Катастрофа - Тармашев Сергей Сергеевич - Страница 76

• Предыдущая
• 76/78
• Следующая

Турболёт вошёл в атмосферу, и Арториус прервал его размышления:

— Командир Нолл, совершайте посадку перед зданием Сената.

— Где? — опешил Джим. Даже у невозмутимого Билла отвисла челюсть.

— На площади Мира, перед зданием Сената. Свяжитесь с диспетчером, воздушный коридор для нас уже должен быть готов к открытию.

— Но как можно снимать щит с жилых районов! И... господин Арториус, там же... в Сенате Древние!

В первую секунду Нолл не поверил своим ушам, однако вышедший на связь диспетчер купола доложил о готовности открыть коридор прямо над площадью Мира.

— Жилым районам под центральным куполом хуже уже не будет, — тон Арториуса исключал всякие возражения. — Приземляйтесь. Мне предстоит разговор с Древними. Я должен прекратить это бессмысленное кровопролитие. На этой многострадальной планете должен навсегда воцариться мир, и я сделаю всё, чтобы так и произошло! Выполняйте!

Через три минуты тяжёлый турболёт замер на усеянной телами площади. Арториус подошёл к люкам и приказал:

— Выставляйте щит и ждите моего возвращения, — он покинул турболёт и направился к входу в мёртвое здание Сената.

Джим с замирающим сердцем смотрел вслед человеку, без колебаний шагающему навстречу смертельной опасности. Нолл поклялся, что больше никогда не назовет этих людей кротами.

Сознание возвращалось медленно. В ушах стоял монотонный звон, перед глазами висела красная пелена, а голова нестерпимо болела, словно в отместку за столь небережное с ней обращение. Глаза наотрез отказывались открываться, и стало ясно, что голова объявила забастовку. Надо было принимать меры. Тринадцатый силой заставил неподъёмные веки разомкнуться. Мутное изображение обрело резкость, и он увидел над собой потолок, стены и посеревшее лицо Четвёртого. Майор попытался сесть, и тут же резкая боль пронзила лопатку. Он злобно выругался.

— О! Слышно, что живой, — Серебряков помог майору приподняться. — Я знал, что ты оклемаешься, ты живучий.

— Андрюха, давай полегче. — Тринадцатый поморщился. — Похоже, лопатка сломана.

— И всё? — удивился Четвёртый. — Да ты влетел в фойе, будто снаряд.

Пока Серебряков помогал ему усесться около стены, майор осмотрелся. Они находились в одном из кабинетов здания Сената на втором этаже. Один боец занял позицию у выхода в коридор, ещё один из глубины помещения наблюдал за площадью через окно.

— Где остальные? Что с «Коробочкой»? — острая боль снова напомнила о себе, и пришлось развернуться, чтобы облокотиться о стену неповреждённой половиной спины.

— Нет больше «Коробочки», — Четвёртый сплюнул. — И здесь все, кто остался, — он протянул майору бутылку с водой. — Похоже, они долбанули ядерным. Видимо, с той летающей хреновины. Прямое попадание по «Коробочки». Рвануло прям как тогда, в Гвинее, когда негритосам кто-то продал снаряды в одну десятую килотонны. Ты небось застал?

— Застал, — Тринадцатый сделал пару глотков. В голове прояснилось, боль стала терпимой, только звон в ушах не прекращался. Это ещё что, вот когда контузия начнёт отходить...

— Радиация? — майор вопросительно посмотрел на друга.

— Фон заоблачный, — хмуро кивнул Серебряков.

Значит, действительно ударили ядерным. Хреново. Без средств защиты так долго не протянуть. И антирада нет.

— Сколько я провалялся? — язык слушался плохо, слова выходили невнятными. Ладно, не в первый раз. Не самая великая трудность. Мог бы вообще заикаться пару суток.

— Часа три.

— Обстановка?

— После ядерного удара летающая хрень сделала ещё пару кругов и ушла на восток. С тех пор всё чисто. А точнее, очень грязно. Мы перебрались на второй этаж, подыскали место с обзором поудобнее, — Четвёртый запнулся, резко отвернулся, и его вырвало. Он отплевался и протянул руку к бутылке с водой. — Противника нет, всё как вымерло. Сидим вот, тебя дожидаемся, — он смочил кусок тряпки и принялся вытираться. — Везучий ты, командир, даром что Тринадцатый. Когда рвануло, я было подумал, что всё, остаюсь от тебя одно только воинское звание...

— Рано обрадовался, — майор поднял руку и попытался ощупать голову, но словно налитая свинцом рука слушалась плохо, и попасть ладонью в собственную голову не удавалось. — Что у меня там?

— Ты погоди пока, не дергайся сильно, — Четвёртый поднялся и, пошатываясь, пошёл к выходу. — Надо бы тебе повязку на голове сменить. Пойду поищу чего-нибудь.

Он вернулся минут через пять с какой-то тряпкой и занялся перевязкой. Боль в голове вспыхнула с новой силой, и Тринадцатый снова высказался на русском народном.

— Поспи пока. Слабый ты ещё, на ноги не встанешь, — Серебряков покачал головой, но пошатнулся, и его снова вырвало. — Да и мы тоже не очень... далеко тебя не унесём.

— Разберёмся, — майор закрыл глаза. — Передохнём и будем выбираться отсюда. Саня, ты там с окном поаккуратнее...

— Хорошо, командир, — слова дежурившего у окна бойца глухо прозвучали в гудящей тишине ускользающего сознания.

Он проснулся от резкой вспышки чувства опасности. Тринадцатый открыл глаза и осмотрелся.

В комнате ничего не изменилось. Двое бойцов спали, один, сидя на полу, нес дежурство. В ушах надрывно свистело. Майор потряс головой. Тут же пришла боль, а вот свист не ушёл.

— Воздух! — Тринадцатый потянулся к автомату. — Саша, окно!

Боец тяжело поднялся и нетвёрдо приблизился к оконному проёму.

— Самолёт этот без крыльев. Вроде того, на котором мы летели. Садится на площади, прямо перед зданием.

Бойцы начали изготавливаться к ведению огня. Майор попытался встать, опираясь на автомат.

— Что-то долго они собирались. Андрей, помоги встать.

Четвёртый подал руку. Спина выплескивала боль, словно расплавленное железо.

— Без команды не стрелять, подпустим поближе.

— Выходят, — доложил наблюдатель. — Один человек всего. В скафандре, как у нас дома.

Тринадцатый осторожно, из глубины помещения, выглянул в окно. Прямо перед златим стоял турболёт, и от него к крыльцу шёл небольшой человек в скафандре максимальной защиты. Неуклюжая походка тщедушной фигурки, широко разворачивающей ступни при ходьбе, показалась ему знакомой. Где-то я его уже видел...

— Это Арториус, — узнал Тринадцатый. — Саша, Андрей, встретьте его, но аккуратно.

Бойцы, пошатываясь, вышли. Спустя десять минут руководитель подполья стоял перед майором.

— Господин Тринадцатый! Господин Серебряков! Господа! Как я рад вас видеть! Мы боялись, что вы погибли! — глухо кричал сквозь гермошлем Арториус. Он был безгранично счастлив. — Я торопился, как только мог! Какое счастье, что вы живы! Скорее пойдёмте на борт турболёта, здесь нельзя оставаться, радиационный фон огромен!

— Как обстановка? — майор опёрся рукой на стену, в ногах чувствовалась сильная слабость. — Откуда этот... турболёт?

Арториус победно потряс руками:

— Мы победили! Вы совершили беспримерный подвиг, и ваши деяния весь мир будет помнить ещё очень долго! После уничтожения кровавого диктатора и его верхушки оставшиеся в живых пособники диктатуры сложили оружие! Власть перешла к нам! Мы создали объединённое правительство из представителей всех сообществ, которое займётся восстановлением мира и подготовкой к законным выборам. К сожалению, почувствовав неотвратимую гибель, диктатор приказал применять заряды на основе высокоактивных тяжёлых элементов, и территория под центральным куполом серьёзно заражена. Он хотел забрать с собой в могилу всё живое! В настоящий момент мы перебрасываем сюда из Бункера отряды специалистов для оказания экстренной помощи населению Ромба! Мы же медики, господа! Это наш великий долг, это наше предназначение! Мы очистим Ромб от радиоактивного заражения, как вы очистили его от диктата палачей! Тысячи сотрудников Корпорации добровольно вызвались принять участие в операции спасения!

Переполняющие Арториуса эмоции было видно даже через лицевой щиток гермошлема. Его глаза сверкали, он энергично жестикулировал, слова звучали громко и отрывисто. Бывший подпольщик переводил взгляд с одного бойца на другого и не мог устоять на месте.

• Предыдущая
• 76/78
• Следующая