Затески к дому своему - Кокоулин Леонид Леонтьевич - Страница 1

• 1/41
• Следующая

Гриша спал в эту ночь тревожно. То и дело вслушивался, посапывает ли отец. И, казалось, только закрыл глаза – открыл, отец уже сидит за столом, ножницами подравнивает усы. Мать хлопочет около печи. Вкусно пахнет жареным луком.

Гриша штаны, рубашку надернул, хлестко прошлепал босыми ногами по чистому холодному полу. Кинул пригоршню воды из рукомойника на один глаз, на другой, промокнул подолом рубахи и за, ичиги. Сунул ногу, а там хрусткая теплая стелька из сена.

– Ловчее, Григорий, портянку подматывай, не торопись. – Мать, улыбаясь, поставила на стол скворчащую сковородку. – Придвигайся, Анисим. – Отец накинул на гвоздь ножницы и снова сел за стол.

Отец Гриши делал все основательно: не спеша выбирал косточки из рыбы, не спеша, вкусно причмокивая, пил чай на брусничных веточках. Гриша же, торопясь, обжигался чаем и вскочил из-за стола первый.

– Как же это вы, мужики, без лыж-то пойдете? – сокрушалась мать. – Выбухает снег, потонете. Не шуточное ведь дело…

Анисим допил чай, поднялся, обнял ее за плечи.

– На тот случай, Евдокия, стружок беру, лыжи выстругаем, сани загнем да и сохатого впряжем. Так, что ли, сын?!

– Ну, папань? – Григорий стоял с котомкой за плечами, с ружьем, на поясе поблескивал нож, как у заправского охотника.

– Ты, мать, не провожай нас.

– Я до уголочка, – накинула платок Евдокия, – присядем на дорожку. – Она примостилась на краешек скамейки. Сел и Анисим. Нехотя подсел к отцу Гриша. Посидели молча минуту.

– Ну с Богом! – Евдокия трижды перекрестила мужа, сына, поцеловала их. – Сохрани и убереги их, Господи, – попросила Евдокия Николая Угодника, кланяясь углу, где висела икона. Она так просила, словно провожала своих на ратное дело, а не на охоту в соседний лес.

Утренняя прохлада после жарко натопленной печи остужала. За домами, в конце улицы, слышно было, как тяжело вздыхал Байкал, похрумкивающие легкой порошей удалялись шаги Евдокии. Вот и они стихли. Только вздыхал по-прежнему Байкал. Анисим радовался, что никто им не закудыкал дорогу. Он был суеверен и не раз возвращался с полпути, если слышал ненавистное: «Куда собрался, Анисим?» А тут, уже на выходе из поселка к лесу, вывернулся дед Витоха. Дом его стоял крайним, дальше заступал лес, и к нему вела одна наезженная, набитая конем дорога.

– Ты почто, Анисим Шмолянинов, мечаша? – окликнул охотника дед Витоха.

Анисим умерил шаг.

– С чего ты взял? – спросил он деда Витоху.

– Далеконько навоштрилша? – оглядел дед Витоха охотников. – Никак в партизаны?..

– Да вот решили с сыном побегать по долам, по горам. Поглядеть лес, что в ем нынче творится… – исчерпывающе разобъяснил старику Анисим. Григорий нетерпеливо топтался.

– Я бы тоша за милую душу убешал, – поддержал дед Витоха. – Да как-то не принято у наш по чернотропью, поперед народа, забегать в тайгу.

Дед Витоха собрал в усмешке лицо.

– Ты бы, Шмолянинов… – дед Витоха разглядывал Григория, будто не узнал. – Мальчишку-то швоего отдал бы мне, а шам и чаши, болтайша в рашпадках? – И воззрился на Анисима – что на это скажет краснодеревщик?

– Забирай и Сашку, и Машку… И еще кого там, – с поддельной готовностью согласился Анисим.

– Ты пошто такой-то ерепеништый? Лыш-то ш шабой не нешешь? А ну как навалит под шамое горло, тогда как? – повернул на другое дед Витоха.

– А никак, – лишь бы отвязаться, недовольно сказал Анисим. – Возьмем да поплывем по снегу, как по воде… Так, сын?

– Побредем, – вскинул Григорий голову, но дед Витоха нахлобучил ему шапку на глаза.

– Мы-то раньше, как? Ш горшка – и на тропу, охотой добывали пропитание, кормилишь. Это теперь у мамки на пирошки прошят. – И дед Витоха сплюнул на обочину дороги. – А ты шними, шними, Анисим, понягу, плечи-то еше намнет тайга.

– Так бы ты, дед Витоха, – не выдержал Анисим, – сказал, какой у тебя заглавный вопрос. Все одно мы возвертаться не собираемся, так что…

– Шкашу, – пообещал старик. – Значит, не зайдешь, Анисим Федорович, – запоздало пригласил в избу дед Витоха. – Тогда побудь еще, я шчаш. – Дед Витоха вынес лыжи.

– Бери, Шмолянинов.

Анисим повертел в руках – хорошей работы лыжи, с сохатиными камусами, вернул:

– Не возьму.

– Пошто так-то? От души ведь…

– Не возьму, дед Витоха, вот и весь сказ.

– Н-да! А капкан вожмешь?

– Посмотреть надо. – Анисим снял горбовик, помог развьючиться Григорию. Дед Витоха легкой трусцой сбегал в свою ограду, принес капкан.

Капкан был с большими дугами и сильной стальной пружиной. Анисим сразу определил – на волка.

Анисим возился с капканом, дед Витоха рассказывал:

– Был я вот таким, – показал он на Гришу, – годов шемьдешят тому назад. Помню, отец мой привез из города капкан на медведя, капкан этот и шейчаш где-то валяется под навешом. Тогда шо вшей округи шбежалишь шмотреть капкан – чудно было всем, как он поймает жверя. А в ту пору шатун навадился к нам – варначил жверь напропалую, шарил зимовья, то лошадь, то корову сгробаштает. Шаберутся мужики скараулить жверя, а жверь как в воду канет. Нет его. И нет. Пошидят в шкрадках, только ражайдутся, а он тут – ровно за углом поштоял. Вот и решили тогда капкан жаиметь. Так вот я и говорю.

Анисим, не переставая возиться с капканом, слушал деда Витоху, – интересно, чем дело кончилось.

– Так вот, – повторил дед Витоха, – жначит, отец, царство ему небесное, – и мелконько перекрестился, – и привез из города капкан. Мы ш такими же, как я, ребятишками выволокли этот капкан на шередку ограды, отняли от шаней оглоблю и этой оглоблей отжали дуги, шарядили капкан. А любопытштво, шутка шкажать… Лежит капкан с рашкрытой пастью пошередке двора. Взял я палку, и давай тыкать в подшледник в тарелочку капкана. Друшки мои тоже нош шуют – охота поглядеть, как шработает пружина. И шработала, перед шамым ношом жахлопнулись дужки. Чуть бы опушти кто голову – отрубило бы по шамую шею…

– Понятна, дед Витоха, твоя наука, – складывая дуги капкана, сказал Анисим.

– Погоди, Анисим, – остановил его дед Витоха, – не пихай в швой мешок, провоняет, не подойдет к капкану зверь. Шбегаю, принесу чистый мешок.

– Досказал бы, дедушка, – попросил Гриша, – как поймали медведя…

– Не в ем дело, – уже с дороги ответил дед, – шам не шунь голову.

Дед Витоха вскоре же вернулся с чистым холщовым мешком. Анисим засунул в него капкан.

В мешок дед Витоха кинул еще бело-серый, величиной с кулак, камень.

– Сахар, что ли? – поинтересовался Анисим.

– Шахар, – засмеялся дед Витоха, – ишь чего жахотел. Ижвешка. Жаваришь – и выбели капкан.

«Мудро, – подумал Анисим, – и железо скроет, и запахи отобьет».

– Волка, паря, добыть, – как бы прочел дед Витоха мысли Анисима, – не вшякому охотнику фартит. Хитрее жверя нет. Хошь на лишу и грешат, а куда ей до волка, – помогая навьючить Анисиму горбовик, возвеличивал зверя дед Витоха.

Солнце замельтешило сквозь ветки и озарило лес.

– Ну, пора, – поторопил дед Витоха Анисима. – С Богом!

И еще какое-то время он шел рядом с Анисимом.

– Поднимитешь на первый уштуп горы, одна тропа на развилке побежит влево под уклон, вы по ней не ходите. Она приведет ваш куда не надо, на Курумкан. Другая полезет вправо, вы ее держитесь. На Шанталык речку. По затешкам штупайте. Глаза-то, Анисим, при шебе держи! – прокричал дед Витоха уже вслед.

Радостно залаяли собаки. Дед Витоха вернулся к себе в ограду, определил Гриша. «Дал бы Музгарку, бежал бы пес сейчас рядом, – представил он. – Ну, если жалко деду Музгарку, Буяна бы дал, Дамку или Верного. И просить нечего, не даст», – решил Гриша.

– Папань! – подбирая ногу, крикнул в спину отцу Гриша. – Ты почему не взял лыжи?

• 1/41
• Следующая