Раскаты грома (И грянул гром) (Другой перевод) - Смит Уилбур - Страница 9

• Предыдущая
• 9/94
• Следующая

– Моя ставка. – На лице первого номера полная уверенность. – Поднимаю минимальную – еще сорок. Взгляд на мои карты, парни, обойдется вам в восемьдесят фунтов. Покажите-ка, какого цвета ваши деньги.

– Был бы рад еще поднять, но всему есть предел. Принимаю. – Лицо Лошадника оставалось бесстрастным, но на лбу у него выступила испарина.

– Дайте-ка посмотреть. – Шон взял свои карты и выдвинул краешек новой карты из-за остальных четырех. Масть черная. Он открыл чуть больше – черная шестерка. Шон чувствовал, как в нем нарастает давление, как в только что включенном бойлере. Он глубоко вдохнул и полностью открыл карты. – Я тоже принимаю, – произнес он на выдохе.

– Полный дом, – крикнул первый номер. – Четверка дам, мои карты биты. Сволочь ты! Лошадник бросил карты, его лицо перекосилось от разочарования.

– Это все мое невезение. У меня четверной флэш с тузом.

Первый номер возбужденно засмеялся и потянулся к деньгам.

– Подожди, друг, – попросил Шон и выложил свои карты на стол рубашкой книзу.

– Это флэш. Мой полный дом его бьет, – возразил первый номер.

– Смотри внимательнее. – Шон по очереди касался своих карт, называя их. – Шесть, семь, восемь, девять и десять – все трефы. Стритфлэш! Ты в нашей гонке пришел вторым.

Он снял руки первого номера с денег, подтянул банк к себе и начал складывать выигрыш столбиками по двадцать монет.

– Везет тебе сегодня, – неприязненно произнес Лошадник.

– Да, – согласился Шон.

Двести шестьдесят восемь фунтов.

– Очень странно. Интересно, как это карты оказались у тебя в лапищах, – не унимался Лошадник. – Особенно учитывая, что ты сдавал. Какая, говоришь, у тебя профессия?

Не поднимая головы, Шон начал перекладывать соверены в карман. Он едва заметно ухмылялся. «Прекрасное окончание удачного вечера», – решил он.

Убедившись, что деньги надежно упрятаны, Шон посмотрел на Лошадника и широко улыбнулся.

– Выйдем, приятель, – предложио он.

– С большим удовольствием.

Лошадник отодвинул свой стул и встал.

– Действительно, – сказал Шон.

Лошадник направился к лестнице черного хода, Шон шел за ним, а следом – все посетители бара. Спустившись вниз, Лошадник по звуку оценил местоположение Шона на скрипучих ступеньках, развернулся и ударил, вложив в этот удар всю тяжесть своего тела.

Шон успел убрать лицо, и удар пришелся ему в висок. Шон отлетел в стоявших за его спиной людей. Падая, он увидел, как Лошадник выхватил нож, серебристо сверкнувший в свете, падавшем из окон бара, – кривой нож для разделки туш с восьмидюймовым лезвием.

Толпа расступилась, оставив Шона на ступеньках, Лошадник двинулся вперед, чтобы добить его. Издавая подобие рычания, он поднял нож и нанес удар сверху вниз – удар неловкий, непрофессиональный.

Лишь слегка оглушенный, Шон легко перехватил руку соперника, запястье Лошадника встретило о раскрытую левую ладонь Шона.

Некоторое время человек лежал на Шоне, который, точно в тисках, сжимал его руку с ножом, при этом оценивая силы противника. В конце концов с сожалением пришел к выводу, что тот ему не ровня. Лошадник достаточно велик, но его живот – мягкий и большой, а в запястье не чувствуется сухожилий и мышц.

Лошадник начал сопротивляться, попробовал высвободить руку, пот покрыл его лицо и закапал вниз; от него шел неприятный острый запах, как от прогорклого масла. Лошади так не пахнут.

Шон крепче сжал запястье соперника.

– А-ах! – Лошадник перестал сопротивляться.

Шон, который раньше использовал только силу предплечья, теперь собрал воедино всю мощь руки, чувствуя, как бугрятся мышцы.

– Боже! – Кости запястья хрустнули, Лошадник с воплем выронил нож, упавший на деревянные ступени с глухим стуком.

Не отпуская противника, Шон сел, потом медленно встал.

– Оставь нас, друг. – Он бросил Лошадника на пыльный двор. Шон даже не запыхался и по-прежнему хладнокровно и отчужденно глядел, как тот с трудом поднимается на колени, оберегая сломанное запястье.

Почему-то это движение вывело Шона из себя. Может, выпитое усилило ощущение потери и досады и дало себя знать в безумном взрыве ненависти.

Шону вдруг почудилось, что перед ним источник всех его бед, что этот человек отнял у него Руфь.

– Ублюдок! – зарычал он.

Лошадник почувствовал перемену настроения Шона и отчаянно завертел головой в поисках спасения.

– Грязный ублюдок! – еще громче проревел Шон, охваченный новым крайне сильным желанием: впервые в жизни ему захотелось убить. Он медленно подходил к сопернику, сжимая и разжимая кулаки, лицо его было перекошено, слова, срывавшиеся с уст, утратили смысл.

Во дворе воцарилась мертвая тишина. Зрители стояли в тени, охваченные ужасом. Лошадник замер, только его голова двигалась, но из открытого рта не вылетало ни звука – и Шон приблизился к нему с быстротой кобры.

В последнее мгновение мужчина попытался убежать, но его ноги ослабели и подгибались от страха – и Шон ударил его в торс с таким звуком, с каким топор врубается в ствол дерева.

Когда противник упал, Шон кинулся на него и сел на грудь, нечленораздельно повторяя единственное слово – имя любимой женщины. В своем безумии он чувствовал, как крушит кулаками лицо противника, как кровь брызжет ему в лицо и на руки, слышал крики:

– Он его убьет!

– Держите его!

– Ради бога, помогите – он силен, как бык!

Шона схватили за руки, сдавили сзади горло, кто-то ахнул его бутылкой по голове; на него навалилось множество тел.

Двое сидели у него на спине, еще с десяток цеплялись за руки и за ноги, но Шон встал.

– По ногам бейте!

– Вали его!

Страшным усилием Шон столкнул тех, кто держал его за руки, друг с другом. Руки освободились.

Он отряхнул людей с правой ноги, и повисшие гроздью на левой отступили сами. Протянув руки за спину, он сбросил с себя последних двоих и стоял, тяжело дыша; кровь из раны от удара бутылкой по голове текла по лицу и бороде.

– Тащите ружье!

– Под прилавком дробовик.

Но никто не вышел из кольца, окружившего Шона, а Шон смотрел на них, и его глаза на окровавленном лице дико сверкали.

– Ты его прикончил! – крикнул кто-то.

Эти слова пробились сквозь охватившее Шона безумие, он чуть расслабился и попытался ладонью стереть с лица кровь. Окружающие заметили перемену в нем.

– Успокойся, приятель. Ты отлично позабавился, но убивать ни к чему.

– Полегче. Посмотри, что ты с ним сделал.

Шон взглянул на тело и внезапно испугался.

– О мой бог! – прошептал он, пятясь и безуспешно пытаясь протереть залитые кровью глаза.

– Он вытащил нож. Не волнуйся, друг, есть свидетели.

Настроение толпы изменилось.

– Нет, – сказал Шон.

Его слов не поняли. А он осознал, что впервые в жизни использовал свою силу для бесцельного убийства. Для убийства ради наслаждения, так, как поступает леопард.

Тут лежащий пошевелился и повернул голову, одна его нога согнулась, потом распрямилась.

– Да он жив!

– Врача!

Шон в ужасе подошел к человеку, нагнулся, снял шарф и отер его окровавленные рот и ноздри.

– С ним все будет в порядке, оставь его.

Пришел врач, худой молчаливый человек, жующий табак.

В желтом свете переносной лампы он осматривал, щупал, трогал, а все столпились вокруг и заглядывали ему через плечо.

Наконец врач выпрямился.

– Хорошо. Его можно перенести. Давайте его в мой кабинет.

Потом он покосился на Шона.

– Ваша работа?

Шон кивнул.

– Напомните мне, чтобы я никогда не задевал вас.

– Я не хотел... просто так вышло.

– Правда? – Врач выпустил на пыльную землю желтую струю слюны. – Дайте-ка взглянуть на вашу голову. – Он потянул голову Шона вниз, на уровень своих глаз, и прикоснулся к влажным черным волосам. – Сосуд порван. Но швы не нужны. Только промыть и смазать йодом.

– Доктор, сколько за того парня? – спросил Шон.

– Вы платите? – удивленно воззрился на него врач.

• Предыдущая
• 9/94
• Следующая