Десять причин для любви - Куин Джулия - Страница 41

• Предыдущая
• 41/66
• Следующая

Оливия испустила глубокий вздох.

— Полагаю, что нам следует послать записку ее бабушке и деду. В какой-то момент они могут ее хватиться. Хотя, зная ее бабку, за это нельзя ручаться.

— Напишите, что пригласили ее на чай, — предложил он. — Они не могут возражать против вашего общества. — Оливия была одной из самых популярных молодых матрон Лондона, и любой был бы рад отпустить дочь или внучку под ее крылышко.

Оливия кивнула и направилась к Аннабел. Себастьян решил выпить и затем, опорожнив рюмку одним глотком, налил себе еще. И прихватил еще одну для Аннабел. К тому времени как он отнес ее к ней, Оливия распрощалась и направилась к двери.

Он протянул напиток Аннабел.

— У меня назначена встреча, — объявила еще раз во всеуслышание Оливия.

Себастьян кивнул.

— Возьмите, — произнес он. — Может, вам этого не захочется… а может, захочется.

Она взяла рюмку и сделала крохотный глоток, потом поставила ее.

— Моя бабушка пьет слишком много, — проговорила она тоскливо.

Он ничего не ответил, просто сел на ближайший к дивану стул и пробормотал что-то невнятно-успокоительное. Неумел он общаться с грустными женщинами. Не знал, что им говорить. А может, догадывался?

— Она не делается пьяной. Просто немножко глупеет.

— И настраивается на любовь? — улыбнулся он краешком рта. Это было непристойное замечание, но он не мог смотреть на печаль в ее глазах. Если он этим сможет заставить ее улыбнуться… оно того стоит.

И она улыбнулась. Чуть-чуть. И все же он ощутил победу.

— Ах, это. — Она прикрыла рот ладошкой и покачала головой. — Мне очень жаль, — с чувством добавила она. — Правда. Я никогда не чувствовала такой неловкости. И никогда не видела, чтобы она делала такое раньше.

— Ее смутило мое обаяние и красивое лицо. Бывает…

Она с укором посмотрела на него.

— Надеюсь, вы не собираетесь сказать что-нибудь о моей скромности и сдержанности? — пробормотал он.

Она качнула головой, но в глазах ее снова засверкали лукавые искорки.

— Мне никогда не удавалось убедительно солгать. Вы все равно не поверите.

Он фыркнул.

Она сделала еще маленький глоток из рюмки, потом поставила ее на столик, но не выпустила из рук. Ее пальцы забарабанили по стеклу, проходясь вдоль ободка. Она не умела сидеть неподвижно… его Аннабел.

Он удивился, почему это ему нравилось. Это было на него не похоже. Он всегда предпочитал держаться неподвижно. Вероятно, поэтому и был таким хорошим стрелком. На войне ему иногда приходилось часами сидеть неподвижно в снайперском окопе, дожидаясь идеального момента, чтобы спустить курок.

— Я просто хотела, чтобы вы знали… — начала она.

Он молча ждал. Чтобы ни пыталась она сказать, это явно давалось ей с трудом.

— Я просто хотела, чтобы вы знали, — снова начала она, и было видно, что она сейчас собирает воедино все свое мужество, — что все происходящее не имеет к вам ни малейшего отношения. И я вовсе не жду…

Он покачал головой, стремясь избавить ее от трудного объяснения:

— Ш-ш-ш… Вам ничего не нужно говорить.

— Но леди Оливия…

— Эта добрая женщина любит вмешиваться в чужие дела, — прервал ее он. — Давайте мы с вами просто притворимся на минуту… — Он вдруг оборвал себя на полуслове. — Это что? Одна из книжек Горли?

Аннабел, растерянно заморгав, опустила глаза вниз. Она совершенно забыла, что держит ее на коленях.

— Да. Леди Оливия одолжила ее мне.

Он нетерпеливо протянул руку:

— Которую она вам дала?

— Э-э… — Она поторопилась прочесть название: — «Мисс Сейнсбери и загадочный полковник». — Она передала ему книгу. — Полагаю, что вы ее читали.

— Разумеется. — Он раскрыл книгу на первой странице. «Косые лучи восходящего солнца…» — прочитал он про себя. Он ясно помнил, как написал эти слова. Нет, не со всем так. Он вспомнил, как придумал их. Он придумал весь начальный абзац, прежде чем записать его. Он столько раз повторял его мысленно, уточняя и переделывая, пока не добился того, чего хотел.

Эго был судьбоносный момент. Точка перелома его жизни. Момент, разделивший его жизнь на «до» и «после». Момент, решивший его судьбу. Та ночь в его комнате… Она не отличалась от предыдущей и той, что была еще раньше. Он не мог заснуть. В этом не было ничего нового или особенного. За исключением того, что по какой-то причине… необъяснимой, чудотворной причине он вдруг начал сочинять книжку.

А потом и всерьез взялся за перо.

Теперь он должен был жить в этом «после». Он посмотрел на Аннабел.

— Хотите, я вам ее почитаю? — спросил он неожиданно громким голосом. Но ему было необходимо каким-то образом изменить направление собственных мыслей. И кроме того, это могло ее отвлечь… и даже развлечь.

— Хорошо, — неуверенно улыбнулась она. — Леди Оливия говорила, что вы замечательный чтец.

Никак не могло случиться, что Оливия высказалась именно так.

— Она так сказала? Неужели?

— Ну-у, не совсем так. Но она вспомнила, что вы заставили плакать служанок.

— Добрыми слезами, — успокоил он ее.

Она весело — в самом деле весело — хихикнула. Он тоже рассмеялся… и сам этому удивился.

— Итак, слушайте, — произнес он. — «Глава первая». — Он откашлялся и начал: — «Косые лучи восходящего солнца просочились сквозь оконное стекло, и мисс Энн Сейнсбери, съежившись под изношенным одеялом, задумалась, как теперь не раз бывало, над тем, где достать денег на очередную трапезу».

— Я могу это ясно себе представить, — вздохнула Аннабел.

Он посмотрел на нее удивленно… и с удовольствием:

— Вот как?

Она кивнула:

— Я всегда рано просыпалась. До того, как приехала в Лондон. По утрам у нас там свет совсем другой. Более золотистый. Я всегда думала… — Она оборвала себя, склонила голову набок и нахмурила брови. Это было прелестное выражение лица. Себастьян почти решил, что если вглядеться повнимательнее, можно увидеть, как текут ее мысли. — Вы точно знаете, что я хочу сказать, — проговорила она.

— Почему вы так решили?

— Ну как же… — Она выпрямилась, и в глазах ее мелькнуло воспоминание. — Помните, как я встретила вас на вечере у Троубриджей?

— На пустоши, — вздохнул он. Случившееся там уже превратилось в далекое милое воспоминание. Этакую сагу.

— Да. Вы сказали что-то насчет утреннего света. Сказали, что вы… — Она замолчала, отчаянно покраснев. — Впрочем, это не важно.

— Должен заметить, что теперь я действительно хочу знать, что же тогда сказал.

— О… — Она быстро покачала головой. — Нет.

— И все-таки? — настаивал он.

— Вы сказали, что вам хотелось бы в нем купаться, — залпом выпалила она и смутилась.

— Я так сказал? — Странно. Он не помнил, что говорил такое. Конечно, иногда он погружался в раздумья, и звучало это, будто он мыслил вслух.

Она кивнула.

— Хм-м… Что ж, полагаю, я мог сказать нечто в этом роде. — Он наклонил голову к ней, как делал, если собирался сострить. — Но думаю, что я предпочел бы делать это в одиночестве.

— Разумеется.

— Хотя, возможно, неплохо было бы разделить это одиночество на двоих, — после небольшой паузы пробормотал он.

— Прекратите, — не слишком уверенно возразила она. Он бросил на нее быстрый взгляд, когда она думала, что он смотрит в другую сторону. Она улыбалась сама себе, видимо, вспоминала о чем-то приятном. Молодчина! Умеет держаться в трудных обстоятельствах.

О чем, черт побери, он думает? Все, что она себе позволила, — это не устроила ему взбучку за несколько рискованное замечание. Вряд ли это стоило называть трудным обстоятельством.

Нет, ему следует быть осторожнее в своих высказываниях, а то он вообразит, что перед ним настоящая героиня. А так ли это? Ведь чем он занимался каждую ночь с пером в руке и бумагой? Создавал, выдумывал характеры. Если сейчас он позволит своему воображению разыграться, то скоро превратит Аннабел в идеальную женщину. Что было бы несправедливо по отношению к ним обоим. Так чего ради стараться?

• Предыдущая
• 41/66
• Следующая