Я и мой летучий мышь - Ковальская Дарья Александровна - Страница 64

• Предыдущая
• 64/73
• Следующая

В детстве я верила, что все сказки заканчиваются хорошо. Что из любой ситуации всегда непременно есть выход. Как говорится: «В конце — все хорошо. А если все нехорошо, значит, это еще не конец». Один мой знакомый очень любил повторять эту фразу. И я верила. Действительно верила, что это именно так. Я верила, что драконы умеют любить людей. К примеру, все тех же принцесс, которых нет-нет да и похищают. Я верила, что можно перевоспитать людоеда и сделать из него вегетарианца. Верила в то, что любое живое существо где-то глубоко в душе — доброе и пушистое, просто обиженное на весь свет. А еще я верила, что каждая моя сказка, каждая история и приключение будут обязательно заканчиваться хорошо. Просто потому, что иначе и быть не может. А если все же все закончилось плохо — что ж, значит, это еще не конец.

Хорошая философия, да? Красивая, уютная, детская. И совершенно бесполезная.

Стою на коленях у трона и смотрю на высокого грузного монарха, в глазах которого не осталось ничего человеческого. Почему? А вы видели когда-нибудь глаза мертвой рыбы? Подернутые белой пленкой, огромные и круглые, они смотрят в никуда. Какие чувства можно раскопать в них? Никаких. Рыба ведь мертва. Как и этот король. Он все еще дышал, ходил, ел, пил и делал все то, что полагается делать живому существу. Но он был мертв. Его глаза были мертвыми. И мне очень не хотелось заглядывать в них снова.

— В последний раз предлагаю добровольно отдать камень. А иначе я вынужден буду сделать то, что сильно нас всех огорчит.

Смотрю на Пыха, зажатого в кулаке стражника-тролля. Василиск стоит чуть поодаль и смотрит куда-то мимо меня. С тех пор как начался допрос, он смотрел только так. Словно его здесь не было.

Сжимаю зубы и снова смотрю на Пыха. Ему больно — слишком сильно сдавили хрупкое тельце и наверняка сломали пару косточек в крыльях. Черные пуговки глаз поблескивают над большим пальцем. Он смотрит на меня, но молчит. Упорно молчит, а не пищит от боли. И от этого убивать хочется только сильнее. Суставы болят, так как мои руки вывернуты и заведены за спину. Порваны связки и пара сухожилий. Я тоже молчу. Потому что Пыху и без того больно. Только перед глазами все чаще вспыхивают алые мушки, а по ногам проходят волны дрожи. Троллю за моей спиной — все равно. Он просто держит меня за руки. А сожмет их чуть сильнее, и я просто потеряю руки. Их раздавит одна о другую. И все, что остается — смотреть прямо перед собой, контролировать каждый вдох и выдох и изо всех сил пытаться отстраниться от той боли, что пронизывает насквозь, словно в спину воткнули вертел, на котором меня подвесили перед королем.

— Итак. Ваш ответ?

— Если… если бы я… могла… Я бы от… дала.

Не кричать сложно. Никогда не могла переносить боль. Тем более что профессия обязывала чутко следить за своим телом. Ночью порой одно неверное движение, вовремя не нащупанный камень или соскользнувшие пальцы — могли привести к гибели. Я была ловкой. Очень ловкой. И еще ни разу ничего себе не ломала по-настоящему. Что ж. Пора что-то менять.

— Все еще упрямишься. Что ж, начнем с твоего маленького пушистого друга.

Король повернулся к троллю и медленно кивнул. Я напряглась и рванула. Рванула так, что кости захрустели и едва не переломились. Но руки я выдернула и даже смогла встать и пробежать пару шагов к Пыху. Тот — смотрел на меня, пока сильная рука сжимала его, сплющивая и с тихим треском ломая кости. Смотрел и молчал. А потом… потом меня поймали, врезали в спину пудовым кулаком, заставив рухнуть на каменные плиты. Лоб с силой приложился о камни, еще и еще. Потом, схватив за волосы, заставили поднять голову вверх. Сломанный нос, кровь, выбитые зубы. И Пых, тряпочкой лежащий на полу передо мной. Я, кажется, кричала. Громко, на пределе легких, срываясь на визг. Боль, которая была внутри, была неописуема. Я хотела убить их всех, подорвать этот дворец, заставить короля снова и снова подыхать от боли, корчиться, сгорать заживо, визжать, как свинья, которой перерезают горло. А потом меня снова ударили каменным кулаком в спину, позвоночник хрустнул, и я рухнула вниз, врезавшись лбом в каменные плиты и снова теряя сознание.

— Какая нервная девица, — поморщился король и поднял тяжелый взгляд на своего верного пса-василиска.

Василиск стоял бледный, в лице — ни кровинки. И он чересчур пристально смотрел на девушку, лежащую в луже собственной крови. Она еще дышала. Со всхлипами, натужно, но дышала. Хотя… тролль, конечно, перестарался. Но его тоже можно было понять: еще ни один человек не мог вырваться из каменной хватки. А тут такая неудача, и прямо на глазах у его величества.

— Дрейк. Дрейк! Ты меня слышишь?

Синие заледеневшие глаза глянули на короля. Снова, как и тысячи раз до этого, королю стало неуютно. Он еще раз напомнил себе о том, что василиска пора убрать. Этот зверь слишком непредсказуем и вряд ли когда-нибудь начнет есть с его рук. А жаль, жаль. Такая порода вымирает.

— Ты свободен. В твоей спальне ждет придворный маг. Он поможет тебе снять ошейник. — Король отечески улыбнулся, пока тролли уволакивали девчонку в небольшую комнатку за троном. Там уже было установлено все для экспериментов. Большая клетка с серебряным покрытием. Зажимы для тела, которые, впрочем, уже не нужны. Вряд ли девочка сможет когда-либо пошевелить ногами. Да и руками в принципе тоже.

— Ты обещал ее не убивать.

Король вздохнул, изображая раскаяние и легкий оттенок скорби.

— Я предлагал ей отдать камень по-хорошему. Она не послушалась. Должен же я был выяснить — врет она или нет. Теперь вижу, не врет. И впрямь не может отдать. Что ж, тогда нам просто придется пойти другим путем. Но это не должно тебя тревожить. Маг ждет. Ошейник будет снят. Ты свободен.

Король улыбнулся и, с трудом встав с трона, начал спускаться по лестнице. Магу был дан четкий приказ: убить василиска. Но так, чтобы его сила не пропала. Было там какое-то странное заклинание, способное выкачивать силу из этой твари. Сработает оно или нет, пока не ясно. А потому король решил лично при эксперименте не присутствовать. Мало ли… Зато уж на то, как камень будут извлекать из девчонки, он непременно посмотрит. По спине прошла дрожь предвкушаемого удовольствия. Наконец-то. После стольких усилий… камень будет у него. И больше никто и никогда не сможет противостоять его воле. И никакая защита, никакие чары не спасут от воли рока, заключенного в этом маленьком невзрачном куске щебня.

— Ты обещал.

Король вынырнул из сладких дум и удивленно посмотрел в сторону василиска. Странно, но того на месте не оказалось. Зато он оказался рядом. Так быстро и даже внезапно, что его величество даже не успел удивиться. Потом — последовал удар. Сильный, мощный удар, разрывающий внутренности и заставляющий задохнуться от боли, такой сильной, что не шла ни в какое сравнение с прищемленным в детстве пальцем — самым страшным эпизодом в жизни монарха. Синие глаза пылали, выжигая душу. В животе словно кружился, вращался, огромный стальной шар с шипами, который перемалывал внутренности в сплошную однородную алую массу с обрывками волокон и потрохов.

Король выпучил глаза и стал хватать ртом воздух… А в следующий миг синие глаза потухли, пальцы царапнули белую шею, и василиск рухнул к его ногам, хрипя и содрогаясь в конвульсиях.

— Убить его, мой господин?

Король с трудом сфокусировал взгляд и посмотрел на подножие трона. Там стоял щуплый маленький человечек в широкополой шляпе с пером и в длинном черном плаще, полы которого стелились по паркету. Придворный маг… Монарх перевел взгляд на собственный живот и… не увидел там ничего — ни жуткой раны, ни кровавых ошметков, все было цело. Но… почему?

Василиск затих. Король брезгливо пнул его, заставив скатиться с лестницы к ногам мага.

— Нет. Пусть живет. Еще немного, — прошептал он, с трудом спускаясь сам и все еще прижимая руку к животу. — Ему небезразлична эта девка. Что ж. Теперь просто убить графа — будет чересчур гуманно. Заковать его в браслеты и подвесить на стену. Пусть смотрит на то, что мы с ней сделаем.

• Предыдущая
• 64/73
• Следующая