Я и мой летучий мышь - Ковальская Дарья Александровна - Страница 59

• Предыдущая
• 59/73
• Следующая

Очнулась я от чьих-то легких прикосновений к моему лицу. Они отличались от прикосновений мыша, но мне все равно почему-то было тепло и уютно, а по телу то и дело пробегали мурашки, напоминая о том, что я все еще жива. Медленно открываю глаза и смотрю в другие — выцветшие, серые, знакомые.

— Бабушка?

Мне улыбнулись, продемонстрировав единственный желтый зуб, и помогли сесть.

— Живая. Надо же. Живая.

Наблюдаю, как она снова щупает мой живот, причмокивая и что-то нашептывая себе под нос.

— Можешь вытащить? — В моих глазах отчаянная надежда зверька, крепко увязшего в капкане.

— А зачем? — удивленно. — Чем плохо, что он внутри тебя?

— Ну… было больно.

— Он приспосабливался, врастал, изучал. Рожать тоже больно, дорогая, однако ж все равно рожают.

— Но… тут не роды.

— Это да.

Мрачно изучаю седую макушку, желая только одного: чтобы мой живот наконец-то оставили в покое.

— Можешь объяснить, что это было?

— А как же. Теперь я все могу. Все, что хошь спрашивай, все объясню.

Довольно улыбаюсь и выжидательно смотрю на бабулю.

Она продолжает гладить мой живот, тут же позабыв обо всем на свете.

— Бабуля! — с угрозой.

— Что?

— Жду ответов на мои вопросы!

— Так ты их сначала задай.

Чувствую себя идиоткой. Но, мысленно сосчитав до десяти, таки формулирую первый вопрос:

— Почему камень внутри меня?

— Так хранительница ты тепереча его, вот он к тебе и привязался, милая.

— В смысле — хранительница?

— Ты испытания прошла? Прошла. Вот и не вороти нос. Гордись! Ибо честь тебе оказана великая и доверие немалое.

— А что за испытания-то были?

— Тебе власть над миром предлагали, но ты отказалась, ни секунды не сумлеваясь. Молодец! А еще не пожадничала — и живота своего не пожалела, — сказала старуха и мерзко захихикала.

Чувствую себя ребенком, которому под Новый год выдали огромную кучу подарков, а потом, спохватившись и забрав все, кроме одного, пояснили, что ошиблись, и все это — другому ребенку. А я стою с этой одинокой конфетиной…

— Весь мир? — сипло. — И что, правду дал бы?

— Нет, конечно. Испепелил бы, — улыбнулась старуха. — Но тебе этого знать не надо было.

Немного успокаиваюсь. В подарках была заложена взрывчатка, и ребенку не повезет еще более крупно, чем мне. Да и конфета — это не так уж плохо.

— А как мне его теперь вытащить? И чем мне это грозит? В чем подвох-то?

— Странная ты, девонька. Другие всю жизнь маялись, с рождения готовились, все силы отдавали, лишь бы завладеть им. А ты пришла, взяла, еще и недовольная.

— Я… просто… меня сюда как бы привели и вежливо так попросили вынести серый камушек, не вынесу — лишусь головы, а вынесу — и голова уцелеет, и счастливое будущее ждет. Или не очень счастливое — тут уж как повезет.

— Да помню я, помню… Стара стала, да не настолько. Ладно, слушай… а чего это мы все на ступеньках да на ступеньках сидим. Эх! Запамятовала, что мы больше не в твоем сне.

Реальность вокруг заколебалась, мир словно поехал в разные стороны, а желудок угрожающе сжался, не доверяя настолько быстро меняющейся реальности.

Зажмуриваюсь и чувствую, как в лицо повеял свежий ветер, а по пальцам пробежало что-то быстрое и мохнатое. Отдернув руку, распахиваю глаза.

— Ой!

— Нравится? — улыбнулась высокая черноволосая женщина, закутанная в шелка и ткани. Черные глаза с поволокой, нежная кожа и прекрасные ногти, умело покрашенные в алый цвет, — все это складывалось в абсолютно новую картинку, разительно отличающуюся от недавней старухи с кривым носом и единственным зубом во рту.

Оглядываюсь по сторонам, изучая тысячи белых пушистых существ, каждое из которых размером не больше моего пальца. Они были повсюду — летали по воздуху, висели на шторах, сидели у меня на плече, отчего щеке было немного щекотно. Я же сидела на огромной кровати, опустив ноги на шикарный ковер, по виду — сплетенный из шнуров все тех же белых пушистых червячков… Как их по-другому назвать — ума не приложу.

— Красиво. — Напротив меня в противоположном конце комнаты было распахнуто огромное окно, которое извне я не видела. А это значило, что я либо больше не в башне, либо все это галлюцинация, которую также можно назвать сном.

— Не сон это… Во сне я предстаю в своем истинном облике, который, уж поверь, мне не нравится. — Из лексикона «старушки» исчезли старые слова, речь выровнялась, а голос стал текучим и нежным. Так на чем мы остановились? Ах да. Камень.

— А ты кто?

Мне улыбнулись, обнажив ровный ряд жемчужных зубов. Понимаю, что начинаю завидовать и ее красоте, и вот этим зубам. Свои-то я уже дня три как не чистила.

— Я — прошлая хранительница камня. Меня зовут Мэг.

— Хм. Получается, что все вот это, — я повела рукой вокруг, пытаясь указать сразу на все: ковры, мебель, ее внешность, окно, — могу теперь делать и я? Камень сделал меня волшебницей?

— Ну в каком-то смысле да, — черные брови сошлись на переносице, а на лице появилась грусть, — но не совсем так. Тебе дарована сила. И сила эта не в дешевых ярмарочных фокусах, которыми так гордятся маги-шарлатаны. Твоя сила куда глубже. Проще говоря, ты теперь можешь управлять жизнью и смертью: кому жить, а кому — умирать.

— Я стала некромантом?! — в ужасе.

— Не путай божий дар с яичницей. Некромантам до тебя еще расти и расти. — Женщина усилием воли успокоилась, и складочка между бровями разгладилась. — Некроманты могут лишь ненадолго заставлять неживое двигаться, но в итоге оно рано или поздно остановится. У тебя же все иначе: ты можешь даровать жизнь тем, кто находится на самой грани.

— То есть мертвых из могил поднимать не могу?

— Боже, ну зачем тебе эта мерзость с отваливающимися конечностями и вечным голодом в глазах? — закатив глаза.

— Мало ли, помер кто-то важный, кого лично я добить не успела, и теперь хочу получить реванш. Вот откопаю и буду оживлять, и снова убивать раз за разом, пока не надоест.

— Поверь, ему уже будет фиолетово.

— Зато мне полегчает.

Женщина хмыкнула, откинула назад прядь черных волос и поудобнее устроилась на мягчайшем ковре. Подумав, она и вовсе легла, потянулась и довольно прикрыла глаза, едва не мурлыкая от удовольствия.

— Сто лет не чувствовала себя живой. Так приятно…

— А… какой ты себя чувствовала? — Я осторожно сползла на пол и прижала колени к груди.

— Ну… мертвой по большей части. Ах да, я же еще не сказала. Хранительницей ты перестанешь быть только тогда, когда… умрешь.

Старательно обдумываю полученную информацию.

— Ага.

— Тогда камень снова вернется сюда, а ты в облике… ммм… привидения, кажется, будешь искать нового хранителя и постараешься привести его сюда.

— Хочешь сказать, что сюда я дошла по твоей указке?

— Нет.

Меня начинают раздражать ее ответы, которые только больше запутывают, чем проясняют ситуацию, в которую я попала. На меня бросили быстрый взгляд из-под длинных ресниц, сжалились и продолжили:

— Я решила ничего не делать. Мне было и так неплохо. Внутри башни я могу создавать любые миры, оживлять все свои фантазии разом, менять пространство и время… Думаю, эта способность дается, чтобы хранитель за долгие десятилетия поисков не сошел с ума. Я вот не сошла.

— Так испытания были твоей постановкой?

— Дешевое шоу, отточенное годами тренировок. Все должно было быть достовернее некуда. Даже кучки пепла на полу. Поверь, от тех, кто заходил сюда до тебя, без приглашения, не оставалось и этого.

Вздыхаю и поднимаю с пола белого червячка с непропорционально большими черными глазами. На меня посмотрели, медленно мигнули и облизнули палец.

— Я зову их мцуфтиями. Они чем-то напоминают тех червей, что обгладывали мое тело, когда оно гнило в гробу.

Червяк выпал из пальцев, мне стало тошно посреди этого белого шевелящегося моря.

— Не бойся. Они не настоящие, — поглаживая ближайшего и грустно улыбаясь, — просто плод моего воображения. Убрать?

• Предыдущая
• 59/73
• Следующая