Дети Гитлера - Кнопп Гвидо - Страница 31
- Предыдущая
- 31/64
- Следующая
Бауман, выдержав таким образом «вступительный экзамен», гордился тем, что ему удалось выделиться среди своих одногодок. Отныне он принадлежит к «избранным». Хайнц Гибелер вспоминает о своем зачислении в школу Адольфа Гитлера: «Я был чрезвычайно горд этим. Обо мне будут говорить в моем школьном классе. Я радовался, потому что радовались мои родители. Я был счастлив.» Чувство превосходства охватило поступивших школьников. Песни усиливали ликование и радость: «Мы гордо носим имя фюрера. Мы хотим быть самыми лучшими для него. Никто не спросит, откуда и кто мы. Здесь уважают настоящих парней. Мы поем и шагаем в едином строю. Слабакам здесь не место.»
С каждой учебной неделей в «орденсбурге» Зонтхофен будущее в глазах Йоахима Баумана приобретало все более четкие формы. «Мы должны были стать будущими политическими вождями Германии. Мы должны были стать образцами и воспитателями всего немецкого народа. Мы должны были убедить и тех, кто не хотел быть заодно с народом.» Воспитанники были свободны в выборе будущей профессии, но Бауман уже знал, что ожидает от него партия. Многие его товарищи желали стать офицерами. Бауман хотел стать политическим вождем. Сегодня он может только удивляться своим тогдашним пристрастиям.
Многие молодые люди мечтали в то время о таких карьерах. Еще больше об этом же мечтали их родители. Родители могли после третьего или четвертого года обучения в обычной средней школе записать своего отпрыска кандидатом на вступительные экзамены в национал-политический интернат. После поступления они были обязаны уплатить учебный сбор в размере от 10 до 120 рейхсмарок. Обучение в других нацистских элитных заведениях было бесплатным.
Кроме того, воспитатели из национал-политических интернатов отбирали в обычных школах среди учеников наиболее «достойных» на их взгляд. Критерии отбора были достаточно строгие. Например, в Потсдаме воспитатель Фритц Клопе придерживался следующих правил: Слабые дети с физическими недостатками и наследственными заболеваниями (сердечные и глазные заболевания) полностью непригодны. «Воспитанный, расово безупречный ребенок, имеющий, однако, такие физические дефекты» не мог рассчитывать на поступление, и «чувства гуманности здесь недопустимы». Любые отклонения в физическом развитии, подозрение на скрытые заболевания также принимались в расчет. Даже ношение очков было весомой причиной для отказа. Связи претендента с сильными мира сего не всегда могли послужить гарантией успеха. Множество детей высокопоставленных родителей не преодолели всех вступительных барьеров. Так, были отклонены кандидатуры племянника министра труда Лея и сына местного руководителя Гитлерюгенда при поступлении в школу в Бенсберге по причине «физических и моральных качеств».
Пройдя все испытания и проверки, мальчики становились «юнгманами» в «образцово-показательных национал-социалистических воспитательных домах», как их называл министр Руст. Новичкам было по десять лет, когда они начинали новую жизнь в качестве воспитанника элитного заведения. Они были оторваны от привычного мира, от родителей, друзей и становились легкой добычей тоталитарной системы. Воспитательное учреждение должно было стать их новой семьёй. Условия приема в национал-политическую школу в Бенсберге гласили: «Юнгманы национал-политических воспитательных учреждений в течении девяти лет обязаны каждую минуту быть на службе и носить форму. Юнгманами становятся молодые люди, которые настолько разделяют идеи национал-социализма, что ради них готовы отказаться от школьной вольницы и начать новую жизнь.»
Начало новой жизни напоминало казарму. Ганс-Георг Бартоломеи, вспоминая свой первый день пребывания в интернате в Наумбурге, говорит, что «попал из родительского дома прямиком в солдатское общество». Многие новички были шокированы таким началом карьеры. Все было чужим. Классы назывались взводами, одежда униформой. С первого дня все происходило по команде, все команды выполнялись коллективно. Каждый должен был усвоить раз и навсегда — «Ты — ничто, твой народ — всё!» Лишь на каникулах, «юнгманы» отправлялись домой повидать родителей.
Бывший воспитанник интерната в Плёне Рольф Диркс так описывает порядки, царившие в этом заведении»: «Отдельная личность ничего не значила. Значил только коллектив, который маршировал единым строем.» Распорядок дня был строго регламентирован. Никаких отклонений от него не предусматривалось. Ганс-Георг Бартоломеи вспоминает: «Маршировали с утра до вечера. После подъема строились на плацу и затем бежали на зарядку. После завтрака шли в свои комнаты, затем снова строились и отправлялись на занятия.» Уве Лампрехт рассказывает: «Каждое утро проверяли постель. Горе тому, кто забыл проветрить бельё. Затем шла проверка душевых и туалета. Придирчиво следили за чистотой наших шей и ушей. Кто „прокалывался“, того наказывали. Мы должны были научиться подчинению. Кто научился подчиняться, тот может командовать.»
Достижению этой цели служили бесчисленные построения, линейки, парады и объявление по средам новых девизов, следовать которым были обязаны воспитанники. Вот некоторые из этих девизов: «Смерти меньше всего боятся те, чья жизнь дорого стоит.» «Кто хочет жить, тот борется. Кто не хочет бороться в этом мире, полном вечной борьбы, тот недостоин жить.» «Наша жизнь ничего не стоит, если она не отдана за фюрера и народ.» «Имей смелость подняться вверх, учись и посвяти себя великим свершениям.» Произведения Гёте могут отдыхать. Эти «шедевры» напоминают барабанную дробь. Воспитанники стояли в строю навытяжку и время от времени хор звонких голосов скандировал: «Святая родина в опасности. Чужеземцы напали на тебя. О, Германия, мы погибнем за тебя.
Очень скоро каждый воспитанник понимал: кто нарушает или не соблюдает правила и законы, тот становится отстающим со всеми вытекающими последствиями. Герд-Эккехард Лоренц, бывший воспитанник интерната в Потсдаме вспоминает: «Никто не хотел отставать, чтобы не подвергнуться наказаниям. Кто постоянно допускал нарушения, того обзывали „свистком“, „бутылкой“, „отказником“. Имена нарушителей постоянно объявлялись во время построений перед приемом пищи. Если воспитанник не исправлялся, его ставили к „позорному столбу“ и он переставал быть „товарищем“. Тут было не до шуток. Ему назначали „расстрел“. „Это значило, — объясняет Петер Цолленкопф, учившийся в интернате Путбус на острове Рюген, — что весь взвод долгое время не разговаривал с ним и полностью его игнорировал. Обычно этого наказания хватало. Было и другое наказание под названием „святой дух“. Ночью провинившегося будили и мазали сапожным кремом заднюю часть тела ниже поясницы. Отстающие в учебных дисциплинах, рисковали получить презрительные клички со стороны товарищей. Бывший воспитанник интерната в Ильфельде Харри Бёльте говорит: «Воспитание в интернате требовало большой физической и моральной закалки. Тяжело приходилось впечатлительным натурам, а также индивидуалистам. Всё, что выходило за нормы, подлежало наказанию“.
В одной из газетных статей об интернате в Плёне было написано следующее: «В этой школе национал-социалистический уклад жизни должен стать основным законом. Здесь должна царить ярая нетерпимость ко всем силам, противостоящим национал-социализму.»
В самих коллективах жизнь строилась по принципу «воспитайте себя сами». Командовали взводами по очереди сами воспитанники, естественно, под наблюдением воспитателей. Таким образом «юнгманы» доказывали свою способность руководить подразделением. В школах Адольфа Гитлера уже двенадцатилетние воспитанники исполняли обязанности дежурных и отвечали за внутренний распорядок в своих взводах: за подъем, за прибытие на занятия и в столовую, за правильную заправку кроватей и чистые ногти на руках. Воспитатель одной из элитных школ восхищался этим принципом на страницах молодежной гитлеровской прессы: «Так воспитанник учится командовать. Он развивает тем самым веру в свои собственные силы, что крайне необходимо для воспитания воли. Через неделю его сменяет другой воспитанник. И предыдущий командир вновь учится подчиняться. Так, взвод новоприбывших воспитанников всё время остаётся единой командой.» У бывшего учащегося школы Адольфа Гитлера Хайнца Гибелера остались меньше приятных воспоминаний от принципа «воспитывайте себя сами»: «Это больше напоминало кулачное право. Прежде всего страдали те, кто был меньше и слабее.» Более старшие по возрасту воспитанники обладали достаточно большой властью. Они следили за дисциплиной, наказывали провинившихся, определяя меру наказания, и могли превратить жизнь своих товарищей в сплошное мучение. Ганс-Георг Бартоломеи выносит приговор подобной системе воспитания: «Воспитание было суровым, авторитарным и абсолютно недемократичным.»
- Предыдущая
- 31/64
- Следующая
