Маршал Тухачевский - Коллектив авторов - Страница 9

• Предыдущая
• 9/56
• Следующая

В этой неясной обстановке М. Н. Тухачевский сам выехал в Симбирск, чтобы лично на месте разобраться во всем. Здесь его и застигли драматические события муравьевского мятежа.

Но прежде чем рассказать о роли Михаила Николаевича в этих событиях, автор должен перенестись далеко вперед, в тридцатые годы, когда на его долю выпали новые встречи с И. М. Варейкисом и М. Н. Тухачевским.

Вместе с директором Ульяновского краеведческого музея Б. Н. Афанасьевым я приехал в Воронеж. Бывший тогда секретарем партийной организации Центрально-черноземной области И. М. Варейкис обещал дать предисловие к подготовлявшемуся нами сборнику воспоминаний «1918 год на родине Ленина».

Иосиф Михайлович вызвал стенографистку и в нашем присутствии стал диктовать ей абзац за абзацем. Дойдя до того места, где речь пошла о 1-й Революционной армии, он подчеркнул:

«К числу выдающихся организаторов армии, которые вырастали при непосредственном руководстве Ленина, принадлежит наиболее талантливый, преданный, показавший себя на Восточном фронте во всей полноте своих способностей М. Н. Тухачевский».[10]

После этой фразы И. М. Варейкис задумался и вдруг перешел на беседу с нами:

– А знаете ли вы, историки, про мою встречу с Тухачевским за несколько часов до муравьевского мятежа? Михаил Николаевич пришел ко мне поздно вечером. Оба мы были полны тревоги за положение в стране и у нас на фронте в связи с левоэсеровским мятежом в столице. Тухачевский решительно заявил: «Если по вине этих негодяев начнется новая война с Германией и немцы займут Москву, то Красной Армии придется продолжать борьбу, базируясь на Волгу. Значит, надо спешить с разгромом Самарской учредилки, а Муравьев и в ус не дует». Для меня тоже было ясно, что нельзя далее терпеть авантюриста Муравьева во главе Восточного фронта. Борьба большевиков с муравьевским левоэсеровским охвостьем достигла предельной остроты. Обе стороны готовились прикончить своего противника. Различие заключалось лишь в методах. Мы еще считали Муравьева советским человеком и хотели лишь энергичным представлением в правительство добиться его отстранения от командования Восточным фронтом. Вероломный же негодяй Муравьев помышлял, вероятно, о физическом уничтожении Варейкиса и Тухачевского… Советую вам, историки, отразить в своих работах эту остроту ситуации. Настоятельно рекомендую поговорить с Тухачевским. Он расскажет вам такое, о чем вы и понятия не имеете.

Я последовал совету И. М. Варейкиса. Мне удалось попасть на прием к М. Н. Тухачевскому, занимавшему тогда пост заместителя наркома обороны. Михаил Николаевич приветствовал меня как «земляка», извинился, что из-за занятости не может уделить мне много времени. Но потом увлекся и нарисовал в подробностях обстоятельства своего ареста Муравьевым.

А в конце беседы достал из стола наш сборник «1918 год на родине Ленина» и с некоторой укоризной сказал:

– Зачем вы так выпячиваете мою персону? Вот, например, даете заголовок: «Тухачевский готовит окружение и разгром белых». Разве это по-марксистски?! Я готовил это не один, принимал решения совместно с другими членами Реввоенсовета. Так что правильнее было бы написать: «Командование 1-й армии готовит окружение и разгром белых».

После этой справки вернусь к событиям, связанным с муравьевским мятежом. Думаю, что читатель уже догадался, для чего мне потребовалось перескакивать с 1918 на 1935 год: я намереваюсь рассказать здесь о муравьевском мятеже не только то, что помню сам, но и то, о чем узнал много лет спустя от М. Н. Тухачевского.

Итак, 9 июля 1918 года командарм 1-й Революционной выехал в Симбирск. Следующее утро застало его на станции Киндяковка. Он сидел в своем служебном вагоне и писал рапорт Муравьеву:

«Еду на Инзу – Сызрань. Сызрань оставлена. Хотел еще вчера начать наступление всеми силами, но броневому дивизиону было Вами запрещено двигаться, а поэтому наше наступление на Усолье и Ставрополь велось лишь жидкими пехотными частями. Совершенно невозможно так стеснять мою самостоятельность, как это делаете Вы.

Мне лучше видно на месте, как надо дело делать. Давайте мне задачи, и они будут выполнены, но не давайте рецептов – это невыполнимо… Армии, согласно уставу… получают только задачи и директивы самого общего характера. Даже приказания армиям избегают давать. Вы же командуете за меня и даже за моих начальников дивизий.

Может быть, это было вызвано нераспорядительнотью прежних начальников, но мне кажется, что до сих пор я не мог бы вызвать в этом отношении Вашего недовольства…»

Документ этот ярко отражает характер М. Н. Тухачевского – его смелость, принципиальность, уверенность в своих действиях.

Отослать свой рапорт Михаил Николаевич не успел. Приехал на автомашине адъютант Муравьева и передал приказание главкома: немедленно явиться для доклада на штаб-яхту «Межень».

Это было очередное вероломство, заранее подготовленная ловушка. Муравьев уже начал свой мятеж. Накануне он пытался захватить в Казани бразды правления и арестовать членов РВС фронта. Но это ему не удалось. Он сам попал под негласный арест. Однако сумел ускользнуть на пароходе в Симбирск и, пользуясь положением главкома, вывел с собой из Казани некоторые воинские части.

Симбирск был вторым пунктом, где Муравьев готовил свои акции, опираясь на левых эсеров и вызванные с фронта воинские части. Войскам он объявил, что немцы, нарушив Брестский мир, начали наступление и ему, мол, ничего не остается, кроме как взять на себя все руководство священной войной против германского империализма.

По какой-то причине Реввоенсовет Востфронта не сумел предупредить Симбирский комитет большевиков об измене и бегстве Муравьева. В городе ничто не предвещало надвигающейся беды. Лишь на пристани Тухачевский был несколько удивлен необычным скоплением войск.

Муравьев с деланным радушием принял Михаила Николаевича на верхней палубе парохода. Но Тухачевский отказался от угощения и стал устно излагать ему то, что было написано в неотправленном рапорте. Муравьев слушал, криво усмехаясь. За истекшие две недели он сделал все (вплоть до задержки жалованья красноармейцам), чтобы подорвать авторитет нового командарма в войсках. А теперь решил попытаться склонить бывшего поручика к участию в антисоветском выступлении, – Ваш доклад, ваши тревоги и ваши выпады против меня уже неуместны, – резюмировал Муравьев. – Введу вас в курс начавшихся новых исторических событий. Брестский мир разорван. Война с Германией стала фактом. Немцы заняли Оршу и наступают на Москву. Совнарком колеблется: капитулировать ли перед кайзером или начать революционную войну с Германией. В этот час мы с вами должны принять ответственные решения, диктуемые нам любовью к родине. Под нашим командованием самые надежные войска. Давайте вместе подумаем, что нам предпринять…

Потом словоохотливо принялся объяснять, что англичане и американцы якобы предвидели нынешнюю ситуацию и заблаговременно высадились в Мурманске и на Дальнем Востоке. Они будто бы рассматривают спровоцированный на восстание чехословацкий корпус как авангард в организации отпора немцам.

Тухачевский сразу понял, куда клонит предатель. Едва сдерживая негодование, он заявил, что не согласен с оценкой обстановки.

– Если война с Германией – факт, – отвечал он, – то наш с вами долг нанести сокрушительный удар по белогвардейцам и белочехам, разгромить их прежде, чем на Волге появятся «союзники», и тем самым обезопасить тыл Красной Армии.

Тут же Михаил Николаевич напомнил, что, как только левые эсеры совершили провокационное убийство германского посла Мирбаха и страна оказалась под угрозой новой войны с Германией, он, командарм 1-й, предложил Реввоенсовету Востфронта план немедленного разгрома белогвардейщины в Самаре.

– Вам этот план, конечно, доложен, и вот его я хотел бы обсудить, – сказал Тухачевский.

Это был гордый категорический отказ от участия в грязной авантюре. Однако Муравьев не отступал. Он пустил в игру новый козырь:

• Предыдущая
• 9/56
• Следующая