И. о. поместного чародея - Заболотская Мария - Страница 10
- Предыдущая
- 10/108
- Следующая
ГЛАВА 4,
в которой Каррен узнает на собственном опыте, что приключения в канун праздников — не самое приятное дело, и знакомится с миром чародеев изнутри.
Ах, как же я любила зимние праздники! Что-то светлое и радостное спускалось на землю в эти дни, и мелкие беды на время забывались. Дух праздника витал повсюду — и в запахе марципанов, которыми украшали елку, и в песнях, которые распевали дети у крыльца, и в огнях свечей, горевших особенно ярко, и в морозных узорах на окнах…
Дома, в Артанде, мы с бабушкой Бланкой всегда пекли пирог на зимний праздник, а затем я разносила по ломтю этого чудесного пирога соседям, с трудом пробираясь по глубоким сугробам. И кататься на санках можно было хоть целый день — никто не кричал, что надо помогать по хозяйству, а не тратить время на глупые забавы.
У дяди Бернарда праздники проводили совсем иначе — все вкусности готовила кухарка, а елку полагалось наряжать старшим, чтобы мы, дети, замерли с открытыми от восхищения ртами, увидев сияющее десятками огней дерево. Под елкой в ярких коробках лежали подарки, разумеется, только самые желанные и заветные.
Но их надо было еще заслужить.
Конечно же здесь не надо было весь год доить корову или прясть кудель. Никто про это и слыхом не слыхивал — детям всего лишь полагалось участвовать в веселой праздничной мистерии, которой руководили гувернантки и домашние учителя. У нас собирались все-все друзья и подруги Ивэнса и Мари, каждому из которых находилась какая-нибудь роль. Дом дяди Бернарда на праздники становился театром, куда сходились множество друзей и знакомых, чтобы посмотреть, как их отпрыски старательно разыгрывают новую сказку. Даже я втайне любила эти праздничные представления, хотя роли мне доставались самые гадкие — то колдунья, то старуха, то дерево.
В этом году мне досталось вполне достойное место в хоре, который исполнял целых три гимна и старательно репетировал их еще с середины осени.
Я шла по пустынной темной улице, кутаясь в тонкий плащ, и думала, что это представление наверняка будет иметь сумасшедший успех и никто даже не заметит, что в хоре стало на один голос меньше. Будет праздничный ужин, будут подарки, а мне не достанется ничего. Потому что у всех детей, которые придут на праздник, есть дом и семья, а у меня нет. Я была никому не нужна в канун самых веселых праздников в году.
Как же ужасно я себя чувствовала!
Никогда я еще не бывала в городе ночью и до этого подумать не могла, что шумный, веселый Изгард может быть таким страшным. Черные громады домов нависали надо мной, а с неба сыпался снег, невидимый в темноте, но ледяными прикосновениями оседающий на моем лице. Идти становилось все труднее — снегопад был сильный.
У меня очень замерзли руки и ноги. Мороз был хоть и не трескучий, но все равно крепкий. А у меня не было при себе рукавиц, да и туфли мои не могли служить препятствием для ночной стужи. Ох, как бы пригодились сейчас зимние сапожки, которые мне должны были подарить на праздник!
Изгард я за три года немного изучила, но в темноте понять, где я сейчас нахожусь, не представлялось возможным. Фонарей здесь не было, людей тоже, и приходилось просто брести вслепую. Я понимала, что если сейчас остановлюсь, то попросту замерзну насмерть и завтра мое окоченевшее тело найдет какой-нибудь горожанин, который будет долго еще сокрушаться, что это печальное происшествие испортило ему праздник.
Потом я заметила впереди свет. Похоже, там пылал большой костер, около которого я смогла бы отогреться. Тепло, обжигающее тепло и трескучие головешки! Это было бы настоящим чудом, о котором так любят рассказывать на зимние праздники! Я приободрилась и поспешила туда, увязая в снежных заносах.
Свет становился все ярче и ярче, и вскоре я вышла к костру, естественно, не обратив внимания, что домов вокруг стало куда меньше, да и улица плавно перешла в пустырь.
Вокруг огня грелось несколько человек, в которых даже мой неискушенный ум опознал висельников и злодеев. Я сделала слабую попытку отступления, но тут меня заметили.
— А кто это к нам зашел на огонек? — протянул противным голосом один из них.
— Надо же, кто ходит ночью по улицам! — фальшиво удивился второй.
Я хотела было бежать, но меня ухватили за шиворот, словно шкодливого котенка, и отвесили пару подзатыльников, от которых я осела в снег, оставив всякие мысли о сопротивлении.
— Хорошим девочкам здесь делать нечего, — сообщил мне один из злодеев.
Я почувствовала, что у меня из носу пошла кровь, и запоздало согласилась с этим утверждением.
— А ну-ка посмотрим, что эта мамзель носит при себе, — тем временем сказали над моей головой, и мои пожитки покинули меня.
Я попыталась подняться, но хороший тычок заставил меня покатиться кубарем, отчего в глазах у меня потемнело. Что-то на мгновение впилось мне в шею, и я вспомнила про медальон, который надела впервые в жизни. Потом давление резко ослабело, и я догадалась, что цепочка лопнула. Ощупав шею, я убедилась, что медальона больше нет. Видимо, роль талисмана была слишком ответственна для него. Да и чего можно было ждать от побрякушки моей беспутной матушки?..
— Так-так-так, — деловито произнес грабитель, потроша мой узел. — Что у нас тут имеется? Денежка, еще денежка… Маловато что-то. А вот колечко, жиденькое, но золотое. Ну, хлебушек нам тоже сгодится, да и эта вот безделушка… Если ты в бега собралась, барышня, то плохо подготовилась. На эти вот гроши и неделю не протянешь. Да уж, поживиться тут нечем! Дай гляну на твои башмаки…
Меня дернули за ногу, но я даже не нашла в себе силы, чтобы протестующе пискнуть.
— И туфли твои дрянь! — с разочарованием вынес вердикт грабитель. — Разве ж в таких туфлях зимой ходить? Ей-богу, ноги отморозишь, да и только. Жаль, размерчик маловат — подарил бы крошке Марте, ну той, рыжей…
От отчаяния и страха я заплакала, размазывая по лицу кровь. Вот тебе и побег, вот и приключения. Ну почему в книгах не пишут, что не успеешь ты от дома отойти, как тебя тут же ограбят, разуют, да еще и посмеются…
Тут меня снова ухватили за шкирку и встряхнули. Я зашморгала носом с удвоенной силой.
— А сколько тебе годков, барышня? — с затаенной надеждой осведомился грабитель, видимо так и не сумев разобраться в этом сложном вопросе из-за моей перепачканной физиономии.
— Тринадцать, — едва слышно ответила я.
— Тьфу ты! — с досадой сплюнул он. — И тут не повезло. Было бы тебе ну хоть четырнадцать… Хотя такая дохлая да тощая и в двадцать не сгодится. Ладно, снимай свой плащ — я так вижу, он с меховой оторочкой, — и платье тоже снимай.
— Я же замерзну, — замирая от ужаса, прошептала я.
— Ты и так замерзнешь, — тоном, не допускающим сомнения, сообщил мне грабитель и практически вытряхнул меня из платья. — А теперь дуй отсюда со всех ног!
И новый подзатыльник отправил меня прямиком в глубокий сугроб. Я распласталась в снегу, жалко взвизгнув. Из одежды на мне осталась только нательная рубашка и чулки, оттого снег ожег меня всю, от макушки до пяток. Мои пальцы вдруг наткнулись в снегу на что-то гладкое и округлое и машинально сжали его.
Из сугроба я выбралась, дрожа и всхлипывая. Теперь я по-настоящему почувствовала, что такое мороз. Ох, как же мне было холодно! Воздух словно обжигал.
Босая, в одной рубашке, я бежала из последних сил, затем шла, затем ползла. И сейчас при одном воспоминании о той ночи меня начинает бить дрожь. Даже мозг в моих костях, казалось, превратился в лед и морозил меня изнутри. Вскоре я не могла даже ползти, потому что руки и ноги отказывались мне повиноваться.
В какой-то момент я вдруг отчетливо поняла, что умру. Умру непременно. И от этой мысли мне вдруг стало легче. Я почувствовала, что холод не такой уж лютый, вот только в сон клонит…
«Да, именно так знаменитый путешественник Норберт Гиндтский описывал, как едва не замерз насмерть в горах Каммероля», — пришла мне в голову ясная и четкая мысль перед тем, как сознание мое погасло.
- Предыдущая
- 10/108
- Следующая
