слишком часто, но никогда днем и в установленные для визитов часы. Он приезжал поздно ночью и вопреки правилам приличия проводил время наедине с Филиппой, матерью Аннабел, в ее комнате, за закрытыми дверями. И Аннабел не могла не заметить, что после его визитов самые неотложные счета каким-то таинственным образом оплачивались, а разгневанные кредиторы успокаивались и переставали донимать семейство Пейтон. Но Филиппа неизменно становилась нервной, раздражительной и молчаливой.

Аннабел с трудом верила, что мать, слывшая женщиной порядочной и строгих правил, способна продавать свое тело за жалкие подачки, и все же это было единственным разумным объяснением, наполнявшим девушку стыдом и яростью. Но гнев был направлен не на мать, скорее на то положение, в котором они очутились по воле судьбы. И на себя, что до сих пор не смогла заполучить мужа. Слишком много времени ушло на то, чтобы понять: какой бы красивой и очаровательной она ни была, как бы искренне ни интересовались ею мужчины, предложения она не получит. По крайней мере пристойного.

С самого своего дебюта Аннабел постепенно пришла к выводу, что мечты о красивом, воспитанном поклоннике, который влюбится в нее и решит все проблемы, были всего лишь наивной фантазией. Окончательное разочарование наступило во время третьего сезона. И теперь, к концу четвертого, непривлекательный образ Аннабел — фермерской жены — становился все реальнее.

Аннабел с каменным лицом попыталась молча пройти мимо Ходжема. Но на плечо легла мясистая рука. Аннабел, дрожа от омерзения, отпрянула так порывисто, что едва не упала.

— Не касайтесь меня, — прошипела она, злобно глядя в багровую физиономию, на которой ярко выделялись голубые глаза.

Ходжем с ухмылкой опустил ладонь на перила, не давая ей подняться на площадку.

— Так негостеприимна, — пропищал он неестественно высоким голосом, которым природа часто награждает высоких мужчин. — После всего, что я сделал для вашей семьи…

— Вы ничего для нас не сделали, — сухо перебила Аннабел.

— Да если бы не моя щедрость, вас выкинули бы на улицу еще два года назад.

— И вы предлагаете, чтобы я кланялась и благодарила, — брезгливо бросила Аннабел. — Грязный стервятник!

— Я не взял ничего силой. Все было предложено мне добровольно, — хмыкнул Ходжем, сжимая ее подбородок. Влажные толстые пальцы, словно дождевые черви, скользнули по нежной коже, и Аннабел невольно сжалась. — Говоря по правде, все это не очень интересно. Твоя мать, на мой вкус, слишком ручная.

Он наклонился ближе, и запах застарелого пота, который не мог перебить даже сильный аромат дорогого одеколона, ударил в ноздри Аннабел.

— Может, в следующий раз я возьмусь за тебя, — пробормотал он, вне всякого сомнения, ожидая, что девушка заплачет, покраснеет или взмолится.

Но вместо этого она пронзила его ледяным взглядом.

— Тщеславный старый дурак, — спокойно ответила она. — Пожелай я стать чьей-то любовницей, неужели не нашла бы кого-то получше?

Ходжему удалось изобразить улыбку, хотя Аннабел с удовольствием заметила, что это потребовало некоторых усилий.

— Не слишком мудро с твоей стороны наживать врага вроде меня. Не сомневайся, я сумею донести до нужных людей те слова, которые окончательно уничтожат вашу семью, без всякой надежды на будущее, — прошипел он и, беззастенчиво разглядывая потертую ткань ее корсажа, презрительно улыбнулся. — На твоем месте я не был бы так высокомерен, особенно когда одеваешься в обноски и фальшивые драгоценности.

Аннабел вспыхнула и рассерженно оттолкнула руку, тянувшуюся к ее корсажу. Ходжем, весело хмыкнув, стал спускаться вниз. Аннабел молча выжидала. Услышав стук входной двери, она сбежала в холл, повернула ключ в замке, оперлась ладонями о массивную дубовую панель и прислонилась к ней лбом. Прошло несколько минут, прежде чем она смогла отдышаться.

— Ну это уже предел, — пробормотала она, дрожа от ярости.

Больше никаких Ходжемов, никаких неоплаченных счетов… довольно они все страдали. Необходимо как можно скорее найти мужа, и охота с последующими празднествами, которые устраивает граф в Гемпшире, — самая подходящая для этого возможность. Но если ничего не удастся…

Она медленно скользнула руками по панели, оставляя влажные следы. Что же, если ничего не удастся, она всегда может стать содержанкой. Хотя никто не хочет бесприданницу в жены, немало джентльменов готовы жить с ней в грехе. Если умно себя повести, можно заработать целое состояние. Но как страшно представить, что ее больше никогда не примут в порядочном обществе… что бывшие подруги ее отринут и перестанут здороваться, что ее будут ценить только за постельные таланты. Конечно, можно жить в добродетельной бедности: шить, стирать белье или стать гувернанткой, что бесконечно более опасно, ибо молодая женщина в этой должности становится легкой добычей любого негодяя. Да и жалованья будет недостаточно, чтобы прокормить мать или Джереми, которому тоже придется идти работать. Похоже, моральные принципы им не по карману. Они живут в карточном домике, и малейшее сотрясение вызовет катастрофу.

Наутро Аннабел сидела за завтраком, сжимая фарфоровую чашку ледяными пальцами. Хотя чаю больше не осталось, все же стенки еще хранили тепло. В глазури темнела крошечная щербинка, и Аннабел машинально терла ее большим пальцем. Заслышав шаги матери, она не подняла глаз.

• Предыдущая
• 8/67
• Следующая