Тринадцатый наследник - Шелонин Олег Александрович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/62
• Следующая

Страдания тюремщика, влюбившегося в арестантку до глубины души, тронули как охранников, к середине песни уже начавших хлюпать носами, так и заключенных, прилипших к решетке с другой стороны тюремного двора. А когда выяснилось, что тюремщик в итоге отпустил на волю несчастную, один из стражников, простонав что-то типа «шакал я позорный!», бряцая ключами, двинулся на женскую половину тюрьмы освобождать какую-то арестантку. Коллеги ключи у него отняли, а преисполнившийся сочувствия комендант в утешение налил ему полный бокал элитного монастырского вина.

Видя, что тюремщики дозрели, Иван переключился на их подопечных. О такой благодарной публике можно было только мечтать. Обработку артист начал с культового шлягера «Генералы песчаных карьеров».

Да, дворовая школа сослужила ему хорошую службу. Первый же куплет заставил умыться горючими слезами зэков, и даже их тюремщики, возможно, впервые в жизни задумались о тяжком детстве братвы в клетчатых робах и их горькой судьбе.

— Еще!!! Еще!!! — взвыли зэки, как только отзвучали последние аккорды душещипательного шансона.

— Про маму что-нибудь! Про маму спой!

И тут произошло то, от чего у коменданта конкретно отпала челюсть. Арестанты начали срывать с голов свои клетчатые шапочки, выуживать оттуда монеты разного достоинства и швырять их под ноги артисту. Медные, серебряные и даже золотые монеты веером летели сквозь прутья решетки.

— Откуда? — выпучил глаза комендант.

— А ты что думаешь, мы здесь на одной баланде сидим? — в запале кричали заключенные. — Нас с воли завсегда конкретно подогревают! Слышь, друг! Про маму что-нибудь дай!

— И про решетки да цепи наши треклятые!

— Про маму! Тут от нашего авторитета из одиночки малява пришла — про маму давай!

Иван подивился скорости прохождения малявы от одиночки до тюремного двора и местного авторитета не разочаровал.

Публика слушала затаив дыхание, лишь изредка судорожно всхлипывая, а уж когда он усугубил тематику шедевром Есенина «Ты жива еще, моя старушка», вновь зарыдали буквально все — и тюремщики, и арестанты. Даже комендант, не выдержав, смахнул со щеки скупую мужскую слезу.

— Душевно поешь, шельма! Да растолкайте вы этих по камерам, пока я не выпустил их всех к чертям собачьим на волю! — рявкнул господин Гуко на своих подопечных. — И прикажите им выдать сегодня праздничный обед!

Как ни велика была сила искусства, но чувство долга заставило тюремщиков выполнить приказ, и скоро тюремный двор опустел.

— Да, уважил, — вздохнул комендант. — Эй, кто-нибудь, притащите сюда еще одно кресло из моего кабинета.

Кресло немедленно было доставлено и пододвинуто к столу. Комендант жестом предложил Ивану подсаживаться.

— Уважил. Замечательные песни поешь, менестрель, — одобрительно прогудел господин Гуко, наполняя кубки вином. — Думаю, надо тебя за это отблагодарить. — Комендант покосился на монеты, до сих пор валяющиеся на земле. — И я отблагодарю тебя по-королевски. По закону все это надо бы конфисковать, — кивнул он на деньги, — но, так и быть, можешь забрать их себе. За твой дивный талант, менестрель!

— Благодарствую.

Они дружно чокнулись и осушили свои кубки до дна.

— Знаете, господин Гуко, а ведь вы можете отблагодарить меня и иначе, — приступил к делу Иван.

— Как?

— Признаюсь честно, я напросился на этот концерт не без задней мысли. Очень мне понравилась одна ваша заключенная. Ее сегодня утром доставили сюда в Гауэр.

— Да? Еще не видел. Утром меня здесь не было. Хочешь навестить красотку в одиночной камере? — сально улыбнулся комендант. — Да ты не красней, не красней, не смущайся. Дело молодое, понимаю.

— Я имел в виду не совсем это, — старательно изображая смущение, робко сказал Иван. — Она мне так понравилась, что у меня к ней… как бы это сказать… самые серьезные намерения. Если бы вы по доброте душевной пошли мне навстречу…

— Ну?

— Отпустите ее со мной.

— Освободить? — опешил господин Гуко. — Выпустить из тюрьмы?

— Совершенно верно. Ну подумайте сами, что ее здесь ждет? Уж не знаю, что она там натворила, но вид производит очень порядочной девушки. А здесь наберется всяких привычек нехороших от сокамерниц. А вот если я возьмусь за ее воспитание, гарантирую наставить заблудшую душу на путь истинный и сделать добропорядочной гражданкой, честно работающей на благо королевства и исправно платящей налоги. Опять же и вам хлопот меньше, и казне лишний раз не тратиться на содержание лишнего рта в тюрьме. Как видите, одни сплошные плюсы!

— Красиво излагаешь! — восхитился комендант. — Прямо сейчас бы пошел и отпустил ее с богом…

— Но? — вопросительно вскинул брови юноша.

— Но такое дело замазывать надо. Чтоб бумажки нужные из дела убрать, судейским денежку отвалить, стряпчим, ну и еще кое-кому, — многозначительно сказал комендант.

— Того, что там лежит, — кивнул на землю Иван, — хватит?

— С ума сошел?! Чтоб это дело замять, как минимум двадцать золотых надо, а там и пяти не наберется.

Иван скрипнул зубами и начал мысленно сыпать проклятия. После всех трат по подготовке внедрения в тюрьму у него осталось всего два золотых. Вместе с щедрыми чаевыми зэков семь. Не хватает еще тринадцать! Вот когда он пожалел, что перед уходом из дома номер шесть по улице Стряпчих не выгреб из ящика все до последней монетки. Теперь там делать нечего. Городская стража наверняка уже перерыла весь дом сверху донизу, и ничего ценного там уже нет.

Однако, как оказалось, этим дело не закончилось.

— Но двадцать монет — это для простой уголовницы, а, судя по твоему описанию, девочка из благородных. — Комендант кинул сочувственный взгляд на парня. — А это уже дороже. Пятьдесят монет. Зато подчистим бумажки так, что никто не подкопается.

— Это как?

— Подведем дело под самоубийство или внезапный приступ очень опасной болезни. В таких случаях тело обычно сжигают, чтобы не допустить распространения заразы. Так что добудешь денежки, приходи, договоримся.

— Я постараюсь добыть нужную сумму еще до вечера, господин комендант, — решительно сказал юноша, поднимаясь из-за стола. — Надеюсь, к моей протеже здесь отнесутся чутко и достаточно уважительно, пока я не добуду нужную сумму. А это, — указал глазами Иван на лежащие на земле деньги, — оставляю в качестве аванса.

— Уже уходишь? — расстроился господин Гуко. — А я надеялся, ты мне еще чего-нибудь споешь.

— И рад бы доставить вам такое удовольствие, — развел руками юноша, — но теперь у меня появилось очень срочное дело. Думаю, нет смысла объяснять какое.

— Разумеется. Уверен, что тебе с такими талантами добыть какие-то жалкие пятьдесят золотых не составит ни малейшего труда.

— Ну да, — удрученно хмыкнул Иван, — вышел с гитарой на площадь…

— Какая площадь! Там тебе накидают одних медяков. Ладно, так и быть. Нравишься ты мне, вьюнош. Дам я тебе один адресок. Там наши клиенты собираются. Ну те, кто еще не у нас… но скоро будут. Вот они-то тебе с твоим репертуаром…

— А вот это уже другое дело, — воспрянул духом Иван. — Диктуйте адрес.

Комендант поозирался, поманил к себе пальцем менестреля и прошептал ему на ухо координаты клиентов его заведения.

— Все понял?

— Все.

— Вот и умничка. Эй, кто-нибудь! Проводите менестреля… а как тебя, кстати, зовут?

Иван тут же вспомнил инструкции Вианы и на всякий случай не стал светить ни то, ни другое имя.

• Предыдущая
• 11/62
• Следующая