Гипнотизер - Кеплер Ларс - Страница 97

— Это Эрик? — спросил Юсси.

— Нет, это…

— Меня зовут Юсси. Передайте, пожалуйста, Эрику, это важно, мы в моем доме — я, Лидия, и Марек, и…

Юсси замолчал на полуслове — мужчина на том конце вдруг хрипло закричал. Разговор прервался. Юсси смотрел на телефон и думал, не позвонить ли еще раз; он начал было просматривать номера, но тут села батарейка. Дисплей погас, в тот же миг открылась дверь, и в сарай заглянула Лидия.

— Я видела твою ауру сквозь щели в двери, она совершенно синяя, — сказала она.

Юсси спрятал телефон за спину, сунул его в карман и стал класть дрова в корзину.

— Иди домой, — велела Лидия. — Я сама все сделаю.

— Спасибо, — ответил он и вышел из сарая.

Поднимаясь к дому по тропинке, Юсси смотрел, как кристаллики льда на снегу искрятся в свете, падающем из окна. Под сапогами сухо поскрипывало. Сзади послышались неровные шаги и тяжелое дыхание. Юсси успел вспомнить свою собаку, Кастро. Вспомнил, как Кастро был щенком. Как он разрывал свежий снежок, охотясь за мышами. Юсси улыбался своим воспоминаниям, когда удар по затылку заставил его рухнуть вперед. Он упал бы на живот, но у него в затылке засел топор, тянувший его назад. Юсси постоял, взмахивая руками. Лидия взялась за топорище, качнула и выдернула топор. Юсси почувствовал, как кровь льется по шее на спину. Он упал на колени, повалился вперед, ощутил снег на лице, посучил ногами и перевернулся на спину, чтобы встать. Поле зрения быстро сужалось, но в последние секунды он успел увидеть и осознать, что Лидия заносит над ним топор.

Беньямин сидел, сжавшись в комок, у стены за телевизором. У него страшно кружилась голова, с трудом фокусировался взгляд. Но хуже всего была жажда. Так пить ему не хотелось еще никогда в жизни. Голод немного утих, он не пропал, остался облаком, слабой болью, поднимающейся от кишок, но гораздо сильнее была жажда — жажда и боль в суставах. Беньямин задыхался от жажды, его горло было словно покрыто ранами. Мальчик едва мог глотать, во рту не осталось слюны. Он вспоминал дни, проведенные в этом доме на полу, вспоминал, как Лидия, Марек, Аннбритт и он сам, ничего не делая, сидели в этой комнате — единственной комнате, где была мебель.

Беньямин слушал, как снег с тихим шелестом ложится на крышу. Он вспоминал, как Лидия вторглась в его жизнь, как она побежала за ним однажды, когда он возвращался из школы.

— Ты забыл вот это. — Какая-то женщина протянула ему шапку.

Он остановился и сказал «спасибо». Женщина странно посмотрела на него и спросила:

— Ты ведь Беньямин, верно?

Беньямин спросил, откуда она знает, как его зовут. Женщина погладила его по голове и сказала, что родила его. Потом добавила:

— Но я окрестила тебя Каспером. Я хочу называть тебя Каспером.

Она дала ему маленький голубой, вязанный крючком костюмчик и прошептала:

— Я связала его тебе, когда ты лежал у меня в животе.

Он стал объяснять, что его зовут Беньямин Петер Барк и что он не может быть ее сыном. Все это было очень печально, и он старался говорить с ней спокойно и вежливо. Она слушала улыбаясь, а потом грустно покачала головой и сказала:

— Спроси у своих родителей, спроси у них, действительно ли ты их ребенок. Ты можешь спросить, но они не скажут правды. У них не может быть детей. Ты заметишь, что они лгут. Лгут, потому что боятся потерять тебя. Ты не их настоящий ребенок. Я скажу тебе, кто ты. Ты мой. Это — правда. Разве ты не видишь, как мы похожи? Меня заставили отдать тебя на усыновление.

— Меня не усыновляли, — возразил Беньямин.

— Я знала… знала, что они тебе ничего не скажут, — проговорила женщина.

Беньямин поразмыслил и понял, что ее слова вполне могут быть правдой. Он уже давно чувствовал себя другим.

Лидия улыбаясь смотрела на него.

— Я не могу тебе этого доказать, — снова заговорила она. — Ты должен доверять своим собственным чувствам, должен сам во всем разобраться. Тогда ты поймешь, что это правда.

Они простились, но на следующий день Беньямин снова встретил Лидию. Они зашли в кондитерскую и долго проговорили. Лидия рассказала, как ее вынудили отдать его на усыновление, но что она никогда не забывала его. Она думала о нем каждый день с того дня, как он родился и его отняли у нее. Тосковала по нему каждую минуту своей жизни.

Беньямин рассказал обо всем Аиде, и они условились ни о чем не говорить Эрику и Симоне, пока он, Беньямин, не обдумает все как следует. Он хотел сначала познакомиться с Лидией, хотел разобраться, может ли ее рассказ быть правдой. Лидия связывалась с ним через электронную почту Аиды. На ее адрес она и послала Беньямину изображение семейной могилы.

— Я хочу, чтобы ты знал, кто ты, — пояснила Лидия. — Здесь покоится твоя родня, Каспер. Когда-нибудь мы вместе съездим туда — только ты да я.

Беньямин почти начинал ей верить. Он хотел верить ей, такой загадочной и интересной. Удивительно, что по нему так тоскуют, так любят его. Лидия дарила ему собственные детские безделушки, давала деньги, подарила несколько книг и фотоаппарат, а он отдавал ей рисунки, вещи, которые хранил с детства. Лидия даже позаботилась о том, чтобы Вайлорд прекратил приставать к нему. Однажды она вручила Беньямину бумагу, на которой Вайлорд написал, что дает слово: он никогда больше не подойдет ни к Беньямину, ни к его друзьям. Родители Беньямина не сумели бы сделать ничего подобного. Беньямин все больше уверялся в том, что его родители — люди, которым он верил всю свою жизнь — ведут себя как лжецы. Его раздражало, что они никогда не говорили с ним, никогда не показывали ему, что он для них значит.

Какой же он был дурак.

Лидия стала заговаривать о том, что хочет прийти к нему домой, в гости. Она попросила ключи. Беньямин не очень понял, зачем они ей. Сказал, что откроет дверь, когда она позвонит. Лидия рассердилась. Сказала, что ей придется его наказать, если он не будет слушаться. Беньямин вспомнил, как он тогда опешил. Лидия объяснила, что еще когда он был совсем маленьким, она подарила его приемным родителям розгу в знак того, что они должны воспитывать сына как следует. Потом вытащила ключи у Беньямина из рюкзака и заявила, что сама решит, когда ей навестить свое дитя.

Тогда он сообразил, что она вряд ли вполне здорова.

На следующий день, когда Лидия ждала его, он подошел к ней и сказал, стараясь быть очень спокойным: пусть она вернет ему ключи, он больше не хочет с ней видеться.

— Ну что ты, Каспер, — ответила она, — разумеется, вот твои ключи.

И она отдала ему ключи. Он пошел дальше, она — за ним. Беньямин остановился и спросил: разве она не поняла, что он больше не хочет с нею видеться?

Беньямин, прищурившись, посмотрел вниз, на свое тело. Увидел, что на колене расплылся огромный синяк. Если бы мама увидела, у нее бы истерика началась, подумал он.

Марек, как всегда, стоял у окна и смотрел во двор. Он втянул сопли и харкнул на стекло — в том месте, где на снегу лежал Юсси. Аннбритт сжалась у стола. Она старалась не плакать, давилась, кашляла и икала. После того как Аннбритт вышла из дому и увидела, что Лидия убила Юсси, она рыдала до тех пор, пока Марек не наставил на нее ружье и не объяснил, что пристрелит ее, если она еще хоть раз шмыгнет носом.

Лидии нигде не было видно. Беньямин, волоча ноги, сел и хрипло сказал:

— Марек, я хочу тебе кое-что сказать…

Марек посмотрел на Беньямина черными, как горошины перца, глазами, лег на пол и начал отжиматься.

— Чего тебе, обсосок? — спросил он кряхтя.

Беньямин сглотнул израненным горлом.

— Юсси сказал мне, что Лидия хочет убить тебя, — соврал он. — Сначала убьет его, потом Аннбритт, а потом — тебя.

Марек продолжал отжиматься, потом со вздохом встал.

— Смешной ты.

— Она так сказала, — настаивал Беньямин. — Ей нужен один я. Она хочет остаться только со мной. Правда.