Раскаты грома (И грянул гром) (Другой перевод) - Смит Уилбур - Страница 70

• Предыдущая
• 70/94
• Следующая

Согнутыми пальцами он сгребал ветки, всхлипывал и бормотал, почти бессвязно:

– Сухое, все сухое... я тебе покажу... раз я тебе не нужен... Все, что я ради тебя делал... Ненавижу... О папа! Почему? Почему ты...

Загремел спичечный коробок. Дважды Дирк зажигал спичку, и дважды она ломалась у него в руках. Третья вспыхнула голубым пламенем, разбрасывая крошечные серные искры, и превратилась в небольшой желтый язык пламени, плясавший в сведенных ладонях.

– Ну так получи!

Он бросил зажженную спичку в собранную груду веток. Спичка полыхнула, едва не погаснув, но потом разгорелась и подожгла пучок сухой травы.

Мгновенно пожранная огнем, трава исчезла, и тут же загорелся листок, а на прутьях появились яркие оранжевые точки пламени. Первые крошечные огоньки разрастались, вверх взлетел горящий лист.

Пламя радостно устремилось в лицо Дирку, и он попятился.

Он больше не всхлипывал.

– Папа, – прошептал он, когда пламя лизнуло нависающую ветку с живой листвой. Порыв ветра раздул огонь и разбросал золотые искры по соседним деревьям.

– Папа.

Голос Дирка звучал неуверенно, он стоял и нервно вытирал руки о куртку.

– Нет.

Дирк удивленно покачал головой. Саженец перед ним вспыхнул, огонь мягко шептал.

– Нет! – закричал Дирк. – Я этого не хотел...

Но его голос заглушил пистолетный треск пламени, шепот перешел в рев.

– Перестань! – кричал Дирк. – Боже, я не хотел этого. Нет! Нет!

Он прыгнул вперед, в яркое пламя, стал неистово топтать горящие ветви, разбрасывать их, а они, падая, создавали десятки новых очагов пожара.

– Перестань! Пожалуйста, перестань!

Он цеплялся за горящее дерево, пока жар не отогнал его. Он подбежал к другому саженцу, сорвал с него пышную ветку, стал бить ею огонь, всхлипывая. Раздуваемое западным ветром, красное, оранжевое и черное пламя распространялось среди деревьев, и Дирк остался один в дыму и летящем пепле.

– О папа, прости! Я не хотел.

Ставень стучал на ветру, но Майклу Кортни не спалось не только по этой причине. Он чувствовал себя в ловушке, прикованный цепями верности, которые не мог разорвать; он отчетливо ощущал угнетающее мрачное давление Тёнис-крааля – дом теснил его.

Тюрьма, обитель горечи и ненависти.

Он беспокойно ворочался в постели, а ставень стучал и стучал.

Наконец Майкл отбросил покрывало, и под его шагами заскрипели половицы.

– Майкл.

Голос из соседней комнаты, пронзительный, подозрительный.

– Да, мама.

– Ты куда, дорогой?

– Ставень провис. Хочу закрыть.

– Надень что-нибудь, дорогой. Простудишься.

Задыхаясь, потея, ощущая физическую тяжесть, Майкл чувствовал, что должен выйти из этого дома в холодную свободу ветра и ночи. Он быстро, но бесшумно оделся и, неся обувь в руках, вышел по длинному коридору на большую переднюю террасу.

Отыскав ставень, он закрепил его, потом сел на ступени и обулся, прежде чем выйти во двор и пройти через лужайки. Он стоял на нижней террасе садов Тёнис-крааля, а вокруг вздыхал и качал деревья западный ветер.

Стремительность ветра усиливала непоседливость юноши: уйти из долины, подняться на откос. Майкл пошел мимо загонов к конюшне. Но вдруг остановился, застыв на полушаге. За холмом, в стороне ЛайонКопа, виднелось оранжевое сияние.

Майкл побежал, на бегу будя конюхов.

Он распахнул одно стойло и, подбегая к лошади, сорвал с колышка узду. Торопясь, он неловко вложил удила в рот лошади и затянул подпругу. Потом вывел лошадь во двор, где уже стояли проснувшиеся недоумевающие конюхи.

– Пожар! – Майкл показал на холмы. – Созовите всех и приведите помощь. – Он вскочил на неоседланную лошадь и осмотрел всех. – Приведите всех людей, приведите мулов и фургон. И приходите как можно быстрей.

Он ударил лошадь пятками и умчался со двора, наклоняясь вперед, к холке.

Семьдесят минут спустя Майкл остановил лошадь на верху откоса. Лошадь тяжело дышала. Еще пять миль; на плантациях Лайон-Копа лежит круг огня, яркий даже на фоне забрезжившего рассвета. Над ним черное облако, оно поднимается, и ветер разносит его, закрывая звезды.

– О Боже, дядя Шон!

Восклицание прозвучало криком физической боли, и Майкл снова погнал лошадь вперед. Безжалостно провел ее вброд через Бабуинов ручей, так что вода показалась взрывающимся льдом, потом вверх по противоположному берегу и вдоль холмов.

Кобыла шла сбивчивым галопом, когда Майкл пригнал ее во двор фермы Лайон-Копа.

Здесь уже стояли фургоны и множество черных с топорами. Майкл так резко остановил лошадь, что она чуть не упала.

– Где нкози? – крикнул он, узнав в рослом зулусе личного слугу Шона.

– Уехал в Питермарицбург.

Майкл спрыгнул с лошади и отпустил ее.

– Пошли человека в город за помощью.

– Уже, – ответил зулус.

– Надо перегнать скот из верхних загонов, вывести лошадей из конюшни, огонь может прийти сюда, – продолжал Майкл.

– Я уже послал женщин сделать все это.

– Ты молодец. А теперь пошли.

Зулусы садились в фургоны, сжимая топоры с длинными рукоятями. Майкл и Мбежане побежали к переднему фургону, и Майкл взял вожжи. В этот миг во двор въехали два всадника.

В темноте он не видел их лица.

– Кто здесь? – крикнул Майкл.

– Бростер и Ван Вик!

Ближайшие соседи.

– Слава Богу! Возьмете другие фургоны?

Они спешились и пробежали мимо Майкла.

Майкл встал, широко расставив ноги, расправил плечи, взмахнул хлыстом и громко щелкнул им над головами передних мулов. Те натянули постромки, фургон покачнулся и загремел, выезжая со двора.

Галопом мчась по главной подъездной дороге к плантации, они встретили зулусских женщин с детьми со всей округи, направляющихся к ферме; мягкими голосами те здоровались с мужчинами и желали им быть резвыми как ветер.

Но Майкл их едва слышал – он стоял, не отрывая взгляда от столба огня и дыма, вздымавшегося из самого сердца плантации Шона.

– Эти деревья мы посадили два года назад, – заговорил рядом с ним Мбежане. – Но огонь приближается к старшим деревьям. Нельзя надеяться остановить его здесь.

– Тогда где?

– По эту сторону деревья моложе, а дорога шире. Можно попробовать здесь.

– Как тебя зовут? – спросил Майкл.

– Мбежане.

– Я Майкл, племянник нкози.

– Знаю, – кивнул Мбежане и продолжал: – Поверни на следующем перекрестке.

Они подошли к перекрестку. На участке впереди росли молодые деревья десять футов высотой, толщиной в руку мужчины – сплошная масса темной листвы и переплетенных веток. Далеко за ними на границе огня стояла высокая зрелая акация. Над ней возвышалась стена искр и темного дыма, она быстро приближалась по ветру. При такой скорости огонь доберется сюда через час.

Такой огонь с разгону перепрыгнет дорогу в тридцать-сорок футов шириной; нужно рубить молодые акации, чтобы просвет вырос до семидесяти футов.

Майкл свел фургон с дороги и остановил мулов. Он спрыгнул, встречая остальные подходящие фургоны.

– Отъезжайте на двести ярдов, пусть ваши рабочие начинают рубить, валите акации со стороны огня, нужно расширить просеку. Я со своими начну здесь, – крикнул он Ван Вику.

– Хорошо.

– Мистер Бростер, отправляйтесь в конец участка и идите нам навстречу, срубайте деревья полосой в тридцать футов.

Не сказав ни слова, Бростер уехал. Эти мужчины вдвое старше Майкла без споров признали его право командовать.

Выхватив топор у ближайшего зулуса и на бегу отдавая распоряжения, Майкл кинулся к молодым акациям. Все столпились вокруг него. Майкл выбрал дерево, занял нужную позицию и взмахнул топором, описавшим широкую горизонтальную дугу. Дерево вздрогнуло от удара и обрушило на него дождь листьев. Майкл перехватил топор и ударил с противоположной стороны. Лезвие рассекло мягкую древесину, дерево устало поникло, покорно застонало и легло на землю. Майкл переступил через него и подошел к следующему. Вокруг него вдоль дороги растянулись зулусы, ночь сотрясали удары их топоров.

• Предыдущая
• 70/94
• Следующая