Игры патриотов - Клэнси Том - Страница 44
- Предыдущая
- 44/130
- Следующая
«Таких вопросов нельзя задавать моей жене», — ухмыльнулся Джек.
— Ну, и что ты ей ответила?
— Вышиваю, но только на глазных яблоках.
— И, конечно, с такой же, как сейчас, милой и дерзкой улыбкой… Надеюсь, хотя бы не за столом ты её поддела?
— Джек! Ты же меня знаешь. Она была вполне мила и хорошо играла на рояле.
— Так же хорошо, как ты?
— Нет, — улыбнулась Кэти.
Ухватив её за кончик носа, он продекламировал:
— Каролина Райан, доктор, женщина свободных нравов, хирург-офтальмолог, пианистка с мировой известностью, жена и мать, спуску никому не даёт.
— Кроме мужа.
— Когда это я в последний раз тягался с тобой?
— Но мы не соревнуемся. У нас с тобой любовь, — она прижалась к нему.
— Это верно, — сказал он, целуя её. — Многие ли, по-твоему, способны пребывать в любви после стольких, как у нас, лет семейной жизни?
— Не многие, а только везунчики вроде тебя, старый ты болтун. Подумаешь: «После стольких лет семейной жизни». И не стыдно?
Поцеловав её, он встал с пола. С оглядкой миновав всю груду игрушек, он извлёк из-под ёлки маленькую коробочку, завёрнутую в зелёную бумагу. Снова усевшись возле жены, он бросил коробку ей на колени.
— С Рождеством, Кэти.
Она набросилась на подарок с нетерпением ребёнка и разорвала обёртку. Там оказалась бархатная коробочка, а в ней золотое ожерелье — судя по всему, из дорогих. Джек затаил дыхание. Он не был силён в умении выбрать подарок. Но тут ему помогала Сисси Джексон.
— Да, — сказала она восхищённо. — В бассейне я буду его снимать.
— Давай я застегну, — Джек с лёгкостью справился с замочком одной рукой.
— Ты, я вижу, тренировался… Чтобы самому надеть мне его на шею, да?
— Целую неделю. На работе.
— Оно просто великолепно, Джек! — воскликнула Кэти и поцеловала его.
— Оно попалось мне на глаза случайно, — соврал он. На самом деле он искал его не меньше девяти часов и обошёл семь магазинов.
— Джек, а я с подарком оказалась не на уровне…
— Брось. Ты мой самый лучший подарок.
— Ты сентиментальный чудак, прямо из какой-то старой книжки. Но я не возражаю.
— Так тебе оно нравится"? — осторожно спросил он.
— Ты тупица! Я от него без ума!
Они снова поцеловались. Родителей Джек потерял, сестра его жила в Сиэтле, прочие родичи — в Чикаго. Все, что он любил, было сосредоточено здесь, в этом доме: жена, ребёнок и ещё один, будущий. Ему удалось обрадовать жену на Рождество, — значит, в их семейной летописи этот год будет значиться как счастливый.
Примерно в то время, когда Райан принялся за сборку кукольного дома, четыре одинаковых голубых фургона выехали — с интервалом в пять минут — из ворот брикстонской тюрьмы. Все четыре полчаса кружили по окраинным улицам Лондона, а двое полицейских — в каждом из них — не отрывали глаз от маленького окошечка сзади, высматривая, не пристроится ли к ним какая-нибудь машина.
Для этапирования день был во всех смыслах удачный. Типичное английское зимнее утро. Фургоны продирались сквозь завесу тумана и дождя. На Ла-Манше был шторм, и даже здесь, у Лондоне, это чувствовалось. Но главное — было темно.
Солнце должно было взойти лишь через несколько часов, а пока голубого цвета фургоны были почти не видны в сумерках раннего утра.
Меры безопасности были настолько строгими, что сержант Боб Хайленд из С-13 заранее даже не знал, что его фургон выедет из тюремных ворот третьим по счёту. Не знал он и того, что будет всего в метре сидеть от Сина Миллера и что отправятся они в небольшой порт Лаймингтон. До острова Уайт они могли добраться из трех портов, причём на одном из трех видов паромов: обычном, на воздушной подушке или на подводных крыльях. Не исключено, что они воспользуются вертолётом… Но Хайленд только глянул на беззвёздное небо и тут же отмёл последний вариант.
«Это не то», — сказал он себе. А кроме того, меры безопасности были приняты чрезвычайные. Не более тридцати человек знали о том, что Миллера будут этим утром этапировать. Сам Миллер узнал об этапе только три часа назад. И он понятия не имеет, в какую тюрьму его везут. Об этом он узнает лишь когда окажется на острове.
С годами становилось все яснее, что британская тюремная система далеко не идеальна. Оказалось, что бежать из этих расположенных в уединённых местах Дортмуре или Корнуолле — старинных, внушающих страх стен, поразительно легко. И в результате, на острове Уайт воздвигли две новые тюрьмы особо строгого режима — Олбани и Паркхерст. В этом был свой смысл. Во-первых, на острове легче организовать охрану. А во-вторых, и это было важнее, Уайт был довольно малонаселённым островом и любой незнакомец тут же привлёк бы к себе внимание.
Новые тюрьмы в известном смысле были даже комфортабельнее, чем старые, вековой давности. Но зато вместе с улучшением условий содержания заключённых, здесь использовались все достижения современной техники, затрудняющие побег. Конечно, нет ничего в жизни невозможного, однако тут были установлены телевизионные камеры, благодаря которым просматривался каждый сантиметр тюремной стены, была введена в действие система электронной сигнализации, и охрана вооружена автоматами.
Хайленд потягивался и позевывал. Если повезёт, он вернётся домой где-то после обеда и проведёт с семьёй хотя бы часть Рождества.
— Пока не видать ничего, что могло бы нам помешать, — сказал другой констебль, уткнувшийся носом в дверное окошко. — На улицах машин — раз-два и обчёлся, и ни одна не следует за нами.
— Тем лучше, — заметил Хайленд. Он обернулся — взглянуть, как там Миллер.
Тот сидел на левой скамейке. Его руки были в наручниках, и от них тянулась цепь к ножным кандалам. Если скованному так человеку помочь, то он мог бы не отстать от ползунка, но маловероятно, чтобы он был способен догнать двухгодовалого малыша. Миллер сидел, откинув голову к стене и закрыв глаза.
Голова его моталась туда-сюда, когда фургон подбрасывало на ходу. Казалось, он спал, но Хайленд знал, что это не так. Миллер просто снова ушёл в себя.
«О чём ты думаешь, мистер Миллер?» — хотелось спросить Хайленду. Желание это вовсе не означало, что он был лишён возможности задавать вопросы Миллеру.
Чуть ли не каждый день после инцидента на Молу Хайленд и ещё несколько детективов проводили по несколько часов за грубым деревянным столом, на другом конце которого сидел вот этот молодой человек. Разговорить его было трудно.
Парень был крепким, признался самому себе Хайленд. За всё время он произнёс всего одно слово, и было это девять дней тому назад. Надзиратель, у которого эмоции возобладали над соображениями долга, под предлогом, что в камере Миллера испортился водопровод, временно перевёл его в камеру, где сидели два «ОПП», то бишь «обычные порядочные преступники», как их звали в тюрьме в противовес политическим, с которыми имели дело сотрудники С-13. Один из них ждал приговора по делу о серии уличных грабежей, другой — за убийство владельца магазина в Кенсингтоне. Оба знали, кем был Миллер, и, ненавидя его, усмотрели в нём возможность загладить содеянные ими преступления, в которых они на самом деле ничуть не раскаивались. Когда Хайленд пришёл за ним, чтобы отвести на очередной бесполезный допрос, он увидел, что Миллер лежит на полу лицом вниз штаны его были спущены, а на нём возлежал грабитель. Зрелище было настолько ужасным, что Хайленд, по правде говоря, посочувствовал террористу. По команде Хайленда «ОПП» отошли в угол камеры, и, когда дверь была открыта, Хайленд помог Миллеру подняться с пола и отвёл его в медпункт. И только там Миллер впервые заговорил с ним, словно вдруг усмотрев в нём человеческое существо. «Спасибо», — выговорил он разбитыми, кровоточащими губами.
«Полицейский спасает террориста! Какой заголовочек для газет», — думал Хайленд. Надзиратель, конечно, заявил, что вины его тут нет. Водопровод в камере Миллера действительно был испорчен, а водопроводчик по каким-то причинам не спешил, самого же надзирателя в тот момент вызвали наводить порядок в какой-то другой камере. Он не слышал, чтобы из того блока доносился какой-либо шум. Ни звука. Лицо Миллера было сплошной кровавой массой. И хотя сочувствие к нему недолго жило в душе Хайленда, на надзирателя он был все ещё зол. Содеянное тем было оскорблением чувства профессионализма Хайленда. Мало того, что это было нарушением правил, это потенциально было первым шагом назад — к дыбе и раскалённым щипцам. Закон ведь нацелен не столько на защиту общества от преступников, сколько на защиту общества от самого себя. Эту истину понимали далеко не все полицейские, но Хайленд хорошо усвоил её за пять лет работы в Отделе борьбы с терроризмом. Истина была из трудных, особенно когда ты видишь, что творят террористы.
- Предыдущая
- 44/130
- Следующая
