Ритуал - Смит Лиза Джейн - Страница 6

• Предыдущая
• 6/45
• Следующая

Кэсси не стала прерывать разговора. По тому, как миссис Блейк односложно переходила от сухого «Да» к настороженному «Понимаю», чувствовалось, что она расстроена.

Дочь направилась в спальню, подошла к окну, выглянула на улицу и пространно порассуждала про себя о возможных причинах материнского огорчения. Но, честно говоря, она не могла по-настоящему думать ни о чем, кроме рыжеволосого.

Даже если Порция знает, как его зовут, она на сто процентов никогда этого не скажет. Как отыскать человека, не зная имени?!

Никак. Вот и вся история. Да и узнав его имя, Кэсси не стала бы за ним бегать — она просто этого не умеет. Не обучена.

— А через неделю я уеду, — прошептала грустная поэтесса.

Впервые эти слова не принесли ни утешения, ни надежды. Маленький кусочек халцедона с легким стуком лег на тумбочку.

— Кэсси, ты что-то сказала?

Девушка обернулась и увидела стоящую в дверях мать.

— Мам, я не знала, что ты уже закончила, — и добавила, отвечая на вопрос, застывший в глазах матери: — Я просто думала вслух. О том, что в конце следующей недели мы поедем домой.

Выражение лица матери резко изменилось: будто боль, надежно скрытая, на секунду вырвалась из плена. Огромные черные глаза матери были обведены темными кругами; эти глаза обшаривали комнату, будто не зная, куда спрятаться.

— Мам, в чем дело? — Кэсси почуяла недоброе и решила, наконец, прояснить ситуацию.

— Я говорила с бабушкой. Ты же помнишь, мы собирались навестить ее на следующей неделе?

Как тут забудешь! Когда она пыталась рассказать Порции, что они с мамой поедут к бабушке на машине по побережью, Порция рявкнула, что здесь, дескать, это не называется побережьем. Оказывается, от Бостона до Кейп-Кода пролегает южный берег, от Бостона до Нью-Хэмпшира — северный, если вдруг кому-то взбредет в голову отправиться в Мэйн, он поедет на восток, а если к ее бабушке… А где бабушка, кстати, живет? Кэсси не знала, где, поскольку мать ей этого никогда не говорила.

— Конечно, — сказала девушка, — я помню.

— Ты даже представить себе не можешь, как она сдала. Совсем плохо себя чувствует, гораздо хуже, чем я предполагала.

— Бедная бабушка! — Кэсси никогда не только бабушку, но даже фотографию бабушки не видела и, тем не менее, по-настоящему сочувствовала ей. Женщины не общались примерно с тех пор, как родилась Кэсси. Это было как-то связано с уходом матери из дома, но в подробности семейной драмы ребенка не посвящали. Правда, в последние годы возобновился вялый обмен письмами, позволяющий Кэсси надеяться, что в душе они все-таки любят друг друга. Так что познакомиться с бабушкой ей очень хотелось. — Мам, мне, правда, очень, очень ее жалко, — произнесла она. — Ты думаешь, она поправится?

— Не знаю. Она там совсем одна в огромном домище… а теперь еще это воспаление вен! Она почти не ходит.

Лучи солнца разлиновали лицо матери полосками света и тени. Речь ее лилась ровно, но вымученно, будто она сдерживала рвущиеся наружу эмоции.

— Доченька, мы с бабушкой не очень ладили, но мы ведь одна семья, и, кроме нас, у нее никого. Настало время забыть о ссорах, — никогда раньше она не говорила о разрыве так открыто.

— Мам, а что все-таки между вами произошло?

— Теперь это не важно. Она хотела, чтобы я… скажем, выбрала путь, который мне казался неприемлемым. Она считала, что поступает правильно… Как и я… Теперь она беспомощна и одинока.

Кэсси почувствовала легкий холодок. Что это — беспокойство о неведомой бабушке или что-то еще? Кошки скребли на душе все сильнее: выражение лица матери не предвещало ничего хорошего, это было лицо человека, готовящегося сообщить дурные новости, но, хоть убей, не знающего, как это сделать.

— Кэсси, я все взвесила и вижу только одно решение. Мне очень тяжело говорить об этом, потому что для тебя это будет настоящей катастрофой. Тебе придется сложнее всего… но ты молодая — привыкнешь. Я знаю — привыкнешь.

Кэсси занервничала:

— Мамочка, не беспокойся, — затараторила она. — Оставайся здесь и делай все, что потребуется. К школе я подготовлюсь сама. Это же нетрудно: Бет и миссис Фриман помогут мне… — мать только отрицательно мотала головой.

Девушка вдруг почувствовала, что единственный шанс прорваться — это законопатить зияющую дыру туманного будущего бессмысленным потоком слов.

— Новой одежды для школы мне не потребуется…

— Кэсси, доченька, прости меня. Милая, я хочу, чтобы ты попробовала понять и отнеслась к этому по-взрослому. Я знаю, как сильно ты будешь скучать по друзьям. Нам обеим придется смириться с ситуацией и постараться извлечь из нее максимальную пользу. — Мать бессмысленно уставилась в окно, не способная вынести взгляда дочери.

Кэсси взяла себя в руки:

— Мам, объясни все-таки, что ты пытаешься сказать?

— Я пытаюсь сказать, что домой в Резеду мы не поедем. Мы поедем туда, где я родилась, в дом бабушки, и будем жить с ней. Мы нужны ей, и поэтому остаемся там.

Кэсси оцепенела, все ее чувства притупились. Она смогла только пролепетать, как будто это теперь имело хоть какое-то значение:

— Где «там»?! Где находится дом бабушки?!

Впервые за время разговора мать оторвалась от бессмысленного разглядывания окна. Кэсси никогда не думала, что ее глаза могут быть такими огромными и чернущими.

— В Нью-Салеме, — спокойно произнесла мама. — В городке под названием Нью-Салем.

Прошло несколько часов, а Кэсси все так же сидела у окна, тупо уставившись в пустоту. Ее мысли беспомощно носились по замкнутому кругу.

Остаться здесь… в Новой Англии… Кошмар…

Вдруг на фоне полнейшей бесперспективности забрезжило осознание благой вести:

«Он тоже здесь. Я знал, что вы еще встретитесь», — заявлял, откровенно радуясь, некий внутренний голос.

Но на этот оптимистичный голос находились десятки других, менее обнадеживающих, вещавших громко и слажено.

«О’кей, остаемся. Не возвращаемся в Резеду. Допустим даже, он где-то неподалеку в Массачусетсе. Но ты же не знаешь, ни как его зовут, ни где он живет. Дудки — тебе его ни за что не найти».

«Но хоть шанс есть!» — хваталась за соломинку Кэсси. На что голос, звучащий из самой глубокой глубины глубин, тот, который обрадовался, что они остаются в Новой Англии, прошептал: «Это не шанс. Это твоя судьба».

«Судьба!!! — глумились прочие голоса. — Не смеши людей! Твоя судьба теперь — провести лучшие годы в долбаной Новой Англии. Где ты никого не знаешь. Где ты будешь одна».

«Одна, одна, одна», — скандировали новые присоединившиеся голоса.

Единственный светлый глубинный голос исчез, поверженный вражеской мощью. Кэсси чувствовала, что вместе с ним ускользает и ее последняя надежда нити, увидеть рыжего юношу. Похоже, ей было уготовано только отчаяние.

«Я даже не смогу сказать друзьям „до свидания»«.

Она умоляла мать отпустить ее ненадолго, просто чтобы попрощаться. Но миссис Блейк сказала, что на это нет ни времени, ни средств. Билеты они сдадут, а вещи переправит мамин приятель.

— Понимаешь, ты изведешься, если поедешь, — мягко втолковывала ей мать. — А так — резкий и бесповоротный разрыв. Поверь мне, это легче. С друзьями увидишься следующим летом.

Следующим летом?! До следующего лета было как до Луны. Кэсси представила ребят: добродушная Бет, сдержанный Кловер, главная острячка класса Мириам; прибавьте сюда стеснительную мечтательницу Кэсси, перемешайте и получите их незамысловатую компашку. Может быть, не суперзатусованную, зато очень веселую: они дружили с младших классов, и им всегда было хорошо вместе. Ну скажите — как прожить без них до следующего лета?!

Но мать была так бледна и расстроена, а глаза ее блуждали так озабоченно и отстраненно, что у Кэсси не хватило духа устроить скандал. Хотя ей ужасно этого хотелось. Если честно, в какой-то момент у нее даже возникло желание обнять мать, успокоить и сказать, что все будет хорошо. Однако пламенеющий в груди уголек негодования не дал доброму чувству захлестнуть девушку. Как бы ни расстраивалась миссис Блейк, блестящая участь пойти в незнакомую школу за три тысячи миль от дома была уготована не ей.

• Предыдущая
• 6/45
• Следующая