Орел взмывает ввысь - Злотников Роман Валерьевич - Страница 7

• Предыдущая
• 7/79
• Следующая

Ну… я думаю, не только в кирасирском капитане дело. Явно были у окольничего и какие иные завязки. Пошибов вообще импонировал мне тем, что свои собственные успехи очень часто замалчивал, стараясь выпятить на первый план кого другого, часто даже не своего ведомства. Они, мол, все и сделали, а он тут только рядышком постоял… Но кирасира, пожалуй, стоит отметить. Молодец, молодец… Не зря я в свое время решил из кирасиров этаких новых опричников делать. Не в том смысле, что они все поголовно вешать и резать должны, чем, кстати, настоящие опричники не так уж и много занимались. Это потом на них всех собак вешать приловчились. А на самом деле… Эвон, даже дед мой, тот самый страшный Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, прозванный Малютой, погиб отнюдь не в застенках, пытая в свое удовольствие невинных, так сказать, овечек, а на поле боя, 1 января 1573 года лично возглавив штурм ливонской крепости Вейсенштейн… А в том смысле, что обучать их не токмо воинскому искусству, но еще и иному государевых дел радению. Скажем, всяким знаниям и умениям, что проходили по Митрофанову ведомству. А то эвон как оно раньше (тьфу ты, ну позже, конечно) было — офицер, мол, жандарму руки не подавал. Невместно, понимаешь, ему было со всякими там царскими сатрапами здоровкаться. Так и сгинули со своей спесью в семнадцатом на штыках распропагандированной большевиками озверевшей солдатни. Так вот здесь у меня такого не будет!

Хотя начиналось все более из-за того, что из всей армии токмо кирасиры у меня не распускались на жилое. И я решил, что надобно придумать, чем занять этих ребят, уже году к пятому-шестому службы овладевших своим воинским мастерством так, что учить их становилось совершенно нечему. А то начнут всякие бяки в голову лезть. Ну как у гвардейцев во времена от Первой Екатерины и до Второй и даже чуть позже, когда оные гвардейцы императоров и императриц меняли как перчатки, вовсю прибегая к таким медицинским приемам, как апоплексический удар табакеркой по голове. И стал прикидывать, в какую сторону энергию этих молодых мужиков направить. Вот так и родилась идея осуществить тесную смычку города с деревней… то есть военных с жандармами, коих пока, правда, никто так не именовал. И, вполне вероятно, именовать не будет. Как-нибудь по-русски назовем, может, даже теми же опричниками… Сейчас же у меня все больше и больше вырисовывалась мысль в дальнейшем сделать кирасирские полки этаким кадровым резервом полиции и секретной службы. Каким бы нелепым это кому-нибудь ни казалось со стороны. То есть не единственным, конечно. Кирасиры-то все ребята рослые, а в этом деле иногда очень важна незаметность, но в существенной части — почему бы и нет? В городовые вон в Российской империи, насколько мне помнится, только ветеранов старались брать, с наградами и с безупречной выслугой…

— Ладно, капитана этого мне представь. Таковых непременно поощрять надобно. Еще что?

— Пока все, государь.

— А сами свеи как настроены?

— Замятня у них пока, государь. Королева Кристина порешила корону с себя снять и передать своему брату — Карлу Густаву Пфальцскому…

Об этом экстравагантном решении моей шведской венценосной сестры я был уже осведомлен.

— А казна у свеев опосля правления королевы пуста вельми. На войну с нами они никак пойти не могут. Они бы и на поляков не полезли, да токмо поляков ноне пограбить все одно что перезрелый плод с дерева снять. Никакой силы не надобно — одно желание…

Я усмехнулся про себя. Интере-эсные намеки мой глава секретной службы кидает. Похоже, он шибко сблизился с тем кружком молодых сопляков, который сложился вокруг моего старшенького. Ну сопляки — они сопляки и есть. Им бы только повоевать. А что потом с этим завоеванным делать — там, мол, разберемся. Но эти-то куда лезут? Ну не нужнанам сейчас Польша. От нее не прибыток — одна сплошная головная боль будет. Тем же шведам. Хотя они пока этого не понимают… К тому же мы Польшу сейчас вполне успешно ужепод себя подгребаем. Не прямо и грубо, а так, тихой сапой… Оттуда народишко, уставший от магнатского и шляхетского беспредела, потоком бежит. Мои карантинные избы в Брестском, Белзском и Львовском уездах забиты по самую крышу. Да и из приграничных польских староств очень интересные сигналы идут. Мол, как там насчет взять по примеру бывших восточных земель Речи Посполитой еще одно староство русский государь под свою руку не желает ли?

— Ну грабить там после нас уже особо и нечего, — усмехнулся я в ответ.

— Да неужто, государь, мы им такую подлость просто так спустим? — удивился окольничий.

И действительно, немалый авторитет государства Российского держался еще и на том, что всем было известно, что мы никогда не оставляли без ответа любой выпад в нашу сторону… хм, действительно рука иезуитов просматривается. Уж больно хитрый расклад получается: не узнаем мы, кто замятню в Риге затеял, — полякам хорошо. Узнаем — полякам плохо, но Святому престолу опять же хорошо, потому как ежели мы поляков прижмем, то этим самым их от себя снова оттолкнем, а папа тут как тут. А то очень его волнует, что уже в исконно польских воеводствах, особенно восточных, число православных храмов за последние двадцать лет почти утроилось…

— А подлость эту, конечно, спускать совершенно не стоит. Так что сыщи-ка ты мне того, кто точно это все придумал и кто денег дал, чтобы ее исполнили, а пока… — Я задумался, размышляя над мыслью, только что родившейся в моей голове. — Сколько, говоришь, в Риге наших людишек побили?

— Покамест о семерых доложили. Может, и еще кого, но пока то мне неведомо.

Я усмехнулся уже открыто. Значит, у шведов казна пуста, зато имеется большое желание поправить свои финансовые проблемы за счет поляков.

— Аникей!

— Да, государь!

— А ну-ка позови мне боярина Качумасова и генерал-воеводу Беклемишева.

Моего друга и соратника Мишку Скопина-Шуйского мы похоронили в прошлом году. Ксюха до сих пор по мужу убивается… и все идет к тому, что надолго она его не переживет. У сестры по весне ноги отниматься начали, и хотя к лету она немного очухалась, я ожидал, что следующая зима станет в ее жизни последней…

— Да, государь! Боярин Качумасов уже тут, в приемной сидит.

— Вот и отлично! Заходи, заходи, Николай…

Боярский чин глава Посольского приказа получил не так давно. Но вполне заслуженно. Я постепенно передал в Посольский приказ все функции подбора и расстановки моих агентов при иностранных дворах (постоянных послов в этом времени еще не существовало, и вообще послами считались лишь те, кто посылалсяот государя к кому-то, чаще всего к другому государю, с каким-либо поручением), и Качумасов вполне справлялся. Во всяком случае, замена людей при дворах иностранных государств произошла так, что поток передаваемой информации или нанимаемых специалистов не ослабел ни на месяц. Впрочем, теперь специалистов из числа иноземцев нанимали не слишком много. Самых светил, так сказать. И часто при помощи тех светил, кои уже трудились у меня. Скажем, если того же Кеплера мне сосватал Галилей [7], а Пьера Гассенди, ныне занимающего должность ректора Казанского университета, — Рене Декарт, в тот момент уже давно пребывающий на посту ректора университета Московского, то Ферма был стопроцентно заслугой Качумасова… Ну и моей тоже. Потому что я как только услышал фамилию — так тут же отдал приказ денег не жалеть, но этого пока еще довольно молодого парня заполучить. Уж о теореме-то Ферма в мое время каждый второй слышал. Правда, именно слышал, потому как, в чем именно она состоит и почему так важна и столь известна, я, например, не знал… А вот, скажем, Кольбера сманить так и не удалось. Уж слишком он был предан Мазарини, а с тем у меня отношения не сложились напрочь.

Зато с архитекторами все было нормально. Таковых у меня работал уже не один десяток. Ну и пособия появились. Хотя бы те же «Четыре книги об архитектуре» незабвенного Андреа Палладио. Более того, в Московском университете планировалось через год создать факультет архитектуры, десяти лучшим его выпускникам была обещана трехлетняя стажировка в Италии. Я бы не отказался и от стажировки во Франции, но Мазарини… Впрочем, молоденького Людовика XIV, которого все вокруг пока еще считали всего лишь бледной и безвольной игрушкой в руках Мазарини, я прикармливал как мог. Уж я-то отлично знал, какая он будет «игрушка». Кстати, прикармливал даже не столько финансово, хотя мой агент при французском дворе регулярно вручал мальчику кошель с некой суммой серебра, причем не французской, а моей собственной, русской чеканки (пусть с детства привыкает к тому, что русское — это хорошо и шибко круто), но и иными игрушками.

• Предыдущая
• 7/79
• Следующая