Маршал Тухачевский - Коллектив авторов - Страница 13

• Предыдущая
• 13/56
• Следующая

Из Пензы все мобилизованные офицеры направлялись на станцию Инза, в расположение штаба 1-й Революционной армии. Для этого был сформирован поезд особого назначения, к которому прицепили и салон-вагон командующего. Меня назначили начальником эшелона, и мы с Толстым разместились в отдельном купе мягкого пульмана.

В пути Михаил Николаевич пригласил нас к себе на чай. Его салон-вагон, ранее принадлежавший какому-то крупному железнодорожному чиновнику, был комфортабелен и удобен для работы. Здесь стоял письменный стол, тяжелые кресла красного дерева; у кожаного дивана – круглый столик. За ним мы и пили чай.

Разговор перескакивал с одной темы на другую. За окном мелькали поля, луга. Сменялись привычные картины матушки-Руси с ее нищенскими деревушками, погостами да деревянными церковками. На станциях крестьянки предлагали печеную картошку, молоко, ягоды. Вместо денег просили какую-нибудь одежонку или обувь, мыло или соль.

На письменном столе у Тухачевского я заметил томик Пушкина, раскрытый на «Истории Пугачевского бунта». Рядом лежали «Походы Густава Адольфа», «Прикладная тактика» Безрукова, «Стратегия» Михневича. Михаил Николаевич перехватил мой взгляд.

– Да, – вздохнул он, – со времен Разина и Пугачева этот край не знал войны. А теперь вот пожалуйста…

О чем бы ни заходила речь, мысли Тухачевского неизменно возвращались к военным событиям. Больше всего его занимали тогда вопросы организационные. Вместе с Устичевым, имевшим солидный военно-административный опыт, он разрабатывал штаты полков, дивизий, штабов. Не выпускались из поля зрения и армейские склады и ротные обозы. Это была кропотливая и сложная работа, требовавшая недюжинных способностей.

На каждой крупной станции Тухачевский устанавливал связь с Инзой, вел переговоры то с одним, то с другим работником своего штаба. Положение на фронте было крайне тяжелым, особенно под Симбирском. Еще из Пензы Михаил Николаевич телеграфировал начали нику Симбирской группы войск Пугачевскому:

«Обстановку знаю. Держитесь на занимаемой позиции. Скоро в Инзу прибудет Мценский полк, который немедленно вышлю на помощь к вам…»[21]

Этот полк мы встретили в пути 21 июля. Тухачевский вызвал к себе его командира А. Г. Реву, расспросил состоянии полка, подробно ознакомил с обстановкой приказал сейчас же двигаться на Киндяковку, атаковать; противника с тыла и войти в связь с Симбирской группой.

Запомнился мне и еще один путевой эпизод. Мы нагнали 4-й Видземский латышский стрелковый полк Я. Я. Лациса. Полк этот пользовался доброй славой. Но произошли какие-то неурядицы, солдаты были чем-то недовольны и отказались двигаться дальше на фронт. Об этом, насколько я помню, доложил Тухачевскому комендант станции Рузаевка. Михаил Николаевич сам отправился к латышам. Поговорил со стрелками, разобрался в причинах отказа, тут же принял какие-то меры чисто организационного порядка и «забузивший» полк как ни в чем не бывало выступил по указанному ему маршруту…

На станцию Инза мы прибыли рано утром 22 июля. Отсюда Казанская железная дорога разветвлялась на Симбирск и на Сызрань. Пристанционный поселок coстоял из нескольких домов, старой кирпичной казармы и 20–25 дощатых бараков питательного пункта, построенных для проходящих воинских эшелонов в первую мировую войну. Весь штаб армии размещался в вагонах, хотя мог бы устроиться и получше, в стационарных поселковых помещениях. Но Михаил Николаевич заботился не только о своем штабе и подчиненных ему войсках. Коммунисту Тухачевскому близки были и нужды рабочих Инзенского узла, ютившихся в страшной тесноте. Сохранился любопытный документ тех дней, являющийся ярким свидетельством этой черты характера командарма 1-й Революционной. Не могу удержаться от соблазна воспроизвести его здесь.

«Инзенский районный исполнительный комитет на общем собрании 18 июля с. г. постановил:

Поручить делегатам – председателю Инзенского районного комитета Андрееву, секретарю Николяй и врачу 20 участка Заглухинскому выразить глубокую благодарность командующему 1-й Революционной армии тов. Тухачевскому и начальнику штаба тов. Захарову от лица всех рабочих, служащих и мастеровых Инзенского района за предоставление 11 бараков под квартиры…»[22]

Но вернемся к прерванному рассказу о нашем приезде в Инзу. Там было очень неспокойно. Начальник штаба армии Иван Николаевич Захаров доложил Тухачевскому, что связь с Сенгилеевской и Симбирской группами войск утеряна. Левый фланг армии в пространстве между железными дорогами Инза – Сызрань и Инза – Симбирск оказался оголенным. Под непосредственной угрозой находилась и Инза. Противнику достаточно было подбросить сюда один усиленный батальон, чтобы разгромить армейский штаб и захватить всех нас во главе с командармом в плен.

Вскоре стало известно, что Симбирск занят противником. Мое назначение начальником штаба Симбирской группы само собой отпадало.

Толстой, вступивший уже в исполнение своих обязанностей, пригласил меня к командарму. В салон-вагоне происходило совещание. Кроме Михаила Николаевича здесь находились О. Ю. Калнин, И. Н. Устичев, старшие адъютанты – по оперативной части Диков и по разведывательной Скворцов. Иван Николаевич Захаров отсутствовал: в придачу к своему туберкулезу он подхватил малярию.

– Мы решили, Николай Иванович, назначить вас генерал-квартирмейстером армии,[23] – объявил Тухачевский.

Я был обескуражен. Для нас, строевых офицеров, не только «генкварм», но и начдив представлялись не иначе как маститыми старцами. Попытался отказаться, просил полк.

Михаил Николаевич рассмеялся:

– Да ведь и я не родился командармом. На фронте командовал лишь ротой, и то недолго.

А Оскар Юрьевич Калнин, с трудом выговаривая русские слова, добавил:

– Не бог горшки слепил.

На этом вопрос был исчерпан. Началась моя служба в непосредственном подчинении М. Н. Тухачевского.

Из-за болезни И. Н. Захарова мне пришлось некоторое время исполнять и его обязанности. А после эвакуации Ивана Николаевича в Москву я окончательно был утвержден в должности начальника штаба армии.

С первых же дней моего пребывания в 1-й Революционной мне довелось наблюдать работу командарма не только в штабе, но и в непосредственной близости к полю боя.

Сразу же после захвата белыми Симбирска для обеспечения нашего левого фланга и прикрытия направления Инза – Симбирск на станцию Чуфарово был выброшен отряд под командованием М. Н. Толстого. Отряд формировался наскоро, из сил, имевшихся под рукой.

Вечером 23 июля В. В. Куйбышев и я тоже выехали на станцию Чуфарово.

Первоначально Михаил Николаевич ставил Толстому задачу овладеть Симбирском. Но это оказалось делом непосильным, и фактически действия отряда свелись к успешной разведке противника боем. Было установлено, что белогвардейцы укрепляют Симбирск, воздвигая на подступах к городу инженерные оборонительные сооружения.

Я. Я. Лацис доносил, что и в полосе Инзенской дивизии враг активизируется. Особенно на стыке с отрядом Толстого.

Обеспокоенный создавшейся обстановкой, Тухачевский сам поспешил на станцию Вешкайма и в ночь на 25 июля вызвал к себе меня вместе с Толстым.

Обычно Михаил Николаевич выезжал в расположение войск в своем салон-вагоне, к которому прицеплялись классный вагон охраны, теплушка для лошадей и платформа для автомобиля. При командарме всегда находились состоящий для особых поручений и адъютанты. Иногда его сопровождал кто-либо из командиров штарма или начальник полевого управления. Такими специальными поездами пользовались в гражданскую войну почти все командующие.

В тот раз для особых поручений при командарме состоял бывший старший лейтенант флота Потемкин, а адъютантами были Метлош и Гавронский. Обязанности каждого из них четко разграничивались. Метлош ведал текущей перепиской. Гавронский вел «Дневник событий в армии». На Потемкине лежала ответственность за оперативную карту и разработку вопросов взаимодействия с Волжской флотилией.

• Предыдущая
• 13/56
• Следующая