Государственные игры - Клэнси Том - Страница 77

• Предыдущая
• 77/102
• Следующая

Нэнси же, наоборот, большую часть времени сидела, уставившись в иллюминатор. Худ спросил, о чем она думает, но та так и не ответила. Он, конечно же, догадывался о чем и жалел, что не может облегчить ее состояние.

Нэнси предоставила им кое-какую информацию относительно внутренней планировки здания “Демэн”. Столл деловито совместил ее описания с поэтажным планом. Тот был получен ими из Оперативного центра с помощью пакета программ для удаленного доступа, разработанных Столлом. Благодаря расширенному каналу передачи информации на принадлежавшем Национальному бюро разведки спутнике “Гермит” основные структуры Оперативного центра были способны устанавливать беспроволочную связь с переносными компьютерами оперативников. Патентованные программы Столла увеличили пропускную способность системы “гермитлинк” с двух до пяти килобайтных блоков с использованием протокола передачи файлов Z-модема и широкополосной радиотрансляцией в диапазоне от 2,400 до 2,483 гигагерц.

Впрочем, все это не слишком помогло. Нэнси сумела рассказать им не так уж много. Она знала о расположении производственного и программного отделов. Но ей ничего не было известно о помещениях для руководителей и личных апартаментах Доминика.

Худ оставил Нэнси с ее думами, а решившего расслабиться Столла – за игрой на компьютере. Пробравшись в кабину пилотов, Пол стал слушать, как возбужденный, почти жизнерадостный Хаузен рассказывает о своей юности.

Отец его, Максимиллиан Хаузен, проходил службу в “люфтваффе”. Будучи специалистом по ведению ночного боя, он участвовал в испытаниях самолетов Хейнкеля и во время первого же боевого вылета на своем He-219 сбил пять английских бомбардировщиков “ланкастер”. В голосе Хаузена не было извиняющихся интонаций за военные подвиги отца. Служба в армии была неизбежна, и она не уменьшила ни сыновней любви, ни уважения. И все же, пока немец рассказывал о делах своего родителя, Полу трудно было не думать о семьях тех молодых членов экипажей, что были сбиты вместе с “ланкастерами”.

По– видимому, как-то ощутив мысли Худа, Хаузен сменил тему.

– А ваш отец проходил службу? – спросил он американца – Мой отец был медиком. Он служил в Форт-Маклеллане, это в штате Алабама, сращивал сломанные кости и лечил… – Худ бросил взгляд на Элизабет, – м-м…, в общем разные болезни.

– Я вас понял, – сказал Хаузен.

– Я тоже, – вставила Элизабет.

Пол почувствовал себя, как если бы он снова очутился в Оперативном центре и старается пройти по натянутому канату между политической корректностью и дискриминацией по половому признаку.

– И вам никогда не хотелось стать врачом? – продолжал допытываться Хаузен.

– Нет, – признался Худ. – Мне хотелось помогать людям, и я счел, что политика тут лучший из способов. Некоторые представители моего поколения думали, что решением могла бы стать революция. Но я предпочел поработать с так называемым истеблишментом.

– Это мудрый выбор, – одобрил Хаузен. – Революция редко становится решением.

– А как насчет вас? – поинтересовался Худ. – Вы всегда хотели стать политиком?

Хаузен отрицательно покачал головой.

– С того момента, как я научился ходить, я хотел летать, – ответил он. – Когда мне было семь лет, мы жили на ферме в Вестфалии, неподалеку от Рейна. Отец научил меня летать на моноплане “фоккер-спайдер” девятьсот тринадцатого года выпуска, который он сам же и восстановил. Когда мне исполнилось десять и я учился в боннской начальной школе, я на близлежащем летном поле пересел на двухместный биплан “букер”. – Хаузен улыбнулся. – Но я видел, как то, что казалось прекрасным сверху, превращалось в убожество, когда я был на земле. И повзрослев, подобно вам, решил помогать людям.

– Должно быть, родители испытывают за вас гордость, – заметил Худ.

Хаузен слегка помрачнел.

– Не сказал бы. Ситуация была довольно сложной. У отца было вполне определенное мировоззрение, в том числе и на то, чем должен заниматься его сын, чтобы зарабатывать на жизнь.

– И он хотел, чтобы вы летали, – утвердительно сказал Худ.

– Да, он хотел, чтобы я оставался с ним.

– Почему? Ведь вы даже не предавали какого-то семейного бизнеса.

– Хуже того, – ответил Хаузен. – Я предал отцовские надежды.

– Понимаю. И они по-прежнему никак не простят вас?

– Папа умер два года назад. Незадолго до его смерти нам удалось поговорить, правда, многое, очень многое так и осталось не досказанным. С мамой мы беседуем постоянно, хотя она и очень изменилась после смерти отца.

Слушая Хаузена, Худ не мог не вспомнить замечания Байона о том, что замминистра гоняется за мельканием своего имени в газетных заголовках. Будучи сам политиком, Худ понимал, что хорошая пресса – дело важное. Но ему очень хотелось надеяться, что этот человек был искренен. В любом случае никакого освещения прессой во Франции не предвиделось.

Политическая “уловка-22”, подумал Худ, криво усмехнувшись. Никто не сообщит о нашем триумфе в случае успеха, но и никто не расскажет о нашем аресте в случае провала.

Худ и сам уже собирался вернуться в салон, но тут послышались настоятельные призывы Столла.

– Шеф, идите сюда! Тут что-то не так с компьютером! В речи опцентровского компьютерного гения больше не проскальзывало испуганного тремоло. Голос Матта Столла звучал озабоченно, но очень твердо. Худ быстро направился к нему по белому мягкому ковру.

– Что там у вас не так?

– Посмотрите, что только что влезло в мою игру. Худ уселся справа от него. Нэнси покинула свое место по другую сторону салона и устроилась справа от Мэтта. Столл опустил шторку на иллюминаторе, чтобы было лучше видно. Все уставились на экран.

Там пошло изображение пергаментного свитка с готическим текстом. Одна белая рука держала свиток сверху, другая – снизу. Текст гласил:

"Внимание, граждане!

Ради Бога простите нас за это вторжение. Знаете ли вы, что согласно данным Программы о приговорах и Группы по защите общественных интересов треть всех чернокожих в возрасте от двадцати до двадцати девяти лет находятся в тюрьмах, под надзором или осуждены условно? Знаете ли вы, что эта цифра была на десять процентов меньше каких-то пять лет назад? Знаете ли вы, что эти черные ежегодно обходятся государству более чем в шесть миллиардов долларов? Следите за нашим сообщением через восемьдесят три минуты…"

– Мэтт, откуда это взялось? – спросил Худ.

– Понятия не имею.

– Обычно прерывания происходят через порты интерактивных терминалов, – заговорила Нэнси, – или порты передачи файлов…

– Или порты электронной почты, да, – добавил Столл. – Но это прерывание начинается не из Оперативного центра, а откуда-то еще. И это “где-то еще” скорей всего очень хорошо спрятано.

– Что вы имеете в виду? – не понял Худ.

– Сложные прерывания вроде этого обычно проходят через серию компьютеров.

– Так не могли бы вы их отследить, просто двигаясь в обратную сторону? – спросил Худ. Столл покачал головой.

– Вы правы, что эти олухи используют свой компьютер для того, чтобы влезть в другой, затем используют тот, чтобы влезть в следующий, и так далее. Но это не так, как в случае с линией, последовательно соединяющей точки, где каждая остановка представляет собой единственную точку. Дело в том, что каждый компьютер представляет собой тысячи возможных путей. Это скорее походит на вокзал с сотнями путей, разбегающихся в разных направлениях.

Экран очистился, и появился следующий текст:

"Знаете ли вы, что уровень безработицы среди черных мужчин и женщин вдвое выше, чем среди белых? Знаете ли вы, что в среднем девять из десяти национальных рекордов за этот год установлены черными и что ваши белые дочери и возлюбленные покупают записи, состоящие на шестьдесят процентов из так называемой музыки чернокожих? Знаете ли вы, что в нашей стране только пять процентов книг покупается черными? Следите за нашим сообщением через восемьдесят две минуты”.

– А где-нибудь еще это появляется? – спросил Худ. Пальцы Столла уже летали над клавиатурой.

• Предыдущая
• 77/102
• Следующая