Победители чудовищ - Страуд Джонатан - Страница 51

Лейв и Астрид стояли, глядя друг на друга. Затем оба как один повернулись и уставились на Халли.

Халли радостно хлопнул в ладоши.

— Ну вот, — сказал он, — все закончилось отлично!

Вскоре Дом Свейна разбогател и наполнился роскошью, и сам Свейн не был исключением. Он полюбил носить фибулы с драгоценными камнями, золотые гривны, кольца и узорчатые плащи, вышитые в нижней долине. Купцов, привозивших такие диковинки, в чертоге привечали, но прочих гостей — бродяг и попрошаек, которых тянет на богатство, — в Доме не жаловали.

Свейн повелел воздвигнуть вдоль границ своей земли пограничные посты. В пределах этих границ его слово было законом. По его заказу изготовили особое резное кресло и установили на возвышении в чертоге, и с этого Сиденья Закона изрекал он приговоры ворам, побирушкам и прочим жуликам. Повеления его были суровы, и не многие осмеливались пренебрегать ими; стоявшая во дворе виселица помогала не забывать предписанные им правила.

После отъезда Хаконссонов в чертоге Рюрика некоторое время кипела бурная деятельность. Пока слуги суетились, прибирая обломки разбитой мебели, а пострадавшие промывали подбитые глаза и ссадины, законоговорители долины, включая и Астрид, сгрудились вместе, обсуждая возникшую проблему. Положение было неслыханное: никогда прежде, кроме как в древние времена, сразу после Битвы на Скале, когда наследники героев все еще продолжали старые распри, не случалось такого, чтобы один из Домов открыто отказался выполнять законы долины. Относительно того, что следует предпринять, мнения разделились. Один или двое наиболее воинственных законоговорителей (в том числе старуха из Дома Геста) требовали организовать карательную экспедицию против Хорда и его семьи. Другие возражали на это, что мечей все равно ни у кого нет и, в любом случае, это еще сильнее расшатает мир, который они так долго поддерживали в долине. Мнение большинства свелось к тому, что Хорд вскоре пожалеет о сказанном сгоряча и изменит решение; а тем временем все сношения с Домом Хакона следует прекратить, чтобы у него были причины призадуматься.

— Скоро выпадет снег, — говорила Хельга, главный законоговоритель. — Гнев Хорда поостынет. У него будет целая зима, чтобы поразмыслить о своей несдержанности, а по весне мы попробуем договориться с ним снова. Я уверена, что на будущий год ты, Астрид, получишь причитающиеся тебе земли.

— Надеюсь, ты права, — отвечала мать Халли. — Но что, если Хорд выполнит свою угрозу? Что, если он попытается напасть на нас?

— Ему это и в голову не придет! Ты подумай, какие кары его ожидают! Между нами говоря, я считаю, что все обернулось как нельзя лучше. Хорда не помешает слегка обуздать.

— И тем не менее я опасаюсь последствий для моего Дома и моих людей. — Лицо Астрид было мрачным, и она почти нехотя договорила: — И для моего сына…

Хельга кивнула.

— Ах да, Халли! Я как раз собиралась об этом сказать. Я считаю, во время прений он вел себя несколько развязно, тебе не кажется? Он был недостаточно дипломатичен. Мне кажется, это было одной из причин того, что Хорд настолько забылся. Быть может, зимой ты займешься его воспитанием? Ему стоит поучиться сдержанности.

— О, не беспокойся, — сухо ответила Астрид. — Я им займусь.

— А чего я-то? — взвыл Халли, потирая ноющее ухо. — Я вообще никого и пальцем не тронул!

— Ты и без этого натворил дел! — рявкнула на него мать. — Твой длинный язык стоит десятка дерущихся мужиков! Ты то и дело подначивал Хорда, пока он не потерял голову.

Халли сложил руки на груди.

— Я-то думал, ты останешься довольна. В результате вы получили еще больше земель, чем рассчитывали. А тебя ведь только это интересует?

— Мы пока что не получили ни-че-го, если не считать угроз отомстить. И разреши тебе напомнить, гнусный змееныш, что все это из-за твоих деяний! Рагнар ведь говорил правду, он действительно видел тебя, а?

Халли отвернулся.

— Рагнар говорил правду. Но дело в том, что Олава я не убивал.

— Не смей мне лгать! — гневно воскликнула мать.

— А что, матушка, неужто ложь вдруг сделалась таким страшным преступлением? Ты ведь тоже лгала Совету, и как лгала! Ни разу не сбилась.

Астрид занесла было руку, чтобы ударить его, но Лейв торопливо шагнул вперед.

— Матушка, не позорься!

Халли коротко кивнул.

— Спасибо, Лейв… Ой!

— А меня это ничуть не позорит!

Астрид была белее кости, глаза у нее расширились.

— Забери тебя троввы, Халли, за тот вред, что ты причинил нашему Дому!

— Троввы? — Халли расхохотался ей в лицо. — Надо же, напугала! В троввов я верю еще меньше, чем во всеобщий мир в долине! На самом деле вы заботитесь не о мире, а о своих интересах! Снесите ваши курганы! Пусть троввы явятся за мной! Мне плевать! Устал я от всего этого.

Лейв с Астрид машинально сделали оборонительные знаки. Лейв выпучил глаза.

— Да ты, брат, с ума сошел!

— Немедленно в седло! — скомандовала Астрид. — И ни слова больше. Нам нужно привезти домой вести о случившемся.

Известие о том, что соглашение, на которое все так рассчитывали, откладывается, было встречено в Доме Свейна со сдержанным неудовольствием. Но угрозы Хорда вызвали неподдельную тревогу. Люди вспоминали и обсуждали старинные предания об убийствах и поджогах и были очень недовольны ролью Халли в этом деле. С ним по-прежнему обходились очень осторожно, как и надлежит обходиться с опасным убийцей, однако теперь, по взаимному молчаливому согласию, на него старались не обращать внимания. Его сторонились и в поле, и в чертоге.

Халли упрямо делал вид, что ему все равно, однако же всеобщее отчуждение его угнетало. Он теперь более, чем когда-либо, жалел о том, что вернулся в Дом Свейна, где царят враждебность, зависть и мелкие страхи. Из всех Домов, что он повидал за время своих странствий, их Дом был самым бедным и убогим. Хвастливые утверждения древних легенд казались ему теперь смехотворными. Он не мог выносить общество своих родных, и это было взаимно, но деваться было некуда: надвигалась зима. Курганы на горе теперь почти не просматривались за туманами и облаками.

Все обстояло бы хуже некуда, кабы не две вещи. Во-первых, Катла внезапно сменила гнев на милость. Его новые проступки, казалось, заставили ее смягчиться, и теперь она часто приносила ему похлебку, когда он сидел один у себя в комнате.

— Спасибо, Катла! Я так рад, что хоть ты не считаешь меня преступником и изгоем!

— Как же не считаю! Я думаю, что ты воистину проклят и обречен на мучительную гибель во цвете лет. Такая уж судьба у тех, кто родился в день Середины Зимы, я всегда это говорила, и теперь выходит, что права была. Но тут уж ничего не поделаешь. Вот я тебя и жалею. Ну и пока ты еще жив, ношу тебе похлебку. Расскажи про Олава-то. Как ты его убил, а?

Вторым, куда более существенным светлым моментом был грядущий приезд Ауд. Когда звезда Хаконссонов внезапно закатилась, а Свейнссоны сделались предметом сочувствия законоговорителей всей долины, Ульвар Арнессон, не теряя времени, развернулся по ветру, точно флюгер, и тут же переменил свои планы насчет дочки. Не успели собравшиеся выйти из чертога Рюрика, как он подбежал к Астрид и договорился о приезде Ауд. Девочку ждали со дня на день.

Поля припорошило снежком; дорога вдоль водопадов вскоре должна была сделаться непроходимой из-за снежных заносов. Через неделю после суда у Северных ворот появились трое всадников. Двое из них, крепкие мужики из Дома Арне, немедленно развернули коней и ускакали обратно в нижнюю долину, а третья, Ауд, дочь Ульвара, улыбаясь, вошла в чертог.

В честь ее приезда устроили пир; на пиру присутствовали почти все обитатели Дома, кроме Арнкеля — он лежал больной у себя в комнате. Ему с каждым днем становилось все хуже, и атмосфера в чертоге была нервная.