В поисках рая - Хейердал Тур - Страница 27

• Предыдущая
• 27/38
• Следующая

Мы плывем все дальше и дальше… Уже день в разгаре. Сквозь полудремоту я услышал голос Иоане:

— Мотане!

Надо менять курс. Засуетились матросы, до тех пор вяло следившие за тем, чтобы волны не поломали рею.

Мотане… Необитаемый скалистый островок севернее Фату-Хивы. Он нам очень нужен для проверки курса. Мы должны пройти западнее его.

Теперь, когда мы видели на севере темную глыбу Мотане, стало как-то веселее на душе. Пусть нас по-прежнему швыряет во все стороны и окатывает водой с головы до ног — впереди земля! А вот левее Мотане на мглы проступили зеленые полосы долин на фоне гор. Это Тахуата — словно непрестанно отступающий мираж… Нам еще плыть и плыть до него: горы видно издалека.

Между Мотане и Тахуатой вдали из океана длинной серо-зеленой полосой вынырнул Хива-Оа. Я крикнул Лив, что появился наш остров. Но она не услышала моего голоса.

Самое опасное еще предстояло. В проливе между южной оконечностью Хива-Оа и Тахуатой проходит сильное океанское течение, поэтому здесь особенно большие волны. Наши гребцы хорошо это знали. Встревоженный Вилли посовещался с Иоане. Но другого пути все равно не было. Будем, насколько возможно, держаться правее.

Мы полным ходом неслись к бушующей полосе. Иоане сидел, как наэлектризованный, он напрягся, точно зверь перед прыжком.

Все зависело от него.

Крупнейшая на Хива-Оа долина называется Атуона. Тут расположена столица архипелага, в которой обитают двести-триста жителей. Когда-то в Атуоне жил губернатор Маркизских островов; это здесь исчезли статуи Тукопаны и его дочерей.

В долине разбросаны дощатые хижины, но их не заметно с моря за пальмами. Издали видны только лес и горы, полумесяцем окаймляющие широкую долину. Здесь прожил последние годы своей жизни художник Гоген. Его могила расположена на холме в долине.

На Маркизском архипелаге почти нет белых: на Нуку-Хиве их лишь двое — администратор и один миссионер; все остальные — жандарм Триффе, телеграфист Бельвас и владелец небольшой лавчонки мистер Боб — живут на Хива-Оа. Еще на Хива-Оа есть миссионерский пункт, где обитают священники и две монашенки-католички. И, наконец, здесь живет норвежец Генри Ли; у него плантация в одном из глухих уголков острова. Остальные жители архипелага — полинезийцы и метисы.

Островитянину, никогда не бывавшему на Таити, Атуона, в которой находились лишь кучка деревянных домов и заброшенная резиденция губернатора, кажется большим городом, верхом красоты, царством небесным.

Мы подошли к столице, когда солнце уже заходило.

Промокшие насквозь, смертельно усталые, мы вспоминали кошмарный путь в скорлупке среди неукротимых исполинских валов…

Идем к берегу, четко звучат слова команды, черные от загара гребцы убирают парус и мачту. Цель трудного плавания достигнута, но напряжение все еще не оставляло нас. Мы отлично знали, что рано чувствовать себя в безопасности. Подходить к берегу с наветренной стороны — дело серьезное.

Гребцы взялись за весла. Далеко в море простиралась отмель, и могучие валы с оглушительным ревом обрушивались на нее. Сегодня они докатывались до самого леса… Несколько островитян стояло на берегу, любуясь игрой могучей стихии.

Лив очнулась, но глаза ее безучастно смотрели на пенный хаос. Гребцы внимательно слушали команду Иоане. Недомогавшие парни получили одно весло на двоих — настала пора напрячь все силы.

Решительно идем к кромке прибоя, но сзади нас вырастает грозный вал, и приходится отступать, отчаянно работая веслами. Шлюпка взлетает в воздух, точно мячик… Пронесло. Теперь молено опять вперед.

Иоане, с лицом разъяренного демона, срывающимся голосом выкрикивал команды. Без его указаний гребцы не делали ни одного движения. Он был весь внимание и энергия. Только его воля и опыт могли нас спасти.

Вот она, нужная волна!.. Иоане командует:

— Греби, греби, греби!

И гребцы, стиснув зубы, сверкая глазами, навалились так, что весла затрещали.

Через всю полосу прибоя стремительно нес шлюпку бурлящий гребень. Мы вцепились в борта. Вдруг двое парней выпустили свое весло.

Иоане взревел от ярости. Одним прыжком Вилли пролетел мимо нас и схватил весло; парни лежали плашмя на груде фруктов.

По Вилли опоздал. Шлюпка уже развернулась боком к волне, и Иоане ничего не мог сделать. Бросив весла, гребцы вскочили на ноги и нырнули за борт.

Я схватил Лив и тоже прыгнул в воду. Вилли последовал за нами. Нас подхватил кипящий вихрь…

Опомнился я, лишь когда ощутил под ногами песок, и тут же побежал вместе с Лив к берегу, спеша уйти от неумолимо надвигающейся с моря новой, отливающей стеклянным блеском стены. Борясь с кипящим водоворотом, мы вырвались из цепких объятий предыдущей волны и упали на траву.

А наши спутники облепили, словно муравьи, шлюпку, которую швыряло прибоем. Во что бы то ни стало надо спасти ее! Они поминутно исчезали в лавине воды, но лодку не выпускали. Плывя больше под водой, чем по воде, они вытащили на берег все мешки и чемоданы, а затем привели и шлюпку!

На всякий случай мы отнесли все подальше в лес. Весла, фрукты и прочие мелочи волны сами потом выбросят на берег…

Мы добрались до Хива-Оа.

От берега в пальмовую рощу шла поросшая травой дорожка. Сперва мы увидели домик телеграфиста, потом, возле самой дороги, — футбольное поле, правда, не очень-то ровное. Все-таки цивилизация!.. И островитяне здесь были одеты более элегантно, чем наши друзья на Фату-Хиве. Шляпы набекрень, в уголке рта небрежно болтается сигарета — сразу видно, что сюда часто наведываются увеселительные яхты.

Местные жители смотрели на нас критически. Они уже успели узнать белых. Островитяне делили их на три категории: мундиры, требующие почтения, туристы — объект их насмешек и заготовщики копры, к которым они относились безо всякого уважения.

Мундир для них воплощал в себе правительство, власть. Власть, которая издает законы и отправляет островитян в тюрьму на Таити…

Турист, по их понятиям, олицетворение глупости. Он тратит жизнь на то, чтобы слоняться по белу свету и бросать деньги на ветер. За старого, потрескавшегося каменного божка он отдаст не только кучу денег, но даже шляпу и костюм!

А сколько глупых вопросов он задает! Турист не видит разницы между феи и другими бананами, годовалый ребенок — и тот толковее его. Ни дома, ни красивые наряды островитян его не привлекают: сойдя на берег, он сейчас же устремляется в лес — дескать, вот где красота!

Но турист — хоть миллионер. Не то, что заготовщик копры. Эти тоже белые, но совершенно нищие. Правда, голова у них варит лучше, они не донимают людей глупыми вопросами. И с кокосовой пальмой умеют обращаться не хуже островитян, и лихо пьют кокосовое вино. Но они приезжают не сорить деньгами, а выкачивать их. Туристы и правительственные чиновники смотрят на них свысока. Заготовщикам недостает благородства. В общем, какие-то странные люди…

Поскольку мы прибыли на скромном туземном суденышке и сошли на берег в такую дрянную погоду, нас встретили с холодком. А когда мы, одетые в мокрое тряпье, побрели по дорожке, еле передвигая ноги, местные жители вынесли окончательный приговор: это белые самого низшего разряда.

Точно так же оценил нас жандарм Триффе, когда мы вместе с Вилли и Иоане постучали в дверь его конторы. Ибо белый, который всю свою жизнь провел в одиночестве среди полинезийцев, перенимает их взгляд на вещи.

Тощий человек в пробковом шлеме смерил нас мутным взглядом. Не вынимая из кармана правой руки, протянул левую Лив для приветствия. Затем повернулся к нам спиной и пригласил Вилли и Иоане переночевать у него, если им некуда пойти. На нас он больше не глядел. Что ж, вид у нас действительно был не особенно представительный.

• Предыдущая
• 27/38
• Следующая