Опасность в бриллиантах - Хантер Мэдлин - Страница 9

И ведь она уже уступила. Он точно это знал. Она стала такая покорная, сплошные вздохи, и мягкость, и чувственность, а он только не мог решить, отвести ее в постель или взять прямо там. И вдруг внезапно ничего. Совсем ничего! Где, черт ее побери, она нашла столько самообладания, чтобы превратиться в камень?

Женщины никогда с ним так не поступали. Никогда! Он знает женщин и знает, на что можно с ними рассчитывать, будь оно все проклято, и это ненормально. А потом она даже не запнулась, даже не покраснела, просто повернулась, как будто не была готова минуту назад сорвать с себя всю одежду, и совершенно хладнокровно начала рассказывать про какой-то чертов виноград. А он страдал от последствий своего возбуждения, которое она сначала поощряла, а потом так бессовестно оборвала.

Он еще раз поднес фляжку ко рту, но передумал. Если он напьется, то пылая от неутоленного желания к Дафне Джойс. Ему в жизни не встречалась женщина, сначала уступившая, а потом пошедшая на попятный, но он не собирается устраивать из-за этого сцену. Чувство собственного достоинства требовало, чтобы он сам отступил и приготовился к сражению на следующий день.

Каслфорд встал, сорвал с себя одежду, сдернул с кровати чертово цветочное покрывало, умылся и рухнул в постель. Он заставлял себя думать о чем-нибудь другом вместо приводившей в бешенство, желанной женщины, спавшей сейчас где-то в этом доме, хотя она должна была лежать голой рядом с ним.

Во всем этом есть только одно утешение: за исключением тех двух смертельно занудливых часов за обедом, больше он сегодня не скучал.

Приятно беззаботный и в самый раз навеселе, Каслфорд выпрыгнул из своего экипажа и вошел в клуб «Брукс». Он обвел взглядом библиотеку, и глаза его засветились, остановившись на глубоком кресле, где над открытой газетой склонилась темноволосая голова. Каслфорд решительно подошел к креслу.

– Ты становишься предсказуемым, Хоксуэлл, – произнес он. – Человек режима. Еще года не прошло, как ты завел домашний очаг, и посмотрите-ка – днем обитаешь в клубах, но не получаешь ни малейшего удовольствия от предлагаемых в них развлечений.

Газета опустилась. Пронзительные голубые глаза сверкнули раздражением, послышался снисходительный вздох.

– Каслфорд? Как приятно видеть тебя в такую рань! Еще и четырех нет… Неужели вчерашняя ночная пташка потеряла к тебе всякий интерес еще до зари?

Каслфорд подтянул к себе обитый мягкой тканью стул и сел. Хоксуэлл вскинул бровь, давая понять, что не приглашал компанию.

Каслфорд не обратил на это внимания. С его точки зрения, Хоксуэлл был старым другом, а друзья имеют друг перед другом обязательства. Сам он считал своим долгом убедиться, что Хоксуэлл не последовал своей природной склонности и не допустил, чтобы воздержание и любовь лишили его всяких удовольствий в жизни. Впрочем, это постепенно становилось чертовски утомительной задачей.

– Мои женщины никогда не теряют интереса до зари, Хоксуэлл. Даже если платишь за удовольствие, джентльмен просто обязан сделать так, чтобы его партнерша в постели не скучала. Леди Хоксуэлл будет тебе весьма благодарна, если ты не забудешь, что наш долг перед порядочными женщинами еще выше, чем перед дурными.

Хоксуэлл раздраженно хлопнул газетой по колену. Он искренне обожал свою женушку, причем не только за крупное приданое. Будучи человеком старомодным, из рыцарей, он не терпел о ней никаких замечаний, если в них проскальзывали неподобающие нотки.

– Раз уж ты появился тут, причем, насколько я понимаю, довольно трезвым, для этого должна быть какая-то причина, – произнес он. – Наши встречи редко бывают случайными.

– Причина быть должна, но я как раз решаю какая.

Газета снова взлетела в воздух.

– Надумаешь – сообщи.

– Видишь ли, я бы предпочел выяснить то, что мне нужно, и спросить совета у Саммерхейза, но он уехал на побережье. Поэтому остался только ты, хотя мне кажется, что ты начинаешь меня утомлять.

– Совета? Великий всемогущий Каслфорд, человек, уверенный, что его суждения превосходят все остальное, кто выныривает из скуки только для того, чтобы сунуть нос в чужие дела, как Зевс в отпуске, и вдруг ищет чьего-то совета? Какое счастье, что Саммерхейз недоступен и мне окажут такую честь. Я весь внимание.

– Совет мне требуется только от Саммерхейза. А от тебя – исключительно ответ на вопрос.

– Спрашивай.

Сначала Каслфорд заказал вина, причем позаботился о том, чтобы выбрать любимый сорт Хоксуэлла, понадеявшись, что хороший кларет развяжет Хоксуэллу язык и приглушит его взрывной нрав.

Когда напиток принесли и налили в бокалы, он наклонился к соседнему креслу, чтобы их никто не услышал.

– Я все-таки с ней встретился, несмотря на все твои попытки лишить меня этого удовольствия.

Хоксуэлл нахмурился, придя в замешательство, как с ним часто случалось. Этот человек иногда не понимает простых вещей! Поскольку такое случалось только при разговорах с Каслфордом, это и вовсе было лишено смысла, но так уж оно было.

– Встретился с ней? С кем?

– Разумеется, с Дафной Джойс. Теперь-то я понимаю все, что ты мне говорил. Что если я сделаю в том доме что-нибудь предосудительное, это ужасно расстроит твою жену, что мне не позволят туда войти, и прочее, и прочее.

– Я говорил совершенно серьезно. Надеюсь, ты вел себя прилично?

Каслфорд на вопрос не ответил.

– Она совсем не такая, как я думал, и вовсе не стареющая мегера, как это следовало из твоих слов.

– Никто никогда не говорил, что она мегера или старая. – Хоксуэлл пожал плечами. – Грозная – да. Волевая – да. Но она не мегера.

– А еще никто не говорил, что она ошеломительно красива.

– Для этого не было никаких причин. – Хоксуэлл с невинным видом сделал глоток вина.

Да, причин не было, но вряд ли он промолчал случайно.

– Поразительно, что ты ее так оберегаешь после той роли, какую она сыграла в жизни твоей жены. Будь я на твоем месте, я бы вовсе не сумел с ней примириться, а тем более – прилагать такие усилия, чтобы сохранить ее тайну от людей вроде меня.

– Никаких усилий я не прилагаю. Не каждое произнесенное слово и не каждая мысль крутится вокруг тебя, Каслфорд. Я понимаю, что это шокирующее признание, но тебя будет легче переносить, если ты поймешь эту истину. Что касается миссис Джойс, то признаюсь, что в нашу первую встречу она меня сильно раздражала, в особенности после того, как пригрозила застрелить. Наверняка ты тоже счел ее несколько раздражающей.

Слово «раздражение» не совсем подходило к его реакции в тот вечер, но Каслфорд лишь улыбнулся. Пусть Хоксуэлл понимает это как хочет.

– А если уж быть совсем честным, поначалу эта женщина показалась мне довольно подозрительной, – добавил Хоксуэлл, отложив газету и оживляясь от вина и темы разговора. – В ней есть какая-то неопределенность. К примеру, слишком уж хорошие владения для вдовы армейского капитана. Я как-то упомянул это в разговоре с Верити, но это привело только к тому, что мы поссорились.

– И никаких объяснений?

– У них есть это странное правило, в результате которого они ничего толком не знают о прошлом друг друга. Возможно, у миссис Джойс тут есть своя корысть, о чем я и сказал Верити, но это привело к еще одной ссоре. Все они очень защищают друг друга.

– И ты, как добропорядочный, хорошо вымуштрованный муж, перестал говорить о своих подозрениях, и ссоры прекратились.

– Я просто перестал об этом думать, меня отвлекло домашнее блаженство. То, чего ты никогда не поймешь и не познаешь.

– И это блаженство заставило тебя относиться к миссис Джойс более приязненно?

– Возможно. То, что теперь она нравится мне гораздо больше – это правда. И я благодарен ей за дружескую руку, протянутую Верити, когда… в общем, когда моя жена нуждалась в друге.

Ну наконец-то они добрались до главного.

– Она нравится тебе как очаровательная знакомая или как сестра твоей жены?