Вожак санитарной упряжки - Коковин Евгений Степанович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/9
• Следующая

Но немцы наседали. У Русакова в кожухе пулемета вскипела вода. Позади, за огневой позицией, в укрытии метался в бреду тяжелораненый ефрейтор Бочаров – первый номер. Командир отделения сержант Русаков сам лежал у пулемета.

«Выстоять!» – одна мысль владела в этот момент сержантом. В окаменевшем лице, в слитых с рукоятками пулемета руках, во всем напряжении тела было одно: выстоять! Разве не об этом же думал сейчас и второй номер пулеметного расчета!

Но патроны были на исходе. И это означало приближение конца.

Пулеметная лента судорожно гнала патроны в приемник. И каждый патрон словно отсчитывал дольку оставшейся жизни.

Должно быть, подносчик Семенов, отправившийся на патронный пункт, погиб.

Оставалась одна, последняя лента.

Русаков – фронтовик с первых дней войны – хорошо знал цену последней ленты, последней винтовочной обоймы, последнего пистолетного патрона.

Фашисты надолго залегли. Они выжидали того тягчайшего для советских пулеметчиков момента, когда прогремит последний выстрел. Они старались вызвать напрасный огонь. Но Русаков был опытным пулеметчиком. Он рассчитывал и берег каждый патрон.

Между тем, когда пулеметный расчет Русакова отбивался от разъяренных фашистов, патроноподносчик Семенов подползал к патронному пункту. Он попал в полосу минометного огня. Осколки располосовали его ватированную куртку. Широкий след крови тянулся далеко позади. Кровь заливала валенок, набухло кровью белье. А Семенов полз и полз. С каждой минутой он все больше ослабевал. На мгновение он потерял сознание. Но сразу же очнулся, даже приподнялся, пытаясь вскочить на ноги. Острая боль в ноге и слабость от потери крови уложили его на снег.

В этот момент его заметили.

– Скорее патроны расчету! – прошептал он.

И вот впервые на волокушу упряжки Анисимова были уложены плоские коробки с пулеметными лентами.

Собаки стремительно пронеслись через открытое поле и оказались на берегу озера. Низко пригибаясь, укрываясь за кустарниками, Анисимов бежал впереди упряжки. Лыжи ежеминутно натыкались на кочки. Вожатый сбросил лыжи и, проваливаясь по колено в снежные сугробы и задыхаясь, продолжал бежать.

Волокуша прыгала на кочках, громыхая наскоро уложенными коробками.

Анисимова поразила тишина. Неужели пулеметчики погибли?

Он побежал еще быстрее. Неожиданно слева дробно застучал пулемет. Пули просвистели совсем близко.

Анисимов упал. Приникли к земле и собаки.

– Сюда! – услышал Анисимов.

Только сейчас он заметил пулеметчиков. Длинная пулеметная очередь нарушила тишину. Это Русаков, узнавший о привезенных патронах, вне себя от радости, погнал без перерыва остатки теперь уже не последней ленты.

Немцы попытались пойти в атаку на огневую позицию станкового пулемета, но не выдержали огня и снова залегли.

– Попробовали! – злорадно закричал Русаков. – Рано радовались!

Собаки лежали в кустах, пережидая, когда вожатый позовет их в обратный путь. Малыш слизывал с веток чистый затвердевший снег.

Прошло минут двадцать, может быть, полчаса.

Вдруг справа на озере раздалось раскатистое «ура».

– Ура-а! – закричал Русаков.

Немцы побежали. И снова над озером, над берегом и лесами рассыпался горох длинной очереди русаковского пулемета.

Анисимов видел, как бойцы, преодолев по льду озеро, занимали деревню. Сильный ветер дул на озеро, и трескотня пулеметов, винтовок и автоматов была едва уловимой.

Сержант Русаков все еще лежал у пулемета. Немцы поспешно и далеко отошли, боясь остаться отрезанными от своей роты, выбитой из деревни.

Наконец сержант поднялся и вздохнул:

– Все!

Потом он подошел к упряжке.

– Спасли, дорогие мои, – проговорил он и обхватил Юнту. Потом прижал к себе Малыша, тряхнул ему лапу и чмокнул в нос. Малыш удивленно смотрел на сержанта, ласково гладившего собак.

– Еще три минутки – и патроны закончились бы!

Сержант лег на снег, усталый, с серым от копоти лицом.

Тем временем Анисимов с помощью другого солдата уложил раненого ефрейтора на волокушу.

Собаки вскочили.

– Ложись! – приказал Анисимов. – Нужно перекурить.

Он достал коробку с табаком. Предложил сержанту. Все вместе закурили. И казалось, люди присели лишь для того, чтобы отдохнуть после длительного перехода, как будто и не было тех минут, когда смерть висела над их головами. Только окровавленный снег, кучи почерневших гильз да несколько трупов немцев вдали напоминали о бое.

Потом Анисимов встал, накинул на плечо лямку от лыжной установки с пулеметом и крикнул собакам:

– Вперед!

На поле боя от шальной пули погибла Юнта. Это была большая потеря в подразделении.

Место вожака в упряжке занял Малыш. В новой должности он повел себя уверенно, по-хозяйски деловито. Если Юнта влияла на других собак своим примером и прилежанием, то новый вожак сразу же проявил требовательность. Он недовольно ворчал, когда упряжка задерживалась в пути. Сам Малыш всегда тянул лодочку с таким усердием, что остальным собакам невольно приходилось следовать его примеру.

Но новый член упряжки Тобик не отличался трудолюбием. Он мог в пути неожиданно рвануться в сторону, чтобы облаять встречную машину или совершить еще какой-нибудь недопустимый проступок. Он не любил ползать и часто не слушался вожатого.

Словом, Тобик оказался недисциплинированной собакой. А не следует забывать, что он находился в подразделении ездовых военных собак, где дисциплина превыше всего. Поэтому ослушание Тобика, конечно, не оставалось безнаказанным.

Однажды Малыш изрядно потрепал Тобика, когда тот попытался сорваться с потяга, чтобы схватить перебежавшего дорогу шального зайца. По его вине волокуша чуть было не перевернулась.

Анисимов никогда не позволял собакам драться. Но на этот раз он ни слова не сказал Малышу. Слишком недостойным было поведение Тобика.

Однако Тобик не исправлялся, и Анисимов доложил командиру подразделения. Командир обещал дать замену.

Между тем из-за недисциплинированности Тобика Малыш нервничал. Тобик, кроме всего прочего, оказался задирой. Однажды он набросился на Жука и в клочья разорвал его маскировочный халат.

Малыш и Снежок вступились за товарища. Только вмешательство Анисимова спасло забияку от расправы.

Вожатый ожидал, когда Тобик будет заменен. Очевидно, его нужно было использовать на другом деле. Ленивый, злой, для работы в упряжке он не годился.

Но вскоре Тобик за свою недисциплинированность дорого поплатился. Упряжка вывозила раненых с поля боя. Попав под минометный обстрел, собаки по команде вожатого залегли и зарылись в снег. Лишь Тобик продолжал прыгать, стараясь сорвать потяг.

– Ложись! – снова приказал Анисимов.

Тобик прилег и с яростью начал зубами рвать ремень. Потом он внезапно вскочил. В этот момент взрыв мины сбил его. Один осколок попал ему в голову. Была перебита также задняя лапа. Тобик отчаянно визжал. Он попробовал привстать, но тут же свалился.

Хотя Тобик и был нарушителем дисциплины, все же Анисимов искренне жалел его.

– Из-за баловства пропал, – сокрушенно сказал он, передавая Тобика ветеринарному врачу. – У других собак даже царапинки нет.

Несколько дней в упряжке работали три собаки, затем вожатый привел Шарика.

Шарик – простодушный, неказистый дворняга – в упряжке, вопреки всяким ожиданиям, показывал необычайные способности. Он был хорошо выдрессирован, умело ползал и тянул волокушу из всех сил.

– Клад – не собака, – хвалил Шарика Анисимов, – быть бы ему вожаком, если бы не Малыш. А смотрите, какой невидный!

Маленький отряд из трех собачьих упряжек отправился в далекий и опасный путь. Нужно было пройти свыше двухсот километров и доставить боеприпасы подразделению, действующему во вражеском тылу.

Лодочки снова были заменены нартами.

• Предыдущая
• 6/9
• Следующая