Ассегай - Смит Уилбур - Страница 16

• Предыдущая
• 16/27
• Следующая

В перерыве на ленч судьи отдали должное холодной жареной куропатке и отведали шампанского на широкой веранде офицерской столовой. После ленча слушание возобновилось. Эдди и Снелл еще пару часов продолжали играть в обвинителя и свидетеля. Наконец капитан повернулся к старшему судье:

– Ваша честь, я закончил. У меня больше нет вопросов к свидетелю.

Все прошло по плану; Эдди был доволен собой и не пытался скрывать этого.

– Лейтенант? У вас есть вопросы к свидетелю обвинения? – спросил полковник, доставая из кармана часы. – Я хотел бы закончить все к завтрашнему вечеру. Нам еще нужно вернуться в Момбасу и успеть на корабль, который уходит в пятницу вечером.

Судя по всему, для себя председатель уже все решил.

Бобби попытался рассеять сложившееся у судей мнение, забросав Снелла вопросами, но из этого ничего не получилось – в первую очередь из-за слабости его собственной позиции. Майор держался уверенно, а отвечал таким снисходительным тоном, будто разговаривал с несмышленым ребенком. Несколько раз он обменивался с судьями заговорщическими взглядами.

В конце концов полковник снова извлек золотые часы и громогласно объявил:

– Джентльмены, на сегодня достаточно. Возобновим заседание завтра в девять утра.

С этими словами он поднялся и, сопровождаемый двумя своими товарищами-судьями, направился к бару в задней части столовой.

– Боюсь, похвастать нечем, – признался Бобби, когда они с Леоном вышли на веранду. – Теперь все зависит от твоих завтрашних показаний.

Ишмаэль принес им обед и по бутылке пива из пристроенной к рондавелю Леона кухни. Стульев в комнате не было, так что устроились на полу. Ели без аппетита, стратегию на следующий день обсуждали также без особенного энтузиазма.

– Мне вот интересно, не упадешь ли ты в глазах местных дам, когда встанешь с повязкой на глазах к стенке? – задумчиво сказал Бобби. – Или так и останешься лихим красавчиком?

– Проваливай и не каркай! – прикрикнул на него Леон. – Мне еще выспаться надо.

Сон не шел, и он ворочался, крутился и потел чуть ли не до рассвета. В конце концов встал и зажег лампу. Потом, не одеваясь, в одних трусах шагнул к двери – общественная уборная находилась в самом конце улочки. Ступив на веранду, лейтенант едва не наткнулся на группу мужчин, сидевших на корточках прямо за дверью. Он отпрянул и поднял лампу повыше.

– Вы еще кто такие?

Гостей было пятеро, и, приглядевшись, Леон заметил, что все они одеты в охряно-красные масайские шуки.

Один из них поднялся.

– Приветствую тебя, М’бого, – сказал он, и костяные сережки блеснули в свете лампы почти так же ярко, как и его зубы.

– Маниоро! Ты какого черта здесь делаешь? – почти закричал Леон – давивший на сердце камень свалился, и его захлестнула волна радости.

– Мама Лусима послала меня. Сказала, я тебе нужен.

– А почему ж так долго? – Ему хотелось обнять сержанта.

– Я очень спешил, и братья мне помогали. – Маниоро указал на сидевших за его спиной мужчин. – За два дня дошли до Наро-Мору. Там нам разрешили сесть на поезд. Ехали на крыше. Очень быстро.

– Что ж, Мама права. Брат, мне очень нужна твоя помощь.

– Лусима Мама всегда права, – сказал Маниоро. – А теперь скажи, что за беда с тобой приключилась? Снова будем воевать?

– Да, – ответил Леон. – Нас ждет большая война!

Пятеро масаи переглянулись – похоже, такая перспектива устраивала их как нельзя лучше.

Разбуженный голосами, из своей пристройки выбрался заспанный Ишмаэль.

– В чем дело, эфенди? Снова эти неверные? Они вам мешают? Мне их прогнать?

Одетого в шуку Маниоро слуга не узнал.

– Нет, Ишмаэль, не надо никого прогонять. Беги-ка побыстрее к лейтенанту Бобби да скажи, чтоб немедленно шел сюда. Случилось нечто чудесное. Господь услышал наши молитвы.

– Аллах велик! Милость его недоступна пониманию, – подтвердил Ишмаэль и неспешно, не теряя достоинства, потрусил к дому Бобби.

– Прошу вызвать в качестве свидетеля сержанта Маниоро! – громко, твердым голосом объявил лейтенант Сэмпсон.

В офицерской столовой повисла гробовая тишина. Судьи оторвались от своих записей и, заметно оживившись, повернулись к двери, через которую, хромая и опираясь на неуклюжий самодельный костыль, в зал вошел Маниоро. Он был в своей лучшей, парадной форме, с аккуратно наложенной свежей повязкой на бедре и босиком. Кокарда на красной феске и пряжка ремня, любовно начищенные «Браско», сияли как звезды. За ним, безуспешно стараясь скрыть довольную ухмылку, промаршировал сержант Мфефе. Подойдя к возвышению, сия живописная парочка остановилась и лихо откозыряла с интересом наблюдавшим за ними судьями.

– Сержант Мфефе будет переводить для тех, кто не силен в кисуахили, – объяснил Бобби и, когда Маниоро привели к присяге, посмотрел на переводчика. – Пожалуйста, сержант, попросите свидетеля назвать свое имя и звание.

– Я – сержант Маниоро роты С 3-го батальона 1-го полка КАС, – гордо ответил Маниоро.

Майор Снелл помрачнел и, похоже, пал духом. Он лишь теперь, с опозданием, узнал Маниоро. Не раз и не два Леон был свидетелем тому, как майор, пропустив в баре три-четыре стаканчика виски, заявлял, что не различает «эти черномазые образины». Столь уничижительные, оскорбительные замечания были типичны только для Снелла – другие офицеры никогда не позволяли себе ничего подобного по отношению к состоящим под их командой людям.

«Что ж, Лягушонок, присмотрись теперь хорошенько к этой черной образине, – с радостным злорадством подумал Леон. – Забудешь ты ее не скоро».

– Ваша честь, – обратился Бобби к старшему судье, – позвольте свидетелю давать показания сидя. Стрела попала ему в правое бедро, и, как вы сами можете убедиться, рана еще не зажила.

Взгляды присутствующих устремились на свежую повязку, наложенную утром полковым хирургом. Кое-где через бинты уже просочилась кровь.

– Конечно, пусть садится, – сказал полковник. – Кто-нибудь, принесите стул.

Все подались вперед, с любопытством ожидая продолжения. Майор Снелл и Эдди Робертс о чем-то возбужденно шептались, причем Эдди то и дело качал головой.

– Сержант, этот человек – ваш командир? – спросил Бобби, указывая на сидящего рядом Леона.

Маниоро кивнул.

– Бвана лейтенант, он мой командир.

– Вы были с ним на марше к боме Ниомби?

– Был, бвана лейтенант.

– Сержант, вам вовсе не обязательно называть меня «бвана лейтенант», – сказал ему на кисуахили Бобби.

– Ндио, бвана лейтенант, – согласился Маниоро.

Бобби снова перешел на английский.

– Будучи на марше, встречали ли вы какие-то подозрительные следы?

– Да. Мы нашли следы отряда из двадцати шести воинов нанди. Следы вели от стены долины в направлении Гелаи-Лумбва.

– Двадцати шести? Уверены?

– Конечно, уверен, бвана лейтенант, – ответил Маниоро тоном человека, чье достоинство оскорблено дурацким вопросом.

– А как вы узнали, что это был именно военный отряд?

– С ними не было ни женщин, ни детей.

– Почему вы решили, что следы оставили нанди, а не масаи?

– Ступни у нанди меньше, чем у масаи, и ходят они по-другому.

– Как по-другому?

– У них короткие шаги – они же карлики. Настоящий воин ступает сначала на пятку, а потом отталкивается от земли пальцами. Нанди шлепают ногами, как брюхатые бабуины.

– Итак, вы уверены, что следы принадлежали военному отряду нанди?

– Сомневаться в этом мог бы только ребенок или полный глупец.

– И куда они направлялись?

– В сторону миссии Накуру.

– Как по-вашему, они собирались напасть на миссию?

– Не думаю, что нанди шли туда, чтобы попить пива со священниками, – с самым серьезным выражением ответил Маниоро.

Сержант Мфефе перевел сказанное, и полковник, коротко гоготнув, покачал головой. Остальные судьи заулыбались.

Эдди был чернее тучи.

– Вы сказали обо всем этом своему лейтенанту? Обсудили с ним, что делать дальше?

• Предыдущая
• 16/27
• Следующая