Новый мальчик - Тови Дорин - Страница 17
- Предыдущая
- 17/29
- Следующая
— Куда ты пропал? — крикнула я с облегчением.
— Они улетели! — крикнул он в ответ.
— Они же не могли! — сказала я. Но оказалось, что вполне могли.
Он только-только открыл ворота, сказал Чарльз, когда по ту сторону дороги вдруг зажужжало. Он посмотрел, а они все толкутся в воздухе, и не успел он глазом моргнуть, как они улетели. Пронеслись низко над садом (позднее Чарльз истолковал это, как желание попрощаться с ним, но в тот момент он нырнул в машину подальше от них), а затем понеслись вверх по Долине (Чарльз уже выбрался из машины и бежал за ними). Скрылись под крышей заброшенного разваливающегося коттеджа (он было подумал, что они там и соберутся, сказал Чарльз, но чертовы твари покружили между стропил, да и вылетели наружу). А оттуда — вдоль склона и в лес.
Этот рой мы тоже не отыскали, но на следующий день Чарльз пригласил специалиста по пчеловодству, и тот осмотрел улей, а затем сообщил, что вот-вот должны были выйти на свет еще три царицы, и мы потеряли бы еще два роя, если бы не обратились к нему. Так случается, когда в улье происходит интенсивное размножение. Улетает не один рой, а вплоть до четырех, пока в улье не остается совсем мало пчел. Ну, а почему эти два роя ускользнули от Чарльза… Первым, сказал специалист, предводительствовала старая царица. А они, опускаясь, ждут, чтобы разведчицы указали ей путь к новому дому. В нашем случае она ждала до следующего утра, и, если бы мы ее захватили, она осталась бы, а с ней и весь рой. Но остальные рои следуют за молодыми царицами. Только что покинувшими свои ячейки, сказал специалист, а они капризны и непоседливы, как любые юные девушки. Он даже не слышал, чтобы такой рой долго оставался на месте, если не запереть его вместе с царицей.
Вот так. Бесспорно, мы узнавали о пчелах все больше и больше. Он даже и не предполагал, сказал Чарльз, заметно обескураженный. Она все еще мечтает отведать нашего медку, ворковала мисс Уэллингтон всякий раз, когда видела нас.
Но так и не отведала. В этот сезон мы не получили и двенадцати фунтов. Улетевшие рои прихватили с собой добрую часть меда, а оставшаяся требовалась на зиму тем пчелам, которые не покинули улья.
Вот эти-то домоседки и внушали мне тревогу за Сили. В будущем году, когда они все наладят и будут готовы жалить всех и каждого, совсем юный котик начнет познавать окружающий мир. Когда мы обзавелись ульем, Соломон с Шебой были совсем взрослыми и уже имели дело с одиночными пчелами. Но котенок же не поймет, насколько опасен улей.
До весны мы что-нибудь придумаем, заверил меня Чарльз. Окружим мелкоячеистой сеткой… или отдадим кому-нибудь… они же отнимают куда больше времени, чем он предполагал. Вот придет весна, подумала я со вздохом, и он, бьюсь об заклад, снова загорится, а я буду варить пчелиную пасту и мчаться спасать то того, то этого.
Однако до весны оставались месяцы и месяцы, и у меня хватало других тревог. Например, как справляться с аппетитом Сили, и его манерой исчезать в лесу, и все увеличивающимися потерями и повреждениями в доме.
«Вечна надежда в сердце человека» — это, бесспорно, девиз всех владельцев сиамских кошек. Кошки рвут в клочья обивку стульев и кресел, превращают коврики в превосходную подделку под каракуль, бьют посуду, пока не начинаешь подозревать, что им приплачивает хозяин посудной лавки… И все же, заменяя испорченную вещь на новую, владелец лелеет мысль, что уж теперь-то все будет хорошо. Ну, если принять кое-какие меры предосторожности — например, укрыть чехлами наиболее уязвимую мебель, убрать бьющиеся безделушки с пути сиамских стипльчезов, а поймав их за тем или иным вандализмом, строго-настрого запретить на будущее подобные выходки…
Толку, естественно, никакого. Наши знакомые, перед тем как перетянуть кресла, пошли даже на то, чтобы посоветоваться со специалистом-обойщиком, какой наиболее сиаморезистентный материал может он порекомендовать. Это, объявил он с профессиональным энтузиазмом, интереснейший эксперимент и может помочь массе других страдающих кошковладельцев. И он снабдил их образчиками материй, которые они набили на доски и поставили там и сям в доме.
На больших досках, пояснили наши друзья, под стать спинкам стульев… Сразу стало ясно, что темно-оранжевое букле для их цели не подойдет: не прошло и двух-трех дней, как оно превратилось в подобие дырявой мешковины (причем и цвета мешковины). Столь же очевидно не подошел и темно-серый твид: цвет не пострадал, но он обзавелся ворсом почище бобрика. В конце концов, они остановили выбор на тускло-зеленом, плотном… думаю, вы назвали бы его бумажным репсом. На его образчик кошки даже не взглянули, сообщили владельцы, а специалист-обойщик сказал, что эта материя им, очевидно, не по когтям.
Естественно, не взглянули, когда в их распоряжении имелись и букле, и твид, и укрепляющий когти плюш! Но едва экспериментальные доски были убраны и вместо них появились три стула, щеголяющие зеленым туго натянутым репсом, оказалось, что он им очень даже по когтям, сказали их владельцы. Пара недель — и они начисто выдрали у них спинки. Нет, никакие доски с образчиками для точки когтей не помогли. Паломничество они совершали только к зеленым стульям.
Да и мы сами, естественно, прошли через все это. Только Богу известно, сколько каминных ковриков изничтожил Соломон, ликующе натачивая когти точно на середине (испытывал свою Силу, сказал он). Мы попробовали, уходя, накрывать коврик резиновым ковриком из машины, но из этого ничего не вышло. Соломон просто начал играть в подземные ходы под ним и — мы же теперь его не видим, сообщил он радостно, и, значит, не знаем, чья это работа, ведь правда? — точил когти на середке каминного коврика еще усерднее, чем раньше.
Кожаное кресло в прихожей Шеба превратила в великолепное шагреневое, но только дырявое. А то, как Соломон изничтожил дорожку на лестнице? А его утренняя зарядка на кровати? Он с таким упоением подтягивался на матрасе из года в год, что из прорех теперь повсюду торчала набивка. А пытаться его остановить было бесполезно. У него повышается настроение, говорил он.
Так почему, имея за спиной такой богатый опыт, мы решили, что с Сили все будет по-другому? Но «вечна надежда» и так далее. Да и выглядел он таким безобидным и малюсеньким. Невозможно было вообразить, как он что-нибудь портит или бьет.
Вскоре никакого воображения нам не потребовалось. На второй его день у нас мы было заперли его в прихожей, чтобы спокойно поесть, но вскоре решили впустить в комнату, потому что не могли дольше терпеть его воплей. И наверное, ему вредно, сказал Чарльз, так надрывать свое бедное сердечко… Ну, так он открыл дверь, и я все еще смеялась тому, как Сили пронесся через комнату, точно борзая по беговой дорожке, а он уже перемахнул через мое плечо и приземлился точно в моей тарелке. Мчался он к креслу позади моего стула, как к трамплину для прыжка на стол. Стал бы он бегать по комнате просто так!
С этих пор, едва входя в комнату, он направлялся к этому креслу. Либо как к наиболее прямому пути на стол, если мы сидели за столом, а если не сидели, то как к прекрасной стартовой площадке для показательных акробатических номеров, или же, когда ему было скучно, он ползал по спинке, цепляясь коготками… и с особым усердием после того, как обнаружил, что это доводит меня до белого каления.
И еще как доводило! Номер со стартовой площадкой был особенно эффектным. Сили влетал в комнату, в прыжке ударялся о спинку кресла под углом мотоциклиста на Стенке Смерти всеми четырьмя лапками, а затем галопировал кругами, будто по цирковой арене. Зрелище, бесспорно, бесподобное и всегда вызывало бурные аплодисменты зрителей. Но когда Сили кидался на спину и, цепляясь коготками, ерзал по практически новому чехлу, а затем, все также лежа на спине, хитренько поглядывал из-за ручки круглым голубым глазом, проверяя, а как это на меня подействует, я действительно приходила в ярость. И я кричала на него, называла гадким котенком, а ему только того и требовалось: с дьявольским злорадством Сили принимался бегать по сиденью.
- Предыдущая
- 17/29
- Следующая
