Стрингер. Летописец отчуждения - Радин Александр - Страница 60

• Предыдущая
• 60/71
• Следующая

Мамка остановился, восстанавливая дыхание. В горле, забивая с парное молоко, появился сталистый привкус, слюна противно тянулась, не желая отлипать от губы.

Рядом они. Где-то здесь. Может среди беспорядочно наваленных машин, может у плотины. Он их чувствовал. И щедро сдобренная этим чувством обида начинала трансформироваться в ярость. Мамка небрежно передернул затвор, выбрасывая пустую гильзу, и начал искать взглядом укрытие.

Скоро ночь. Сейчас надо успокоиться и затаиться.

Он двинулся в сторону чахлых сосен, прижившихся на обрыве недалеко от берега. Митя легко вскарабкался на самую лапистую и высокую, закрепился на толстом суку, обхватив его ногами.

Красиво. Все озеро как на ладони, и даже база «ботаников» переливается яркими лучами беспокойных прожекторов.

Мамка нащупал в рюкзаке рулончик двустороннего «скотча», подцепил краешек, прилепил его к стволу и несколько раз обмотал, стараясь не ухнуть вниз. Отличная защита от мелких ядовитых слизняков. Налепятся горстями, а он завтра отмахнет ножом и никаких ожогов. Главное, чтобы ветер не потащил ночью пух. Хотя выброс давно был. Не должен.

Мамка лег животом на сук, приложил щеку к шершавой коре. Убаюкивающе пахло смолой. Он закрыл глаза и начал мечтать.

Среди ночи какой-то идиот учинил пальбу. Щедро, не жалея патрон. А потом заткнулся, или заткнули. Бывает. С Мамкой такого не случится, потому что хорошо выбирает укрытие. Разве кровосос или излом полезет на дерево? Конечно, глупость.

Потом дух как с цепи сорвался, метался всю ночь посреди свалки, опять кого-нибудь притопить решил. Мамка духа не боялся. В детстве его водили к гипнотезеру на лечение, но тощий серьезный дядька с козлиной бородкой, покрутив перед носом круглой дрянью, сказал, что мальчик внушению не поддается. Мама тогда расплакалась даже.

Мрачное смолянистое ничто тянулось противно долго. Митя устал мечтать. В бок размеренно колол мелкий сучок, мешковатый комбинезон тащил вниз, тело требовало движения и никак не хотело довольствоваться ненадежной узкой полоской пространства. Мамка кряхтел и беспокойно ворочался, проваливаясь руками в пустоту. Безумно хотелось сбросить надоедливый карабин, который так и не удалось нормально пристроить. Он начал считать, плотно и навсегда запаковывая минуту за минутой в мусорную корзину жизни. Хватило только на полчаса. Гадкое и тягучее время! Когда хорошо, оно летит со скоростью локомотива, а когда неуютно и плохо, так и липнет, специально замирает. Оно всегда работает против.

- Гули-гули, домик сдули, гали-гали, отодрали. И хозяйку, и козу, только не досталось псу, - повторял Мамка едва шевеля губами дворовую считалку.

До рассвета Митя так и не уснул. Подремал немного, но и того хватило сполна.

Он начал спускаться, когда над горизонтом только показался край продравшего единственный белый глаз солнца. Митя по-настоящему ликовал, почувствовав нежное предрассветное марево. Его невозможно было увидеть, только почувствовать.

Потом с колен встал циклоп, подпалив все вокруг алым. И озеро, и сосны, и Мамку вместе с ними.

Залазить было проще. Теперь нога безнадежно скользила по стволу в поисках опоры. Митя даже сжал зубы от напряжения и совсем перестал обращать внимание на плотно стянувший плечо ремень карабина. Что-то страшно хрустнуло. Предательски, в самый неподходящий момент. Мамка жалобно пискнул. Едва удержался на одной руке, разодрав до крови щеку о шершавый ствол.

Крупная, густо покрытая хвоей ветка полетела к земле. Встретиться с прародительницей ей было не суждено. Леденящий скрежет закончил бренное существование ворохом опилок, тут же подхваченных легким ветерком.

Новенькое что-то.

Мамка испуганно посмотрел вниз, суча по коре ботинками.

Это как же он так вечером разминулся? Воистину все не случайно.

Мите, наконец, удалось обнять ствол и осторожно спуститься, как по пожарному шесту. Только шест, наверняка, гладкий, а сосна не пожелала расставаться без подарка и засадила в запястья несколько заноз.

Мамка непроизвольно зажмурился, когда подошвы коснулись плотно накрытой застарелой хвоей почвы. Он, конечно, надеялся, что ловушка чуть в стороне, но всякое могло случиться. Лучше уж предусмотрительно зажмуриться.

Митя бросился край берега, внимательно отслеживая малейшие колебания воздуха. Везло. Ему в который раз везло. Сначала он хотел сунуться в лощину, а потом забрал направо, к редкому лесочку, оккупировавшему взгорок. Аккуратно петляя между кустами терновника, Мамка добрался до неглубокого оврага, постоял немного на самом краю, а потом решительно спустился вниз. Выкарабкиваться было гораздо сложнее даже потому, что противоположная сторона уходила в гору намного круче.

Хватаясь за жидкие кусты, облепившие склон, Мамка почти выбрался наверх.

- Мама, - пискнул он, когда вырвал с корнем стебель полыни, потерял равновесие и кубарем покатился вниз. По ходу смачно получил затвором по ребрам.

Пришлось начать восхождение с белого листа.

- Знаю, знаю, - сказал вслух Мамка.

Это Зона его предупреждала. Не давала пройти к «ведьминому кругу».

- Но ведь ты же меня отпустишь. Во второй раз. Ну, пожалуйста, - захныкал он, вбивая носки ботинок в глину, - Пожалуйста. Мне очень надо.

Он тяжело выбрался на край. Снял с плеча карабин и повалился в жесткую траву, раскинув в стороны руки. Слепящее утреннее солнце заиграло радужно в глазах, оставляя на зрачках бегающие черные точки. Митя резко перевернулся на живот и замер, стараясь как можно скорее восстановить дыхание.

- Гули-гули… домик сдули, гали-гали… отодрали. И хозяйку… и козу… только не досталось псу…

Мамка знал, как пройти «ведьмин круг», но без ее разрешения соваться туда не следовало. Она позволила.

Он встал, ухватив «болтовик» за цевье, и рысью побежал к лесу. Аномалий можно не опасаться. Здесь их точно не будет.

В лощине началась пальба. Мамка резко обернулся, но ничего не смог разглядеть. Он ускорился, стараясь поскорее скрыться в тени деревьев. Не хватало еще нарваться на неприятности.

Как хорошо, что он туда не полез. Не успел бы. А если бы и успел, то все равно не смог бы быстро найти коридор. Там все слишком напряжено и готово разорваться в любую минуту. Плохое место. «Ведьмин круг» был даже безопаснее, только из него сначала надо как-то выбраться.

Что- то тревожило Мамку, пока он пробирался между густо заросших угловатыми красными листочками деревьев. Неприятный холодок царапал спину и щипал за шею.

«Я здесь не один», - вдруг понял Митя.

От этой мысли противно зашевелились волосы на затылке, высохло во рту, а цевье стало скользким и едва не выпрыгнуло из вмиг промокнувшей ладони. Мамка начал красться, внимательно осматривая дорогу.

Как же так! Кого она еще могла сюда пустить? Все, ведь, сторонятся, слухи мерзкие распускают. А может это какой-нибудь новенький раззява? Новая жертва. Точно. Бьется о стенки круга, а выйти не может. Так и есть! Других вариантов и быть не может.

Мамка остановился, вслушиваясь. Нервно облизал заветренные губы.

Он мог быть вооружен, опасен и… голоден. В одной из книжек Митя читал, что заключенные, бегущие с таежных зон, часто берут с собой «кабанчиков». Случайных попутчиков-сокамерников. Как только они начинают голодать, «кабанчик» из виртуального превращается в реального. Его попросту закалывают и едят.

Если уж «ведьмин круг» прибрал, то просто так не отпустит. Вообще не отпустит. Хуже любой тюрьмы. Там-то хотя бы есть надежда и тарелка баланды на обед.

Даже консервной банки на откуп нет. Сам маковой росинки со вчерашнего дня во рту не держал. Мамка вдруг понял, что как никогда хочет есть. Желудок, словно прочитав его мысли, недовольно буркнул, оставив где-то в животе колющее ощущение пустоты.

Ничего- ничего. Придется потерпеть. Главное самому не стать едой. Самое обидное, что даже не для кровожадной твари, а для человека.

В ближайших кустах, буквально в пятидесяти шагах от Мамки грянул выстрел. Так страшно и неожиданно, что он чуть не умер на месте.

• Предыдущая
• 60/71
• Следующая