Не отпущу!.. - Уилкинсон Ли - Страница 28
- Предыдущая
- 28/29
- Следующая
Секретарь, побыв в святая святых, вернулась через несколько минут.
— Мистер Джонс примет вас. Пожалуйста, пройдите сюда.
Они прошли за ней в душный, жарко натопленный кабинет. Маленький, невзрачный человечек с черепообразной головой, хитрыми голубыми глазками и неправдоподобно черными волосами встал им навстречу.
Он. Она узнала его. Сердце у Элизабет забилось.
— Прошу садиться. — Человечек указал им на пару обитых красной кожей стульев, когда-то шикарных, но теперь сильно потертых. — Итак, чем могу быть полезен?
Элизабет повторила то, что уже сказала секретарю.
Адвокат открыл лежавшую на столе папку, посмотрел в нее и спросил:
— Ваш день рождения — семнадцатое сентября, а имя вашей настоящей матери — Элизабет Смит?
— Верно, — оживилась она.
— Что именно вы желаете узнать?
Она не успела ответить — Куинн поторопился задать вопрос:
— Вы не могли бы сказать, какова была форма наследства?
— В описи числится пара старинных серег. — Мистер Джонс поднял на них глаза. — Но если память мне не изменяет, они были чрезвычайно оригинальны. Работа мастера семнадцатого века. Я всегда интересовался этим. Превосходный экземпляр.
Куинн вытащил из кармана кошелек, вытряхнул на ладонь серьги и показал их адвокату:
— Что-нибудь в этом роде?
Острые голубые глазки впились в серебристые завитушки.
— Точно такие.
— Спасибо. — Куинн положил серьги обратно в кошелек и встал. — Не станем более отнимать у вас время.
Взяв Элизабет под руку, он поднял ее со стула. На пороге она обернулась, чтобы тоже поблагодарить. В машине Куинн повернулся к ней:
— Кажется, я должен извиниться.
Она качнула головой:
— Не нужно мне извинений. Я просто рада, что ты теперь знаешь правду.
Куинн, однако, явно не выражал восторга. Лицо у него было неподвижным и серьезным, как будто правда оказалась для него весьма неприятным сюрпризом.
Ежась и недоумевая, Элизабет погрузилась в свои мысли.
Первая половина пути прошла в тяжелом молчании. Куинн старался вообще не смотреть на нее.
Ближе к вечеру они остановились в деревенском пабе, чтобы перекусить, но оба не могли есть.
Вторая половина путешествия оказалась еще хуже. Лицо Куинна мрачнело, и Элизабет совсем пала духом.
На побережье был отлив, и они быстро миновали косу, так что Элизабет даже не вспомнила о своей первой неудачной переправе.
В доме Куинн, одержимый какими-то своими мыслями, направился прямо в кабинет.
Элизабет повесила пальто и пошла за ним.
В кабинете Куинн вытаскивал из сейфа какие-то вещи и стопками складывал на столе. У него было странно неподвижное лицо и какая-то обреченность в движениях — как будто он был уже готов к неминуемой беде.
Было холодно. Элизабет удивилась, почему так заботившийся о ее комфорте Куинн не нашел времени развести огонь.
Уже не сомневаясь, что случилось что-то ужасное, она разгребла золу, набросала в камин хвороста и разожгла огонь. Когда пламя охватило сухие ветки, она подкинула поленьев и, съежившись, села у огня, устремив взгляд на Куинна.
Он почти опустошил сейф, когда наконец добрался до продолговатого футляра. Нажав ногтем на замочек, он поднял крышку.
Ей показалось, что он простоял целую вечность, неподвижно уставившись на футляр. Потом подошел и протянул его ей.
На черном бархате лежала серебряная с перламутром брошь, искусно изогнутая в виде русалки, — прекрасное старинное украшение.
У Элизабет перехватило дух. Она безмолвно подняла глаза на Куинна.
Он вынул из кошелька серьги, положил их рядом с брошью и странным, каким-то бесцветным голосом произнес:
— Идеальный гарнитур. Я только раз видел эту брошь, но не мог ошибиться.
— Так ты из-за этого обвинял меня в краже…
— Я не знал, что подумать. А потом, когда адвокат подтвердил твой рассказ… — Он потер рукой глаза и резко спросил: — Ты поняла, что это значит?
Элизабет ничего не могла понять и только качала головой.
— Помнишь, я тебе рассказывал о своем детстве? О девушке по имени Бет, которая поселилась у нас? — Он помолчал, как будто искал слова. — Ты была права, Генри не вел дневника в обычном смысле слова. Но недавно я сделал открытие: еще с молодых лет он исписал уйму тетрадей, в которых ежедневно отмечал все, что для него имело значение. В одной такой тетради я прочел, что имя Бет полностью звучит как Элизабет Смит. Генри говорил о ней как о величайшей любви в своей жизни. Он хотел, чтоб она вышла за него замуж, но она отказалась. Когда он узнал, что у нее будет ребенок, он умолял ее переменить решение. Может быть, он слишком давил на нее, но однажды, когда он поехал в Лондон, она поцеловала меня на прощанье и ушла. В записке написала, что любила Генри, но хочет свободы и не вынесет брачных уз… Он долго искал ее, а когда это не удалось, мучил себя мыслями, что она могла сделать аборт… Похоже, она его не сделала… По крайней мере даты сходятся…
Элизабет вдруг начала понимать. Она в ужасе уставилась на Куинна. Он добавил:
— Весьма вероятно, что ты — дочь Генри.
— Н-но этого не может быть, — заикаясь, пробормотала она. — В таком случае я…
Лицо у него стало серым.
— Моя сестра по отцу.
У нее потемнело в глазах, она чуть не упала…
— Нет! Не верю!
Куинн взглянул на нее:
— Генри явно считал тебя своей дочерью. Этим многое объясняется: его привязанность к тебе, и то, что он оставил тебе половину наследства, и почему так расстроился, когда ты исчезла, и так разозлился на нас с Пери…
Она в волнении перебила его:
— А почему тогда он ничего не сказал, когда узнал, что мы женимся? Ведь я говорила ему. Почему он позволил нам сыграть свадьбу? Почему так радовался? А ведь он был рад, я готова поклясться жизнью.
Куинн поднял голову, в глазах блеснула надежда.
— Давай поищем в тетрадях, вдруг найдется какое-нибудь объяснение, — предложил он, длинными шагами подошел к столу, отпер нижний ящик и стал вытаскивать из него тетради. — Слава богу, тут все датировано и лежит по порядку, так что быстро найдем.
Говоря, он уже просматривал тетради, некоторые откладывал, другие отбрасывал. Наконец подошел к камину и дал Элизабет толстую тетрадь на пружине, в синей обложке.
— Это одна из ранних, в ней он пишет о Бет. Может, тебе будет интересно. Остальные датированы примерно шестью годами ранее.
Она взяла тетрадь и принялась за чтение, а он стал листать остальные.
Куинн первым поднял голову и заговорил:
— Ну вот, здесь. Но непонятно… Он женился еще раз, но не терял надежды разыскать Бет с ребенком. Правда, данных не хватало. Она никогда не говорила о своих родных, а Смит — очень распространенная фамилия. Ты уже успела вырасти, когда его детективы ухватились наконец за ниточку и стали распутывать клубок. К тому времени, когда ты бросила колледж, Генри был почти уверен, что разыскал свою дочь. Вот почему он попросил Питера Керрадайна предложить тебе место секретаря у него. Он хотел удостовериться. Он спрашивал тебя о твоих родителях?
— Да.
— Ну, ясно. Раз ты считала своих тетю и дядю родителями, твои ответы ничего не дали. Он решил сам с ними встретиться и выложить все. Они признались, что удочерили тебя, сказали, кто твоя мать, но просили ничего не говорить тебе, поскольку хотели рассказать все сами, когда тебе исполнится двадцать один год. Их гибель все перепутала. Генри решил подождать, пока ты оправишься от удара, но тут в ваших краях появился я, и события начали развиваться с головокружительной быстротой. Вот тут и начинается загадка. Генри пишет, дословно: «Джо обладает прелестным характером, такой дочерью мог бы гордиться любой мужчина. Она очень похожа на Бет и такая же лучистая. Куинн не отводит от нее глаз, и с самого начала стало ясно, что они влюблены. Когда Джо сказала мне, что они собираются пожениться, я был в восторге».
Куинн развел руками.
— Так что за игры он вел? Почему не препятствовал нашему браку?
- Предыдущая
- 28/29
- Следующая