Хозяйка ночи - Гордиенко Галина Анатольевна - Страница 4
- Предыдущая
- 4/19
- Следующая
– Я не каталась, – Гуля с трудом встала. – Я поскользнулась, а потом меня понесло, как… на коньках.
– Поскользнулась? – удивился Мишка. – Вроде бы и не очень скользко сегодня…
Он попытался прокатиться, но не смог и пожал плечами. Гуля, подражая ему, легонько разбежалась, но подошвы сапожек не скользили.
– А только что меня так несло по этому тротуару… – неверяще прошептала Гуля.
– Да уж, несло, – фыркнул Мишка. – Я боялся, мы сейчас вместе под машину вылетим. Потому и рванул тебя за руку, что не успевал остановить. Не думал, правда, что оба шлепнемся, извини.
– Лучше на газон упасть, в снег, чем… – Гуля поежилась от неожиданного озноба. До нее только сейчас дошло, что она едва не погибла.
Она попыталась поблагодарить Котова, но Миша лишь отмахнулся. Бесцеремонно отобрал у Гули спортивную сумку и предложил почистить куртку. Еще и помог ей, смахнув снег со спины.
Гуля опять вспомнила Анку: Курбанова что угодно бы отдала, лишь бы оказаться на ее месте. Странно как – она, Гуля, едва не погибла, зато впервые за несколько лет вот так запросто болтает с Котовым, раньше он и внимания на нее не обращал.
Гуля бросила быстрый взгляд на одноклассника и тут же отвела глаза в сторону: не хватало, чтобы Мишка заметил – она его разглядывает. Еще решит, что она специально эту «катастрофу» подстроила, чтобы ему в руки попасть.
«Фу, ну и глупости же в голову лезут, – Гуля поморщила нос от отвращения к себе. – Котову на меня плевать с высокой колокольни, подумаешь, помог… он бы любой помог в такой ситуации!»
И вздохнула еле слышно, внезапно вспоминая Мишкино лицо в нескольких сантиметрах от своего – раскрасневшееся и встревоженное. А глаза у Котова темно-серые, как небо сейчас. Вокруг зрачков светлые крапинки – яркие, серебристые. И ресницы не чета Гулиным – густые и длинные.
Гуля исподлобья покосилась на Котова, ее бросило в жар: он рассматривал ее, ничуть не скрывая этого. И взгляд его показался Гуле чуть удивленным.
«Будто впервые видит», – сердито подумала Гуля, резко отворачиваясь. А вслух сказала:
– Бежать нужно, а то опоздаем в школу.
И зачем-то отобрала у Котова свою сумку, которую Мишка уже перебросил через плечо.
Гуле внезапно почудился чужой недобрый взгляд, она обернулась, но никого не заметила. Тротуар был совершенно пустым, да и вся улица словно вымерла. Ни малышей во дворе с мамами-бабушками, ни прохожих, спешащих на работу, ни машин на дороге.
Собственный дом слепо таращил на Гулю тусклые глазницы окон, странно тихий и неживой. Ветки дерева у Гулиного крыльца облепили крупные черные птицы. Они сидели бок о бок, недвижные и суровые.
Гуля побледнела от внезапного страха, показалось: именно они так недобро на нее смотрят. Но ведь этого не может быть…
Не может быть!
Гуля почти бежала в школу.
Миша шел на полшага сзади и рассматривал легкую хрупкую фигурку в алой куртке и светло-голубых джинсах.
Котов чуть подсмеивался над собой: надо же, будто впервые девчонку увидел! А сидят в одном классе уже… ну, лет пять – точно. И каждый день все эти пять лет она была рядом. Почему он никогда не замечал, что Бекмуратова… другая?
«И дело не в ее… слегка экзотичной внешности, – раздраженно размышлял Мишка. – Просто она… ну, больше девчонка, что ли, чем остальные. Что-то в Гульке есть эдакое… Ее опекать хочется. Нет, даже не хочется! Просто нужно, иначе пропадет. – Котов усмехнулся, перебирая в уме одноклассниц. – Ирку Овчаренко или Нельку Кудрявцеву никому в голову не придет защищать, они… «сами с усами». Нелька, например, третий год карате занимается, а Ирка чуть что, всем в классе доказывает, что девчонки от мальчишек ничем не отличаются – только голой физиологией. Смешно, но в отношении ее – чистая правда. Когда Овчаренко пытается кокетничать, смех разбирает. А вот Гулька… интересно бы посмотреть, как она кокетничает! Жаль, пока только краснеет…»
Заметив, что Гуля незаметно обогнала его и уже подходит к пешеходному переходу, Миша прибавил шаг: ему вдруг стало не по себе. Гулина фигурка выглядела чрезмерно хрупкой на фоне мчавшихся по дороге машин. И яркий цвет куртки как-то тревожно царапнул подсознание. На какую-то долю секунды почудилось: Гуля не стоит спокойно у пешеходного перехода, а изломанной куклой валяется на грязном асфальте, и алая куртка сливается с алой же кровью…
Горел красный свет, Гуля ждала зеленого, стоя у самой кромки тротуара. Мимо неслись машины, водители торопились проскочить перекресток на свой цвет.
Миша вдруг побежал, почему-то ощущая, что их время неумолимо тает, утекает как песок сквозь пальцы. Он непроизвольно сжал кулаки, словно пытаясь удержать хоть несколько песчинок, их шероховатость чувствовалась чуть ли не физически.
Воздух сгустился. Миша вяз в нем как в киселе, все вокруг замедлилось, будто в дурном сне или страшном фильме.
Миша видел, как стоящий рядом с Гулей высокий парень обернулся и… толкнул ее локтем. Случайно, не специально. И Гульку качнуло в сторону дороги и мчавшейся прямо на нее машины.
Миша узнал (и не поверил себе!) в автомобиле тот самый темно-синий «Опель», из-под которого он сегодня уже выдергивал сумасшедшую девчонку. Сейчас она балансировала на кромке тротуара, и Миша сердцем чуял: еще секунда, и…
Он успел. Пусть болели мышцы, и огнем жгло легкие, но Гулька была рядом, на грязном асфальте, у его ног. Испуганная, с ободранными ладонями, но живая.
Миша, еще не придя толком в себя, зло встряхнул ее за плечи и прорычал:
– Тебя что, магнитом тянет сегодня под машины?!
Он гулко сглотнул, когда Гуля подняла на него свои чудные глаза – черные, как самая темная ночь, и изумленно прошептала:
– Я вспомнила…
– Что?
– Она коснулась меня своей веткой и сказала, что лишит удачи, пусть мне будет плохо…
– Что за глупости?! – возмутился Мишка.
И тут же подумал, что это наверняка последствия шока: дважды за день едва не попасть под машину… перебор для любого, не то что для слабой девчонки!
Гуле было страшно. Она ругала себя, обвиняя в глупости и дурацких суевериях, но всплывшие в памяти Анкины слова забыть или хотя бы «отодвинуть в сторону» не получалось. Они набатом звенели в голове, каждый раз чуть на иной лад, но смысл оставался тем же – устрашающе грозным.
А тут еще Гуле все время чудился чужой взгляд в спину – недобрый и почему-то насмешливый. Она пыталась оглядываться, но ничего подозрительного не замечала: улицы казались полупустыми, а редкие прохожие бежали по своим делам – им дела не было до нее.
Гуля радовалась, что не одна. Несколько раз она поскальзывалась и не падала лишь благодаря Мишке, последний раз он удержал ее едва ли не за шиворот. А ведь и тротуар не скользкий, песком посыпан.
Никогда в жизни Гуля не была столь неуклюжей! Всегда говорили, что она пластична и прекрасно танцует, в своей танцевальной студии она часто солировала…
Гуля внезапно услышала чужой смех, совсем близко, испуганно дернулась и снова едва не упала. Мишка, придерживая ее за локоть, раздраженно прошипел:
– Да что с тобой? Ты подошвы сапог маслом сегодня смазала?! Не скользко же совсем!
– Извини, – виновато пробормотала Гуля. Обернулась, пытаясь вычислить смеющегося, но никого не увидела.
Ей бросило в лицо горсть снега, Гуля зажмурилась, протирая глаза. И вскрикнула от неожиданной боли: наверное, тем же порывом ветра на нее стряхнуло с дерева тонкие острые ледышки-сосульки. Гуля подняла голову: обледеневшие ветки рябины над ней тонко и насмешливо зазвенели-засмеялись.
Гуля отпрянула в сторону и снова вспомнила вчерашний вечер: именно такой вот льдистой веточкой Анка ее «заколдовала».
– У тебя лицо в крови, – сказал Мишка. – Подожди секунду.
Он бросился к аптечному киоску. Купил бумажные носовые платки и быстро надорвал пачку. Велел Гуле стоять спокойно и аккуратно убрал салфеткой яркие алые капли у правого века.
- Предыдущая
- 4/19
- Следующая
