Между двух стульев - Клюев Евгений Васильевич - Страница 24

• Предыдущая
• 24/29
• Следующая

– Дед сам невысок! – Кажется, слесарь был балагуром.

Тогда Петропавел, стараясь, чтобы голос его прозвучал особенно мужественно, решил все-таки внести ясность в положение дел.

– Вот что, слесарь, – сказал он. – Все это очень странно. Почему Вы явились сюда с семьей? Может быть, Вы… кто-то другой, а не слесарь?

– Дорогой, я не слесарь! – ответил слесарь.

– Вы надо мной издеваетесь?

– Раздевайтесь!

Тут Петропавел несколько струхнул. Прозвучавший в темноте приказ напоминал начало разбойничьей сцены.

– Вы, что же, серьезно? – спросил Петропавел.

На сей раз ответ был уже и вовсе невразумительным:

– Вы тоже Сережа.

Петропавел задумался, почему это он Сережа и кто тут еще Сережа, кроме него, и примирительно пробормотал:

– Наверное, Вы отчасти правы… В какой-то степени каждый из нас Сережа, а если так, то, должно быть, и я, как другие, тоже немножко Сережа («Что я несу! – думал он. – Это просто бред сумасшедшего!»). Я рад, но мне очень…

– Оратор, короче! – оборвали из тьмы.

Петропавел умолк, ожидая худшего. Худшего не происходило.

– Тут кто-то спрятался!.. – игриво произнес он, несмотря на то, что душа у него ушла в пятки.

– Никто тут не стряпает, – ответили ему. – Стряпать тут не из чего. Это АССОЦИАТИВНОЕ ПОЛЕ. В нем не растет ничего, кроме ассоциаций.

– АССОЦИАТИВНОЕ ПОЛЕ? Странно… – Петропавел набрался смелости и спросил: – Простите, с кем я все-таки говорю?

– Хрю-хрю! – раздалось над полем.

– Там у Вас еще и поросенок?

– Нет, – в голосе послышалась усмешка. – Паросенок прибывает в шесть ноль-ноль.

– Куда прибывает? – не понял Петропавел.

– К южной окраине поля. Тут все очень продумано: восточная окраина охраняется Дамой-с-Каменьями. К северной окраине, тоже в шесть ноль-ноль, прибывает Паровоз, к западной – там начинается озеро – Пароход, а к южной – Паросенок. Тут три вида парового транспорта.

– Паросенок… – задумчиво повторил Петропавел и признался: – Никогда не слышал о таком транспорте.

– Не думай, что ты слышал обо всем, что происходит в мире, – посоветовали из тьмы. – Это самое банальное заблуждение.

– Ну да!.. – воскликнул вдруг Петропавел. – Я вспомнил: даже выражение есть странное «Класс езды на паросенке»! Я никогда его не понимал.

– Вот видишь, и выражение есть!..

– Но все-таки с кем я разговариваю? Это я к тому, что Таинственный Остов тоже сначала был не виден, а потом… виден стал.

Во тьме вздохнули:

– Меня ты никогда не увидишь. Я – Эхо. Странно, что ты до сих пор этого не понял.

– Эхо? – Петропавел был потрясен.

– Ты что-нибудь имеешь против?

– Да нет… Я только привык думать, что Эхо лишь повторяет чужие слова – даже не слова, а окончания слов.

– Интере-е-есно, – обиженно протянуло Эхо, – на основании чего это ты привык так думать? Отвыкни!.. Повторяет слова не Эхо, а попугай. Не надо путать Эхо с попугаем.

– Извините меня… – Петропавел сконфузился. – Дело в том, что всегда, когда я раньше слышал Эхо…

– Раньше ты, наверное, плохо слышал, – посочувствовали в ответ. – Эхо никогда и ничего не воспроизводит в том же самом виде, в котором получает. Точность – въедливость королей, и точность скучна. «Ау» – «уа», «Вы, что же, серьезно?» – «Вы тоже Сережа», «Я рад, но мне очень…» – «Оратор, короче!» – если это и повторы, то творческие: пусть довольно бедные, но ничего более интересного ты не произнес. Повтор хорош тогда, когда он смысловой: просто пересмешничать – глупо… Ну-ка, скажи что-нибудь, да погромче!

– Э-ге-ге-гей! – охотно заорал Петропавел.

– Спаси-ибо, – уныло протянул Эхо. – И что прикажешь с этим делать?.. Вот тебе наглядный пример автоматического речепроизводства: в подобных ситуациях люди всегда кричат «ау» или «эге-ге-ге-гей!» чисто механически, не отдавая себе в этом отчета. Язык владеет человеком… – Эхо вздохнуло.

– Человек владеет языком! – с гордостью за человека сказал Петропавел.

Эхо хмыкнуло.

– На твоем месте я не делало бы таких заявлений: право на них имеют очень немногие. Большинство же просто исполняет волю языка, подчинено его диктатуре – и бездумно пользуется тем, что подбрасывает язык. Мало кто способен на преобразования.

– Подумаешь, преобразования! – расхорохорился Петропавел. – К чему они? Достаточно просто знать точное значение слова.

– У слова нет точного значения: ведь язык – это тоже лишь Эхо Мира. – Эхо помолчало и предложило: – Ну что, сыграем напоследок?

– Опять играть… Во что?

– Ты выкрикиваешь что-нибудь в темноту, а я подхватываю.

Теперь Петропавел подумал, прежде чем кричать, и выкрикнул довольно удачно:

– Белиберда!

– Бурли, бурда! – донеслось в ответ. – Так говорят, когда варят какую-нибудь похлебку: это заклинание, чтобы она быстрее варилась: «Бурли, бурда, бурли, бурда, бурли, бурда!»

– Понятно, – сказал Петропавел. – Еще выкрикивать?

– Выкрикивай все время!

Тут Петропавел усмехнулся и выдал:

– Асимметричный дуализм языкового знака!

– А Сима тычет дулом вниз, разя его внезапно! – незамедлительно откликнулось Эхо.

– Ничего не понятно, – придрался Петропавел. – Кто такая Сима? И кого она разит?

– Ты просто не знаешь контекста. А вне контекста слова воспринимать бесполезно: они утрачивают смысл… Значит, идет бой!.. – воодушевилось Эхо.

– Где идет бой? – не успел включиться Петропавел.

– В контексте!.. В контексте может происходить все, что хочешь. Мне угодно, чтобы в контексте шел бой. И Сима – предположим, есть такая героиня, известная врагам своей отвагой и беспощадностью, и зовут ее Сима – так вот, Сима скачет на коне в первых рядах бойцов. И вдруг она обнаруживает, что в винтовке кончились патроны. Сима в отчаянии. А бой продолжается. Неожиданно Сима замечает, как прямо под ноги ее коню бросается враг. Тут бы и застрелить его отважной Симе, но вот беда: нет патронов! И тогда сторонний наблюдатель, – например, ты! – видит, как враг прицеливается, чтобы убить безоружную Симу, а Сима тычет дулом вниз, разя его внезапно! – Эхо умолкло, тяжело дыша.

– Какая-то глупая история получилась, – оценил рассказ Петропавел.

– Каков материал – такова и история, – обиделось Эхо. – Интересно, на что ты рассчитывал, когда выкрикивал эту чушь?

– Не чушь! – Петропавел высоко ценил дружбу. – Так Белое Безмозглое всегда говорит. А все что касается этой невероятной легенды про Симу…

Эхо засопело, – видимо, Сима все-таки была дорога ему как тема – и закапризничало:

– Нет. С Симой так было!

– Бред. Сивой Кобылы! – неожиданно для себя отыгрался Петропавел и удивился: это его собственное маленькое ассоциативное поле откликнулось в нем. И тотчас же замкнулись все цепочки, для которых раньше не хватало звеньев – полузабытых, перемешанных, переиначенных, то есть в конце концов переработанных, образов, пришедших из книг, пословиц и поговорок, устойчивых выражений, ставших частью его фантазии, его памяти, его речевого опыта, его юмора и его ошибок…

И тогда он рассмеялся навстречу Эху, а Эхо рассмеялось навстречу ему, потому что оба они поняли друг друга: фантазия свободна, она – золотая бабочка, живущая один день, один миг: взмах крыльев – и прощай! Она уже другая, уже изменилась, превратилась в маленький цветок, который раскрылся на мгновение – и нет его, пропал, осыпался, а лепестки роем белых облачков плывут по небу: одно – бабочка, другое – цветок, третье – лента, четвертое, пятое, шестое…

И начался рассвет, и выкатился оранжевый бубен солнца, и мир заплясал под веселую музыку маскарада – зыбкий, неуловимый, чудесный!

А ровно в шесть к южной границе АССОЦИАТИВНОГО ПОЛЯ на всех парах примчался прекрасный розовый Паросенок и перекликнулся с Паровозом у северной границы и Пароходом у западной. Он был новеньким, этот Паросенок! И Петропавел вскочил на него, а с Петропавла, в свою очередь, соскочил кто-то маленький и лохматый, очертя голову ринувшись назад по АССОЦИАТИВНОМУ ПОЛЮ: это был небольшой медведь, который наступил Петропавлу на ухо еще в детстве и только теперь слез. А Паросенок загудел и со страшной скоростью понесся вперед – у Петропавла даже дух перехватило: он никак не ожидал, что может показать такой класс езды на Паросенке!

• Предыдущая
• 24/29
• Следующая