Тайна Кломбер Холла - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 27

• Предыдущая
• 27/28
• Следующая

След, видимо, оказался четким, потому что собака, ни разу не поколебавшись и не остановившись, тянула своего хозяина вперед со скоростью, не позволявшей нам разговаривать. В одном месте, переходя ручеек, она, кажется, на несколько минут потеряла след, но скоро нашла на другом берегу и помчалась дальше по нетронутой пустоши, подскуливая и взлаивая от усердия. Не будь мы все трое легки на ногу и хорошо тренированы, нам бы за ней не угнаться по неровной земле среди вереска по пояс.

Не знаю теперь, вспоминая об этом, чего я рассчитывал добиться нашим преследованием. Помню только, что голову мою переполняли самые смутные и неясные соображения. Возможно ли, например, чтобы три буддиста приготовили у побережья судно и теперь отправились с пленниками на восток? Направление следа сначала, как будто, говорило в пользу такого предположения, потому что упиралось в оконечность залива, но потом след повернул в глубь суши. Океан явно не был нашей целью.

К десяти часам мы пробежали примерно двенадцать миль и вынуждены были остановиться отдохнуть, потому что последнюю милю или две поднимались длинным утомительным склоном Вигтаунской гряды. С ее гребня высотой в тысячу футов на севере открылась такая мрачная и негостеприимная панорама, какую едва ли можно найти в любой другой стране мира.

До самого горизонта простерлось обширное пространство воды и жидкой грязи, перемешанных друг с другом в невообразимом хаосе, словно часть некоего мира в процессе творения. Тут и там на серо-коричневой поверхности огромного болота выделялись пятна густых желтых тростников и блестящей зеленоватой пены, но они только усиливали унылую мрачность картины.

У ближайшей к нам кромки болота несколько заброшенных торфяных ям доказывали, что вездесущий человек поработал и здесь, но кроме этих ничтожных шрамов, нигде не виднелось ни единого признака человеческой жизни. Тяжелая неподвижность отвратительной пустыни не нарушалась даже взмахами крыльев вороны или чайки.

Это была огромная Крейская топь. Пространства соленой воды, просачивающейся с моря, так перемежаются здесь опасными трясинами и предательскими омутами жидкой грязи, что никто не рискует заходить сюда иначе, как с проводником из числа нескольких крестьян, посвященных в тайны здешних тропинок.

Когда мы приблизились к кромке тростников, обрамляющих болото, тяжелый сырой запах поднялся нам навстречу из застойной чащи гниющих в нечистой воде растений, отравляя свежий воздух холмов.

Так мрачно и угрожающе выглядело это место, что наш проводник заколебался и нам с трудом удалось уговорить его идти дальше. Что же касается собаки, то, не подверженная утонченным переживаниям более высокоорганизованных существ, она продолжала бежать, время от времени взлаивая, вперед, уткнувшись носом в землю и вся дрожа от волнения и усердия. По крайней мере выбор дороги не доставил нам затруднений, потому что там, где прошли пятеро, там трое пройдут наверное.

Если бы мы сомневались, что собака ведет нас правильно, сейчас все сомнения исчезли бы, потому что на мягкой черной земле отчетливо виднелись следы всех пятерых. Насколько мы могли разобрать, они шли рядом, на примерно равном расстоянии друг от друга. Вне всякого сомнения, генерал с его товарищем никакого физического принуждения не испытывали. Принуждение было иного рода.

Здесь приходилось внимательно следить, чтобы не оступиться с дороги. По обеим сторонам блестели лужи стоячей воды, скрывающие предательское дно из полутекучей грязи, местами выступавшей на поверхность дымящимися под солнцем островками с редкими хохолками нездоровой растительности. Большие пурпурные и желтые поганки сгрудились кое-где огромными нарывами, словно природа страдала здесь скверной болезнью. То и дело какие-то черные крабообразные существа перебегали нам дорогу, а в тростниках корчились и извивались огромные розовые черви. Тучи звенящих и жужжащих насекомых поднимались в воздух при каждом шаге, густо собирались вокруг наших голов, усаживались на руки и лица, впрыскивая нам свои разнообразные яды. Никогда еще мне не доводилось бывать в таких пагубных и зловещих местах.

Но Мордонт Хизерстоун шагал вперед с непоколебимой решимостью на лице, и нам ничего не оставалось, кроме как следовать за ним с твердым намерением не оставлять его до конца приключения.

Чем дальше мы продвигались, тем уже и уже становилась дорожка, покамест нашим предшественникам не пришлось, как показали следы, идти гуськом. Мы последовали их примеру, при чем впереди оказался, естественно, Фулертон с собакой, за ним — Мордонт, а я замыкал колонну. Крестьянин давно уже казался мрачным и угрюмым и едва отвечал, когда с ним заговаривали, а скоро он вообще встал как вкопанный и наотрез отказался ступить хоть шаг вперед.

— Дураком надо быть, — пояснил он. — Я ведь знаю, куда эта дорожка приведет!

— А куда? — спросил я.

— К Крейской Пропасти. Мы уж и недалеко, пожалуй.

— Крейская Пропасть? Что это такое?

— Это такая дырища в земле, до того глубокая, что дна никогда никто не видел. Да и есть ли оно там, это дно — бог весть. Есть ребята, которые поговаривают, что там прямая дорога в преисподнюю.

— Так вы что, бывали там? — спросил я.

— Бывал, еще чего! — воскликнул он. — Что бы это мне там понадобилось? Никогда я там не бывал, да и никто не бывал из людей в своем уме.

— Откуда же вы о ней знаете?

— Мой прапрадед бывал, вот откуда. Он как-то в субботу напился до одурения и пошел на пари. Не по вкусу ему было потом об этом разговаривать, и он никак не хотел сказать, что там с ним случилось, но пугался с тех пор без памяти одного только названия. Он первый из Фулертонов там побывал и, пока я жив, будет последним. Послушайте меня, бросайте это дело и отправляйтесь домой — добром оно не кончится.

— Мы пойдем дальше с вами или без вас, — отозвался Мордонт.

— Дайте собаку и ждите здесь или у края болота.

— Ну нет! — воскликнул крестьянин. — Не дам пугать собаку призраками да еще, чего доброго, отправить к Старому Нику прямо в гости! Собака останется со мной.

— Собака пойдет с нами, — сверкнул глазами мой товарищ. — У нас нет времени с вами пререкаться. Вот пять фунтов. Давайте сюда поводок или, Бог свидетель, я отберу его силой и сброшу вас в трясину.

Я лучше понял Хизерстоуна сорокалетней давности, когда увидел вспышку внезапной ярости, исказившую черты его сына.

Взятка ли возымела требуемый эффект или угроза, но парень одновременно ухватил одной рукой деньги, а другой отдал веревку. Оставив его возвращаться по своим следам, мы продолжили свой путь.

Извилистая дорожка все труднее и труднее различалась, местами ее даже покрывала вода, но все усиливающееся волнение собаки и все более четкие следы в грязи побуждали нас торопиться. Наконец, пробравшись сквозь высокие заросли камыша, мы попали в такое место, темный ужас которого вдохновил бы Данте на новый сюжет для «Ада».

В этом месте поверхность болота словно прогибалась, образуя большое воронкообразное углубление, сходящее в центре на кромку отверстия футов сорока в диаметре. Это был водоворот — настоящий Мальстрем грязи, в тишине всасывающейся со всех сторон в эту кошмарную пасть.

Не удивляюсь, что это явление пробудило суеверие в окрестных жителях, потому что более зловещее и мрачное зрелище и более подходящую дорогу к нему трудно себе представить.

Следы вели вниз по склону углубления, и сердце у меня упало, когда я понял, что это — конец наших поисков.

Рядом виднелся обратный след. Наши взгляды упали на него одновременно, и мы хором вскрикнули от ужаса и застыли на месте. Там, в этих смазанных отпечатках, читалась вся драма.

СПУСТИЛИСЬ ПЯТЕРО, НО ТОЛЬКО ТРОЕ ПОДНЯЛИСЬ ОБРАТНО.

Никто и никогда не узнает подробностей этой необычайной трагедии. Нигде не виднелось никаких признаков борьбы или попытки бегства.

С помощью собачьего поводка и нескольких охапок камышей мы, поддерживая друг друга, умудрились спуститься к краю отверстия — а собака в это время бегала в страшном беспокойстве по верхней кромке склона, изо всех сил требуя на своем языке, чтобы мы вернулись назад. Мы встали на колени возле самой пропасти и попытались проникнуть взглядом в наполнявшую ее непроницаемую мглу. Из черных глубин поднимались, казалось, туманные испарения, заставляющие бездонный мрак колебаться наподобие воздуха над огнем. А из грязевого раструба доносился, словно из рупора, отдаленный шум, похожий на шум кипящей воды. Рядом со мной лежал, наполовину утопая в грязи, большой камень, и я бросил его в пропасть, но мы так и не услышали ни удара, ни всплеска.

• Предыдущая
• 27/28
• Следующая