Жемчужина Санкт-Петербурга - Фернивалл (Фурнивэлл) Кейт - Страница 74

• Предыдущая
• 74/103
• Следующая

Дверь с трещиной приоткрылась.

— Опять вы?

Прием мог быть более радушным. Всетаки Валентина пришла сюда через весь заснеженный город не для того, чтобы поглазеть на Вареньку.

— Да, опять я.

Дверь открылась шире, и девушка вошла в комнату. Помещение выглядело лучше, чем в прошлый раз. Стало чище и светлее. В углу постариковски ворчал огонь, из горшка на столе поднимался запах горячей еды. Варя была в ярком платке.

— Похоже, вы устроились на работу, — заметила Валентина.

— Да.

— Я рада за вас.

Она думала увидеть улыбку или даже услышать благодарность, ведь она сдержала слово и порекомендовала женщину на должность уборщицы в модный дом мадам Анжелик, но, похоже, Вареньке были незнакомы правила хорошего тона.

— Что ей нужно?

Голос раздался с кровати. На ней, растянувшись, лежал Иван, раздетый до пояса и с расстегнутыми брюками. Валентина поняла, что пришла не вовремя, и ее щеки тут же вспыхнули.

— Добрый вечер, Иван, — смущенно произнесла она.

В госпитале она часто видела раздетых мужчин, даже бывало, что и совсем голых, но это было совсем другое. В том, как он подложил под голову мускулистые руки, Валентина почувствовала некоторую агрессивность. Грудь его скрывали густые черные волосы, маленькие яркие глаза смотрели неприветливо.

— Я пришла поговорить с вами, — сказала девушка.

Иван опустил ноги на пол, но остался сидеть на краю кровати, поставив локти на колени. Застегивать брюки он, похоже, не собирался, и за расстегнутыми пуговицами Валентине были видны черные курчавые волосы.

— О чем? — поинтересовался он.

— Я ищу одного человека, и я подумала, что вы можете быть с ним знакомы.

В глазах его появился интерес.

— Как его зовут?

— Виктор Аркин.

— Никогда о таком не слышал.

Перед тем как ответить, он на какуюто долю секунды замешкался. Этого времени хватило, чтобы принять решение сказать неправду. Валентина молча посмотрела на хозяина лачуги, но он больше ничего не сказал. Молчание нарушила Варя.

— Может, супу хотите? — предложила она.

— А вы, Варенька? Вы знаете человека по фамилии Аркин?

— Нет.

— Вы не умеете лгать.

— Оставь ее в покое, — бросил, поднимаясь во весь свой немалый рост, Иван.

Кулаки его сжались. Комната тут же словно уменьшилась в размерах.

— Я готова заплатить за сведения, — быстро прошептала Валентина.

— Думаешь, деньги решают все? — прорычал он. — Думаешь, нас можно покупать и продавать так же легко, как когда мы были крепостными, а вы — хозяевами? Вы обращались с нами хуже, чем с собаками. — Глядя исподлобья, он приблизился к ней на шаг. — Только вот что я тебе скажу, богатая сучка: время уже не то. Я не возьму твоих грязных денег.

— А раньше не брезговали.

— Не накручивайте его, — чуть слышно прошептала Варя.

Но Валентину охватила злость. Она не владела заводами и не оскорбляла своих работников, она не была помещиком, который ни во что не ставит крестьян. Она помогла этим людям. Черт побери, она мыла их грязный пол и выносила их ведро. Он назвал ее богатой сучкой. Кем он себя возомнил?

Сделав шаг ему навстречу, она изо всех сил ударила его по лицу. Удар был такой силы, что плосконосая голова на бычьей шее откинулась назад, но вместо того, чтобы ответить, Иван рассмеялся.

— А ты ничего. Характер имеется, — признал он. — Только вот мозгов ни на грош, иначе ты бы давно взяла все, что у тебя есть ценного, и дала деру из России.

— Я люблю Россию не меньше, чем вы. И я не позволю вам ее отнять у меня.

— Ничего, погодите, вот будет революция…

— Не нужно рассказывать мне про вашу революцию. Никогда ее не будет. Вы горазды только языками молоть, но до дела у вас никогда не доходит.

— Марш заводской молодежи, потвоему, это не дело?

Оба уже раскраснелись и, стоя нос к носу, кричали друг на друга, но при упоминании марша молодежи Валентина умолкла. Она отвернулась.

— Передайте от меня Виктору, — холодно промолвила она, — что я не сдамся, пока не найду его. Передайте ему это.

Варя неуверенно прикоснулась к ее руке. Взгляд женщины был взволнованным, но она коротко кивнула головой. Иван зарычал. На этом разговор прекратился.

Валентина направилась к двери, но, прежде чем открыть ее, развернулась и бросила на стол небольшой мешочек с монетами. Монеты, упав на стол, зазвенели. Взгляды Ивана и Вареньки обратились на этот звук.

— Купите мне пистолет, — сказала Валентина.

Неожиданно налетевший ветер вместе с южным теплом принес дождь. Город, освободившись от снега и льда, утратил белизну, и в свете уличных фонарей заблестели дороги и края крыш. Когда промокшая до нитки Валентина вошла в комнату Йенса, тот сидел в кровати, откинувшись на целую груду белых подушек. В одной руке он держал полотенце, в другой — расческу. После прогулки под дождем Валентина порядком продрогла, и от его радостной улыбки ей стало теплее.

— Иди ко мне, — сказал он.

Она подошла, легла на одеяло рядом с ним, и Йенс стал медленно и осторожно вытирать ее. Движения его были неторопливыми, мягкими, и напряжение постепенно покидало тело девушки, мышцы расслаблялись, разум успокаивался.

— Что случилось? — спросил он.

— Я думала. О дуэли.

До сих пор они почти не говорили об этом. Они оба знали, что это опасная тема, и старались обходить ее стороной. Это было как лед под снегом: ты его замечаешь только тогда, когда ноги проскальзывают и ты летишь на землю. На миг между ними повисла тишина, но Йенс провел пальцем по ключице любимой и сказал:

— С дуэлью покончено, моя Валентина. Думай лучше о нашем будущем, чем о прошлом.

— Почему он выстрелил в тебя? Почему не стрелял в гусар?

Она услышала, как он тихо вздохнул, но в этом звуке была отчетливо слышна печаль, сидевшая глубоко внутри.

— Они всех нас считают угнетателями, — сказал он. — Чернов виноват в том, что вывел своих подчиненных на бастующих солдат, а я — в том, что строю подземные туннели, в которых рабочие трудятся по двенадцать часов в день, иногда даже по четырнадцать, если мы не укладываемся в график. И что они за это получают? Меньше, чем вы с Катей тратите на чай и пирожные. Разумеется, они ненавидят нас. Они имеют на это право.

— Я с этим не согласна.

— Конечно, ты с этим не согласишься, любимая. — Он провел расческой по ее гладким волосам, потом поднял один локон, погладил, отпустил, посмотрел, как он соскользнул с ладони. — Хорошо, что он оказался плохим стрелком.

— Я об этом тоже думала.

Йенс лег на подушки.

— И что ты надумала? Что революционерам, прежде чем чтото затевать, нужно подучиться стрелять?

— Нет. Тебя ранил тот же человек, который стрелял в нас, когда мы ехали в санях после бала в Аничковом дворце.

— Что?

— Да, да, Йенс. Я это четко видела.

Она почувствовала, как он глубоко вздохнул и тут же поморщился от боли. Но рука его продолжала размеренно гладить ее волосы.

— Он стрелял в меня дважды, — задумчиво пробормотал Йенс, — и дважды не убил.

— Я знаю, кто это.

— Кто?

— Виктор Аркин. Он служил у моего отца шофером. Это он спрятал в гараже гранаты.

— За что меня арестовали, хочу тебе напомнить.

— Да.

— Понятно. Значит, мы с тобой этому Аркину не угодили. И он не остановится, пока не доведет дело до конца.

— Я зарезала его.

— Что?

— Скальпелем доктора Федорина. Но не насмерть, и он убежал.

— Ох, Валентина!

Он обнял ее обеими руками, положил ее голову себе на плечо и накинул одеяло, как будто защищая ее. Валентина лбом почувствовала, как дрожит его челюсть, словно слова, оставшиеся невысказанными, рвались наружу.

— Йенс, когда мы были маленькими, нам говорили, что народ России любит своего царя. Куда подевалась эта любовь?

— Восемьдесят процентов русских — крестьяне. Эти люди издревле привыкли почитать царя, даже если они ненавидели своих помещиков. Многие из них до сих пор так живут, несмотря на последние перемены в обществе. Вспомни 1905 год, когда они пошли к Зимнему дворцу за Гапоном. Это была не революция и не попытка переворота. Они просто хотели рассказать царю о своих тяготах. Они верили, что, если царьбатюшка узнает об их бедах, он поможет и жизнь станет лучше. — Йенс зло засопел. — Плохо они знали, что за человек наш государь Николай Александрович.

• Предыдущая
• 74/103
• Следующая