Хлопот полон рот - Тови Дорин - Страница 21

• Предыдущая
• 21/27
• Следующая

— Большое спасибо! — сказал Чарльз, и по его тону вы решили бы, что я намерена собственноручно столкнуть его с лесов. Беда мужчин в том, что они не хотят смотреть в лицо фактам. А такой момент настал…

Но не будем опережать событий. Он несколько смягчился, когда услышал, что учиться я собираюсь не на нашей машине. Да я даже не прикоснусь к ней еще долго-долго, заверила я его. Он смягчился еще больше, когда, заехав за мной после моего первого урока, узнал, что я доехала на школьной машине, не разбив ее всмятку.

— Вы думаете, у нее получится? — спросил он инструкторшу.

Не замялась ли она немножко, прежде чем ответить «да»?

Я выбрала мисс Принс себе в инструкторши по двум причинам. Она слыла первоклассной наставницей в искусстве вождения машины, и наставляла она в нем в трех милях от нашей деревни. Поскольку учиться мне, видимо, предстояло не один месяц, я не хотела, чтобы нашим соседям стало известно, чем я занимаюсь.

Естественно, это не помогло. Да отправься я брать уроки вождения хоть в Тимбукту, кто-нибудь из нашей деревни непременно прилетел бы туда с первым же самолетом. В Бриддаре я умудрилась взять инкогнито только два урока, осторожненько, черепашьим ходом кружа по узким улочкам, в ужасе останавливаясь, когда что-нибудь двигалось навстречу… И на третий раз из какой-то лавки вышел старик Адамс собственной персоной.

Оставалось только уповать, что он меня не заметит. Он всегда нахлобучивал шляпу на глаза как мог ниже, и казалось чудом, что он вообще хоть что-нибудь видел. К тому же он вряд ли ожидал увидеть меня за рулем школьной машины. И ведь я изменила свою внешность: обычно я очков не ношу, но я обзавелась ими, чтобы близорукость не мешала мне за рулем. И я уповала, что широкая черепаховая оправа делает меня неузнаваемой.

Как бы не так! У меня тогда же возникло ощущение, что он как-то слишком подчеркнуто стоял на краю тротуара, внимательно глядя в сторону площади, а потом столь же внимательно посмотрел в другую — на супермаркет, и, казалось, просто не видел машины прямо у себя под носом. Ну и конечно, в тот же вечер он навестил нас и с обычной своей тактичностью осведомился у Чарльза:

— Чего это она — машину водить учится? (Не знаю, но, по-моему, решить, что я учусь летать, было трудно.)

— По-твоему, выйдет у нее что-нибудь? — расслышала я его вопрос, но что ответил Чарльз, не разобрала.

Однако он наш старинный друг, и, когда Чарльз объяснил ему, что и как, и добавил, что люди вечно суют нос в чужие дела, старик Адамс заметил:

— Ага! А старуха Уэллингтон тут первая!

Едва он вообразил, что скрывали мы это именно от нее, и представил себе мгновение торжества, когда мисс Уэллингтон скажет, что подумать только, я научилась водить машину, а он ответит, что знал это с самого начала… Едва все это пронеслось перед его умственным взором, полное сотрудничество старика Адамса нам было обеспечено. Он даже не проговорился мне, что ему известна моя затея. Только напускал на себя многозначительный вид, когда мы встречались, а если снова видел меня в Бриддаре, еще более упорно смотрел в сторону.

К сожалению, он не был единственным, кто увидел меня там. Я и не знала, что в Бриддаре была лавка, торговавшая особыми рабочими брюками. Из тяжелой кирпично-красной саржи, облюбованные местными щеголями. Теперь их в округе носили все мужчины, а в другом месте их купить было нельзя. Старик Адамс их-то и покупал в тот день, когда я увидела его на тротуаре. А стоило Эрну Биггсу увидеть старика Адамса в его потрясных кирпично-красных брюках, как он молнией помчался в Бриддар обзавестись такими же.

Дальнейшее было неизбежным. Раз я кружила по Бриддару на своей учебной машине, точно особенно упрямый мальчишка на электромобильчике, Эрну нужно было просто приехать туда разок за брюками, и не увидеть меня он не мог. И он увидел. Выходя из той же лавки. И уж он-то не стал притворяться, будто не заметил меня, а встал посреди тротуара, разинув рот. И не оставил эту новость при себе. Много дней она была его козырной картой. Стоило мне пройти мимо, пока он болтал с кем-нибудь у калитки, — и я уже знала, на какую тему перейдет Эрн. Как он прямо-таки обалдел… возможно, и все прочие тоже. «Очки, ну прямо тебе бинокли какие-то», — донеслось до меня как-то раз.

Планы мои сохранить все в секрете рухнули, но я продолжала упражняться в езде, радуясь, что Эрн Биггс больше не таращил на меня глаза. Например, когда я лязгала передачами, или сползала задом по склону, или когда я выскочила на тротуар главной улицы Бриддара.

Держу пари, немного найдется инструкторов, которые командуют во время четвертого урока: «На тротуар! Быстрее!» Я так и сказала мисс Принс, когда мы переводили потом дух в машине. А она сказала, что в курс обучения это, собственно, не входит и мне не следует злоупотреблять… Но, сказала она, когда фургон разгружается у противоположного тротуара, а из-за фургона, когда вы уже совсем близко, вдруг вылетает грузовик, который уже не успеет затормозить, то выскочить на тротуар — единственный выход, если вы не хотите обменять машину на райскую арфу.

Чарльз чуть не упал, когда я ему рассказала. Такое могло произойти только со мной, объявил он. Мисс Принс сказала то же самое, призналась я. Слава Богу, что Эрна Бигтса не оказалось поблизости.

Вот так я упрямо разъезжала на учебной машине, а Чарльз работал над планами перестройки коттеджа. Начать ее он думал весной, и я надеялась, что успею сдать экзамен к этому сроку. Как раз вовремя, говорила я себе, если он начнет плотничать.

А он повторял, что работать сам он будет обязательно: ведь, с одной стороны, мы часто слышали, как растет стоимость строительных работ, а с другой — о людях, которые все делали своими руками. Побеседовав с кем-то, кто перестроил свой дом единолично, Чарльз уже решил, что и блоки мы будем укладывать сами. В ярких норвежских свитерах. Предположительно, чтобы производить впечатление веселой непринужденности.

Однако пока шел ноябрь. До весны времени было еще много. А тут наступило Рождество с пылающими поленьями в камине и семейными сборищами, так что и строительство, и уроки вождения были забыты.

Праздники прошли достаточно мирно, не считая одного-двух мелких происшествий. Например, Сили отказался есть в Сочельник, и я встревожилась, но потом сообразила, что он просто еще не навеселился, совершая восхождения на дверь ванной и егозя вокруг кресел на спине.

Попозже я в кухне открыла холодильник, и позади меня бесшумно возник Сили. Шебалу в гостиной играет во всякие игры с гостями, а мы здесь пока одни… намекнул его взгляд. Конечно же я знаю, Чего ему Хочется? Безусловно, котенком Сили рос на курятине и индюшатине. То есть до того, как мы его взяли, и он помнил, помнил! А в холодильнике лежала индейка, напоминая ему о днях детства. Он протянул к ней голову и втянул ноздрями воздух, на случай, если я подумаю, что он имел в виду сосиски.

Разумеется, он получил то, что хотел. И еще несколько дней упоенно ел индейку. А Шебалу индюшатина совсем не прельщала. Опять эта дрянь, говорила она, тряся ногой над миской. Неужели у нас нет крольчатины?

Однако это вовсе на значит, что Рождество оставило ее равнодушной. Едва она просыпалась, глаза у нее становились круглыми, как блюдечки, и она то пыталась добраться до остролиста, то влезала на елку.

Когда бы у нас ни стояла рождественская елка, на ее ветках красовались кошки. И вот теперь еще одна кошечка… Я смотрела на нее и вспоминала.

Кроме того, она объела все цветы с хризантемы — двенадцать солнечно-желтых цветов на ней было, на хризантеме в горшке, подаренной мне приятельницей. Я поставила ее на комод в прихожей, где она смотрелась особенно эффектно, а наутро на ней не осталось ни единого цветка — только кое-где валялись лепестки, напоминая о том, какими солнечно-желтыми они были.

• Предыдущая
• 21/27
• Следующая