Государственные игры - Клэнси Том - Страница 35

• Предыдущая
• 35/102
• Следующая

Прошло еще десять минут, и они подъехали к “Пивному залу”. То, что это именно он, не вызывало никаких сомнений. Здание располагалось посреди выстроившихся в ряд баров и кафе, в большинстве своем сейчас закрытых. На выложенном белым кирпичом фасаде пивной висела простенькая вывеска с ее названием. Черные прямые буквы на красном фоне.

– Что и следовало ожидать, – пробурчал себе под нос Херберт, проезжая мимо. Это были цвета фашистской Германии. И хотя выставлять свастику напоказ в современной Германии было запрещено, эти люди пользовались схожей символикой, не нарушая при этом закона. И конечно же, как рассказывал Хаузен за ланчем, хотя неонацизм сам по себе и был вне закона, эти группировки обходили запреты, используя в названиях своих организаций любые мыслимые эвфемизмы: от “Сыновей Волка” до “Национал-социалистов XXI века”.

И все же, если в самом “Пивном зале” и не было ничего удивительного, люди, толпившиеся перед ним, не могли не вызвать удивления.

Десяток больших круглых столов не вместил бы всю компанию, которая прибывала прямо на глазах. Сотни три главным образом молодых мужчин уже сидели на тротуарах, бордюрах и мостовой или стояли, облокотясь на машины, чьи хозяева не успели вовремя их отогнать и теперь не смогут ими пользоваться в течение всех этих трех дней. Немногочисленные посторонние пешеходы старались побыстрее миновать толпу. Еще дальше от здания четверо полицейских направляли уличное движение. Машины осторожно объезжали толпившиеся компании, которые распивали прямо на мостовой, неподалеку от пивной.

Херберт ожидал увидеть армию бритоголовых и коричневорубашечников – бритые черепа и татуировку – или ладно сидящую псевдонацистскую форму с нарукавными повязками. Да, панки здесь были – вкрапления то тут то там человек по пять-десять. Но большинство мужчин и немногочисленные женщины, которых он увидел, носили вполне обычную одежду и нормальные, если не сказать консервативные, прически. Они смеялись, свободно общались и больше походили на молодых биржевых брокеров или юристов, собравшихся в Ганновере на какую-то конференцию. Обстановка пугала своей обыденностью. Такое вполне могло бы происходить и в родном городе Херберта.

Тренированным взглядом он разделил пестрое сборище на фрагменты и запомнил их целиком, не останавливаясь на отдельных личностях. Позже, если понадобится, он сможет извлечь из памяти важные подробности.

Медленно двигаясь вперед, Херберт прислушивался к звукам, доносившимся через открытое окно. Он не был силен в немецком, но знал его достаточно, чтобы понимать, о чем идет речь. Эти люди беседовали о политиках, о компьютерах и, Господи, о кулинарии. Все происходило вовсе не так, как он себе представлял – не было никаких молодых людей, горланящих старинные немецкие застольные песни. Неудивительно, что власти держались в сторонке от этих “дней хаоса”. Нагрянь они сюда, им пришлось бы задерживать ведущих в стране врачей, юристов, биржевиков, журналистов, дипломатов и Бог знает, кого там еще. Они пока не были достаточно сильны или достаточно едины. Но если это объединение произойдет, ткань упорядоченной жизни в Германии мигом расползется и будет соткана заново, но это уже будет гобелен с изображением, опасаться которого у мира будут все основания.

Внутри у Херберта все напряглось. Какая-то часть его сознания беззвучно кричала: “Эти молодые ублюдки не имеют права!”, в то время как другая понимала, что право они как раз имеют. По иронии судьбы именно поражение Гитлера и предоставило им возможность говорить и делать очень многое до тех пор, пока в этом не будет раздувания расовой и религиозной розни или публичного отрицания холокоста.

Ближе к концу улицы стоял регистрационный стол, за которым сидели несколько мужчин и женщин. Очередь у стола разбухала, но не было никакой толкотни, никто не ругался и не жаловался – ничего такого, что нарушило бы общий дух товарищества. Херберт притормозил и стал наблюдать, как организаторы принимают деньги и раздают программки, торгуют черно-красными наклейками и значками.

Да у них тут целый надомный промысел, подумал Херберт, чертыхаясь от удивления. Искусный, вредный, но вполне легальный. И в этом, конечно же, есть проблема. Не в пример бритоголовым, считавшимся низшей кастой среди неонацистов, к которой относились с легким презрением, здешним мужчинам и женщинам хватало сообразительности действовать в рамках закона. И Херберт был уверен на все сто, что, когда их станет достаточно, чтобы выдвинуть своих кандидатов и избрать тех в бундестаг, они поменяют и закон. Как это уже было в 1933 году, когда “Акт о чрезвычайных полномочиях” предоставил Гитлеру диктаторскую власть над страной.

Один из устроителей, высокий молодой человек с соломенными волосами, стоял за столом и с официальным видом пожимал руку каждому вновь прибывающему. Казалось, он менее свободно чувствовал себя с немногочисленными нарочито неряшливыми бритоголовыми, чем с теми, чей облик был более обыденным.

Херберт отметил про себя, что даже паразиты делятся на касты. Он был заинтригован, когда один из не очень приличного вида новоприбывших после рукопожатия выбросил руку в традиционном нацистском приветствии. Блондину, похоже, стало даже неловко. Это походило на то, как если бы нищий пропойца явился на званый ужин в дорогой ресторан. К такому приветствию здесь относились терпимо, но открыто не одобряли. Ясно, что в новом рейхе, впрочем, как и в старом, хватало своих собственных “измов” и разногласий, на которых могли бы сыграть внешние силы.

Задние машины уже принялись сигналить Херберту. Отпустив ручной тормоз, он нажал ладонью на газ и не спеша поехал вдоль улицы. В нем проснулась страшная злость: злость на этих холеных монстров, сторонников войн и геноцида, и злость на систему, которая допускает их существование.

Доехав до угла, Херберт обнаружил, что стоянка на боковых улицах запрещена, но с радостью отметил, что с жезлом там никто не стоит и движение не регулирует. Это было бы уж слишком, подумал он, словно на чертовой сельской ярмарке.

Свернув в одну из улиц, Херберт подыскал место для стоянки. Он нажал кнопку на щитке рядом с радиоприемником. Задняя левая дверца машины открылась, и поддон, на котором стояло кресло-каляска выдвинулся наружу. Поддон опустился ниже, и кресло оказалось на асфальте. Херберт вытянул руку назад и подкатил его к себе. Он напомнил себе, что надо бы с кем-то договориться, чтобы такие машины можно было бы получать и в США. Они и впрямь многим здорово упростили бы жизнь.

Скользнув в кресло-каляску, Херберт примостился поудобней и нажал кнопку на дверце, чтобы поддон втянулся обратно. Когда тот снова оказался в салоне машины, Херберт захлопнул свою дверцу и покатил по улице в сторону “Пивного зала”.

Доминик буквально физически ощущал победу. Она была реальной, весомой и близкой. Очень близкой.

И особенно сильно он ощущал ее теперь, после звонка своего нью-йоркского поверенного, который сообщил, что полиция и ФБР заглотили наживку. Они арестовали команду из “Чистой нации”, которую Доминик подкармливал долгие месяцы. Конечно же, Гарни и его люди вынесут все тяготы ареста и суда, как истинные нацисты, – гордо и без страха. В то же время это наведет ФБР на склады оружия и литературы, к тому же оно заполучит человека, изнасиловавшего лесбиянок в Чикаго. И власти начнут трубить о своих победах.

Своих победах… -, усмехнулся Доминик. Мусорщики вышли на охоту. Охоту, которая съест и время, и личный состав и уведет борцов с нарушениями закона в неверном направлении.

Доминик был немало удивлен, насколько просто, оказывается, ввести в заблуждение ФБР. Оно внедрило своего агента. Все как обычно. Однако из-за того, что этому агенту, Джону Були, было уже под тридцать, а он ни в каких организациях прежде не состоял, сочли не лишним послать двоих из “Чистой нации” в Калифорнию навестить “маму”, которой Джон регулярно писал письма. ФБР сняло этой “маме” дом и обеспечило прикрытием, однако, женщина ежедневно делала два-три звонка с телефона-автомата в местном бакалейном магазине. Съемки скрытой видеокамерой показали, что набираемые ею номера принадлежат отделению ФБР в городе Фениксе. Лидер “Чистой нации” Рик Майерс подозревал, что миссис Були и сама скорее всего бывшая сотрудница бюро на пенсии. В результате сочли разумным оставить Джона Були в группе, чтобы через его посредство снабжать ФБР дезинформацией.

• Предыдущая
• 35/102
• Следующая