Это было жаркое, жаркое лето - Князев Алексей - Страница 65

• Предыдущая
• 65/183
• Следующая

Преодолев брезгливое желание немедленно выскочить, Умник принялся мочиться в унитаз рядом с усердно занятой своим делом и не обращающей на него ни малейшего внимания парочкой, лишь Нинка что-то пьяно пробормотала, а Мелкий, даже не повернув головы на звук звонко бьющей рядом струи, продолжал свое дело, похлопывая свою подругу по заднице свободной рукой — вторая была занята надкусанной плиткой размякшего шоколада.

«Ну их всех на хер, поеду к Светке…» — пронеслось в голове Колесникова и он со злостью громыхнул входной дверью этого вертепа. Соседи за стеной продолжали все так же бесплодно стучать. Страна, набираясь сил, готовилась к новому трудовому дню…

— Толик, мне с тобой очень хорошо… — Жаркий шепот молодой женщины заставил Молчуна довольно улыбнуться. Закончив свое дело, он хотел перевернуться на спину, чтобы ощутить кожей прохладную простыню кровати, но черта с два она будет прохладной в такое жаркое лето с такой жаркой девкой! — Мне хорошо… — повторила Таня, ласково ероша его непослушные волосы.

Анатолий и не сомневался в своей мужской силе, но лишнее подтверждение тому слышать, конечно, приятно. И от кого?

От дочки Мышастого, своего шефа, от этой избалованной похотливой сучки, которую он уже давно мечтал обработать как надо — уж слишком она его раздражала своими мини-юбками! Стоит только молодой козе сесть в машину, привычно закинуть ногу на ногу — и он уже смотрит больше не на дорогу, а эта стерва знай себе посмеивается, иногда нарочно, чтобы смутить, перехватывая его взгляды. И ведь дразнила специально, зная, что он в отношении нее ничего не может предпринять. Конечно — кто он и кто она… Она дочка его патрона, а он ее шофер-телохранитель. Уж лучше бы он возил мужика — настолько тяжело ему было охранять ее тело, осознавая, что он не может заняться им вплотную. Но зато теперь… Ну и задал же он ей жару, когда, раздевшись, они бросились в объятия друг друга… Уж он постарался сделать так, чтобы потаскушка надолго запомнила эту их первую встречу. В тот раз он как бы мстил Тане за все ее издевательства и намеренно дразнящие жесты — жестоко искусал ей грудь, стискивал в объятиях куда сильнее борцов, дерущихся за олимпийское золото — аж ребра бедной девчонки трещали, — мял и щипал все ее тело, оставляя на нем многочисленные отметины, входил в нее нарочито грубо, словно в купленную на улице проститутку, которую видит в первый и последний раз и поэтому можно вытворять с ней что хочешь…

И что самое интересное, она совсем не возражала против всего этого, только иногда болезненно ойкала в стальных тисках его рук и стонала от боли, когда он слишком уж сильно, чуть не до крови кусал ее грудь или жестко бил своим лобком о ее… Потом Анатолий лишь посмеивался про себя, выслушивая ее несильные, впрочем, жалобы. Сучка получила лишь то, на что давно напрашивалась — не более; и к тому же ей, очевидно, все это пришлось очень даже по душе, иначе бы она разговаривала с ним совсем другим тоном и не ласкала бы с утра его член, словно догадавшись, как давно он мечтал познать мягкость ее сочных губ. Он не жалел, что пошел у нее на поводу, моментально бросившись снимать квартиру для встреч, и что все вышло именно так, как они вдвоем того пожелали, хотя порой его и угнетала мысль — что будет, когда об их отношениях узнает сам Мышастый…

С другой стороны, — думалось ему, — что в этом особенного? В конце концов, ничего предосудительного не произошло — он мужчина, она женщина… Ей как-никак уже двадцать лет и девочкой она до него не была — напротив, как он догадывался по некоторым весьма откровенным фразам, иногда слетавшим с ее прелестных губ, особенно, когда она бывала поддатой, и кое-каким слухам, ходившим среди боевиков Мышастого, — она была порядочной блядью. Так что, ничего такого особенного он не совершил, — успокаивал Молчун сам себя, но все равно, какой-то неприятный осадок на душе все же оставался…

— Как повозил моего папочку? — поинтересовалась Таня, когда их страсти несколько поулеглись и он слез с нее, переворачиваясь, как только что мечтал, на спину, с сожалением при этом констатируя, что его предположения оказались верны — простыня была горячей… Пока он обдумывал, что ей ответить, и что она вообще имеет в виду, Таня попросила его:

— Дай, пожалуйста, «Колы»… — Выждав, пока он нальет в стакан пенистого напитка, она протянула руку и отпив глоток, поморщилась:

— Фу, какая теплая. Толик, отнеси ее в холодильник… — И пока он вставал, а потом, преодолев мимолетный порыв стыдливости, так и не натянув трусов и не прикрывшись чем-нибудь, пошел на кухню в чем мать родила, с интересом его разглядывала, ведь голого она видела его всего второй раз. Оценив по достоинству его рельефную мускулатуру и мужественное лицо с украшавшим его шрамом, она была вынуждена признать, что такого отвечающего ее запросам самца у нее пока еще не было. А как он восхитительно груб с ней в постели!

У нее до сих пор еще не прошли синяки, полученные после первой встречи. И истерзанная грудь только-только перестала, наконец, болеть. Нет, надо быть настоящей дурой, чтобы отказаться от такого мужика. Татьяна Антоновна внезапно подумала, что шаг к их сближению ей следовало сделать гораздо раньше, тем более, что согласно своему положению, он сделать его первым не мог.

— Толик, а как тебя мама в детстве называла? — дождавшись, когда он вернулся с кухни и присел, закурив, на край просторной двуспальной кровати, спросила она.

— Так и называла Толиком, — нехотя ответил он, пожимая плечами. — А что?

— И я тоже буду так тебя называть, — доверительно сообщила ему Таня, проведя пальцами по его мокрой от пота спине.

— Можно? — Анатолий опять пожал плечами.

— Называй как хочешь, — буркнул он.

— Только в печь не клади, да? — улыбнулась девушка.

— В печь? В какую печь? — Мужчина повернулся, стараясь поймать ее глаза — не смеется ли она над ним.

— Пословица такая есть, — терпеливо пояснила Таня, с сожалением отметив, что неплохо бы его умственным способностям соответствовать тому, что находится у него в штанах, а также телосложению. Хотя, впрочем, вполне достаточно того, что из них двоих был неглуп хотя бы один, известно кто. Зато он может стать послушным исполнителем того, что она недавно задумала — уж таковой из него обещал получиться отменный.

Ведь исполнителю думать необязательно, даже более того — просто противопоказано… И вдруг без всякого перехода спросила:

— Толик, а ты бы мог побить культуриста?

— Культуриста? Какого еще такого культуриста? — озадаченно повернулся он к ней, одновременно гася сигарету.

— Люди такие есть — культуристы, — принялась терпеливо объяснять Таня. — Ходят в спортивный зал, качаются…

— Да это я и без тебя знаю, — нетерпеливо отмахнулся Анатолий, — я имею в виду, какого конкретно? И что он тебе конкретно сделал?

— Да ничего, это я так, пошутила просто, — засмеялась Таня, а Анатолий, неодобрительно на нее посмотрев, тоже сделал свои выводы. Ну и свистульки же эти бабы, — подумалось ему, — так и мелют, так и мелют…

А Тане просто не к месту внезапно вспомнился один из ее скоротечных романов, который быстро начался, еще быстрее закончился и над которым она впоследствии долго смеялась…

Когда она, наслушавшись разговоров в «Эдельвейсе» на излюбленные в нем темы, решила по примеру некоторых завсегдатаев этого салона заняться чем-нибудь спортивным, хотя на свою фигуру ей и без того никогда жаловаться не приходилось, отец отправил ее в престижный спортивный зал, где занимались сливки городского общества — бизнесмены, местные политики, бандиты и прочие уважаемые люди. Оказавшись в группе, составленной из жен этих самых категорий и подрыгав ногами вместе с толстыми, в основном, тетками, она быстро поняла, что все это не для нее — ей быстро наскучили все те же разговоры, только перенесенные из «Эдельвейса» сюда, а также все эти бестолковые, как она посчитала, упражнения, в то время как элементарные занятия сексом дают здоровья ничуть не меньше, включая упражнения на гибкость и акробатику, если пользоваться некоторыми замысловатыми позами…

• Предыдущая
• 65/183
• Следующая