Один неверный шаг - Кобен Харлан - Страница 21

• Предыдущая
• 21/59
• Следующая

Майрон продолжал настаивать.

– Если верить ее семье, Анита Слотер работала здесь до того, как она исчезла.

Оба были слишком умны, чтобы клюнуть на эту приманку, и хором спросили:

– Исчезла?

Майрон решил выдержать паузу. Люди терпеть не могут молчания и иногда говорят лишнее, лишь бы его нарушить. Старый полицейский трюк: молчи, пусть они сами роют себе могилу, пытаясь объясниться. С политиками опыт был еще любопытнее: оба знали, что должны держать рты на замке, но были генетически на это не способны.

– Уж извините, – наконец произнес Артур, – но как я уже говорил, этими вопросами занималась мать.

– Тогда, возможно, мне стоит поговорить с ней? – поинтересовался Майрон.

– Боюсь, она нездорова. Ей ведь, бедняжке, уже за восемьдесят.

– И все же я бы хотел попытаться.

– Увы, это невозможно.

В голосе уже появилась стальная нотка.

– Понятно, – сказал Майрон. – Вы знаете, кто такой Хорас Слотер?

– Нет, – ответил Артур. – Полагаю, родственник Аниты Слотер?

– Ее муж. – Майрон взглянул на Чанса. – Вы его знаете?

– Не припоминаю, – ответил Чанс.

Не припоминаю. Как будто он выступает свидетелем в суде и приберегает для себя пути к отступлению.

– По его телефонным счетам видно, что в последнее время он часто звонил в ваш предвыборный штаб.

– Туда много народу звонит, – сказал Артур. И, хмыкнув, добавил: – Во всяком случае, я на это надеюсь.

Чанс тоже хмыкнул. Смешливые парни, эти братья Брэдфорды.

– Я тоже. – Майрон взглянул на Уина.

Оба встали.

– Спасибо, что уделили нам время, – поблагодарил Уин. – Не провожайте, мы найдем дорогу.

Братья-политики попытались скрыть свое изумление. Чанс сдался первым.

– Какого черта? – Артур взглядом заставил его замолчать. Он поднялся, чтобы пожать гостям руки, но Майрон и Уин были уже у дверей.

Майрон повернулся и по мере сил изобразил Коломбо.

– Забавно.

– Что? – удивился Артур Брэдфорд.

– Что вы плохо помните Аниту Слотер. Мне казалось, вы должны ее помнить.

Артур поднял руки ладонями вперед.

– За эти годы у нас тут перебывало много прислуги.

– Верно, – согласился Майрон, проходя через дверь. – Но разве многие из них находили тело вашей мертвой жены?

Братья превратились в мраморные статуи – неподвижные, гладкие и холодные. Майрон не стал ждать ответа. Он отпустил дверь и последовал за Уином.

Когда они выезжали из ворот, Уин спросил:

– Ну и чего конкретно мы добились?

– Двух вещей. Первое, мне хотелось узнать, есть ли им что скрывать. Теперь я знаю, что есть.

– С чего ты это взял?

– Они либо врут, либо увиливают.

– Так они политики, – заметил Уин. – И станут врать и увиливать, если ты даже спросишь, что они кушали на завтрак.

– Ты полагаешь, тут ничего нет?

– Наоборот, – ответил Уин, – я как раз полагаю, что есть. И второе?

– Я хотел их расшевелить.

Уин улыбнулся. Мысль пришлась ему по вкусу.

– Что дальше?

– Нам надо расследовать преждевременную кончину Элизабет Брэдфорд, – объявил Майрон.

– Каким образом?

– Выезжай на Саут-Ливингстон-авеню. Я скажу, где повернуть.

Ливингстонский полицейский участок располагался рядом с мэрией, как раз напротив публичной библиотеки и средней школы. Настоящий центр города. Майрон вошел в участок и попросил позвать офицера Франсин Нигли. Франсин закончила среднюю школу в один год с Майроном. Он надеялся, что ему повезет и он застанет ее в участке.

Сержант с суровым лицом объявил Майрону: «Офицера Нигли в данный момент нет в наличии» (так разговаривают все копы), но она передала по радио, что обедает в столовой «Риц».

Трудно было себе представить что-нибудь более безобразное, чем «Риц». Бывшее фабричное здание было выкрашено в цвет морских водорослей. Дверь розовая, как цвет взбесившейся семги. Сочетание, не годящееся даже для карнавала. От него у Майрона с души воротило. В лучшие дни, когда он еще учился в школе, заведение было простенькой едальней под названием «Наследие». Тогда оно работало круглосуточно, владели им, естественно, греки (это было своего рода закономерностью), и по пятницам или субботам школьники забегали туда за гамбургером с жареной картошкой. Майрон с друзьями напяливали приличные пиджаки, тащились на разные вечеринки, но заканчивали вечер здесь. Он попытался вспомнить, что же они на этих вечеринках делали, но ничего конкретного на ум не пришло. В школе он к бутылке не прикладывался (его от алкоголя тошнило) и крайне отрицательно относился к наркотикам. Так чем же они тогда занимались? Разумеется, в памяти остались музыка, все эти орущие братья Дуби, Стили Дэн и Супертрэмп, и их попытки найти смысл в песнях Ойстера Калта («Слушай, мужик, как ты считаешь, Эрик и в самом деле думает об этом, когда поет „Я хочу поиметь твою дочь на дороге в грязи“?») Еще Майрон помнил, что иногда занимался петтингом с девушкой, и как они потом всячески избегали друг друга до конца их школьной эпопеи. Но вот, пожалуй, и все. Ты посещал вечеринки, поскольку боялся что-то упустить. Но ничего никогда не происходило. И сейчас они все слились в одно мутное пятно.

Но вот что Майрон хорошо запомнил (и, вероятно, навсегда), так это отца, притворявшегося уснувшим в кресле-качалке, если он возвращался поздно. В два, три часа утра. Майрону никто не устанавливал комендантского часа. Родители ему доверяли. И все равно в пятницу и субботу отец не ложился спать, сидел в кресле-качалке и когда слышал звук открываемой двери, делал вид, будто спит. Майрон знал, что он притворяется. И отец знал, что сын знает. Но каждый раз все равно пытался его обмануть.

Толчок локтя Уина в бок вернул его к реальности.

– Ты собираешься войти или мы так и будем любоваться этим шедевром модерна?

– Мы с друзьями тут часто бывали, – сказал Майрон. – Когда еще учились в школе.

Уин взглянул на столовую, потом на Майрона.

– Смелые вы, однако, ребята.

Уин остался ждать в машине. Майрон нашел Франсин Нигли у стойки. Он сел рядом на высокий стул и с трудом удержался от желания крутануться на нем.

– Эта полицейская форма, – заявил Майрон и присвистнул, – прям-таки заводит.

Франсин Нигли продолжала поглощать свой гамбургер.

– Самое ценное в ней то, что я могу использовать ее для стриптиза на вечеринках холостяков. – Франсин откусила от гамбургера, который был настолько плохо прожарен, что ронял кровавые слезы. – Вот так живешь-живешь, – произнесла она затем, – и вдруг появляется местный герой.

– Пожалуйста, не привлекай внимания.

– Хорошо, что я здесь. Если женщины начнут выходить из-под контроля, то могу парочку подстрелить. – Она вытерла салфеткой жирные пальцы. – Я слышала, ты отсюда уехал.

– Верно.

– Сейчас здесь чаще наоборот. – Она схватила еще одну салфетку. – В большинстве городов только и слышишь, как люди вырастают и стремятся уехать. Но у нас все возвращаются в Ливингстон и заводят семьи. Помнишь Сантолу? Так он вернулся. Трое ребятишек. И еще Фриди? Он теперь живет в старом доме Уейнбергов. Двое детей. Джордан поселился недалеко от собора. Чего-то там себе из старья соорудил. Трое детей, все девочки. Готова поклясться, половина из нашего класса переженились и вернулись в город.

– Как насчет Джина Далака? – с улыбкой спросил Майрон.

– Да бросила его еще на первом курсе, – рассмеялась она. – Господи, ну и посмешищем мы были, правда?

Джин и Франсин считались в классе неразлучной парой. Они вместе обедали, непрерывно целовались, хотя у обоих на зубах стояли пластины.

– Весь город – посмешище, – согласился Майрон.

Она откусила от гамбургера еще кусок.

– Так что тебе от меня надо, Майрон?

– Помнишь ту смерть в поместье Брэдфордов, когда мы еще в школе учились?

Франсин замерла.

– Немного, – осторожно ответила она.

– Кто этим занимался в вашем участке?

• Предыдущая
• 21/59
• Следующая