Супермены в белых халатах, или Лучшие медицинские байки - Вежина Диана - Страница 39

Процесс образования и воспитания – вещь фундаментальная и, по большому счету, очень полезная. Не удивлюсь, если когда-нибудь выяснится, что у человека, только что появившегося на Земле после какого-нибудь глобального Ctrl-Alt-Del, были свои учителя, которые научили его, как сеять зерно, чтобы потом сделать из него хлеб, пиво и водку… Хотя, возможно, до водки человек додумался сам. Порою слабо верится, будто до основных жизненно необходимых знаний люди дошли своей головой. Вот что-то забыть или сделать из этого стрелялку-взрывалку или что-нибудь эдакое, чтоб торкнуло и вставило не по-детски, – это завсегда пожалуйста. Но даже образовательного процесса порой бывает чересчур много, не говоря уже о способах подачи.

У жены немало лет лечится и наблюдается пациент, назовем его Андрей. Андрею где-то тридцать пять, из них пятнадцать лет он болен шизофренией и лет десять как на второй группе инвалидности. Что мешает ему жить и работать, обзавестись семьей и иметь детей? Голоса. Когда они впервые зазвучали в его голове, Андрей поначалу возрадовался: еще бы, такие тайны раскрываются, такие горизонты вырисовываются! Голоса рассказывали о том, как родился этот мир, как возникла Земля, как на Земле появились люди. Курс галлюцинаторного самообразования включал в себя также основы реальных естественных наук – более реальных и более естественных, чем мы, обыватели и даже доценты с кандидатами, можем себе представить. Историю тоже не обошли стороной: кто убил Кеннеди – да пожалуйста, имена, досье, истинные причины; где золото партии – бери карандаш, пиши координаты; заодно черкни, где Золотая баба прячется. Про политику – отдельная лекция: кто есть кто, кто кого и кто почем, ФСБ роняет скупую офицерскую слезу, а недоразвитая оппозиция рыдает в голос и грозит пожаловаться маме-демократии. Поначалу Андрей даже конспектировал, но потом бросил это дело. Во-первых, опасно; как для него самого, так и для человечества в целом. Возьмите, к примеру, ту же принципиальную схему телепорта с произвольно задаваемой точкой прибытия. Или МГД-генератор[62] размером со стакан. Или ментальный сканер. Нет, на фиг – на фиг, или друг друга поубивают, или самого носителя знаний прихлопнут чисто на всякий случай – оно ему надо?

Опять же, количество учителей. Сколько голосов в голове человек может слышать одновременно? Два-три? А Андрей слышит ровно сто восемьдесят семь во время обострения и двадцать – двадцать пять во время относительного затишья. Причем каждый голос он знает, что называется, поименно. Кто они? В основном известные политики (эти часто друг друга Андрею закладывают), ученые, телеведущие и прочие знаменитости. Абы кому в голову пациента хода нет, там жесткий войс-контроль. Есть подборка умерших – полководцы, цари и фараоны, Сталин захаживает с Лениным на пару, Лейбниц порой о монадах лекции читает. Есть голос его собственной души: так получилось, что душа Андрея живет отдельно от тела, как разведенные, но сохранившие приятельские отношения супруги, которые болтают, иногда пьют чай, но съезжаться не торопятся, равно как и разбегаться навсегда. Все эти голоса пытаются что-то Андрею поведать, причем одновременно, порой вступая друг с другом в перебранку и не глядя на чины и регалии. Так, Сталин порой бывает послан с его советами и расстрельным списком по нескольку раз на дню, а Ленин огребает от Канта за слишком вольное и не к месту цитирование его трудов, и все это под ехидный шепот Макиавелли, подзуживающего тех и других. И так днем и ночью. С девушками Андрей не знакомится по одной простой причине: это только у актеров из порнофильмов может что-то получаться при таком количестве народа на площадке и репликах режиссера.

Было время, когда Андрей, не вынеся пыток насильственного круглосуточного ликбеза, пытался покончить с собой. Всего за ним числится около восьми таких попыток. Потом пришла душа, надавала ментальных люлей, пригласила Данте, дабы еще раз втолковал, куда придется прогуляться в случае чего, и Данте постарался. Да и остальные души пригрозили лично встретиться с нерадивым студентом. Больше попыток уйти с лекции не было. Последние десять лет Андрей идет сдаваться, как только количество лекторов переваливает за сорок. Что примечательно, ему вполне хватает лечения в дневном стационаре. Правда, во время курса он ни с кем, кроме своих голосов, не общается, но его можно понять: публика разительно разнится, да и некогда. Медикаментозно сократив количество учителей до приемлемой двадцатки, пациент выписывается. Процесс же передачи знаний продолжается, и Андрею порой приходится прикрикивать на гуру, чтоб дали приготовить еду, погладить белье, да и в туалете могли бы с лекциями по открытым термодинамическим системам не соваться: процесс и без них неплохо идет.

Приходя каждый месяц на прием, Андрей вполне охотно рассказывает о своем житье-бытье, перечисляет поименно голоса, которые слышит, иногда вскользь упоминает, о чем они говорили и о чем спорили. Признается, что конспектов хватило бы на несколько томов. Однако поведать тайны и показать конспекты доктору не спешит. Собственно, доктор и не настаивает: меньше знаешь – крепче спишь.

Несмотря на то что сейчас довольно сложно встретить пациента, мнящего себя царственной особой, тема просвещенной монархии нет-нет да и будоражит чье-нибудь воображение, и это вполне закономерно, я бы сказал. Ну посудите сами: президент – оно, конечно, престижно и тешит самолюбие, но размах не тот. Ни тебе думу разогнать, ни губернатора повесить – демократия, понимаешь. Депутатом той же Госдумы, равно как и партийным лидером, на моей памяти не захотелось возомнить себя ни одному: нет в сем предприятии ни масштаба, ни искры Божьей; вот так помрешь – ни памятника, ни города в твою честь, ни романа, на худой конец. Разве что комиксы.

Эта история произошла больше десяти лет назад. Пришла как-то в диспансер бумага из прокуратуры – дескать, разберитесь, пожалуйста, со своей подопечной, а то она тут нам царские указы шлет один любопытнее другого. Указы, к слову, действительно были довольно интересными и местами дельными. Мэра предполагалось выпороть и отправить на освоение Сибири. В компании с директором автозавода. Расстрельный список был невелик – всего-то департамент ЖКХ. Ну и по мелочи: покаяние в церкви для руководства милиции, отлучение культурно-массового сектора от воскресной чарки… И все бы ладно – ну пишет человек указы, да и пусть его, порой нежно любимое начальство и похлеще указы спускает, а с некоторыми пунктами в самой глубине души можно было бы и согласиться – но тут всплыла соседка пациентки, с которой произошла неувязочка на почве несоблюдения придворного этикета: та ни в какую не соглашалась на земные поклоны. Да что там, даже до книксена в присутствии августейшей особы не снизошла, за что и была бита по шее с обещанием воспитательно-показательной декапитации в следующий раз. Обещание, в отличие от сана, было воспринято очень серьезно, посему участковый доктор рассматривала уже две телеги на свою подопечную, соображая, как же поступить. Отправлять спецбригаду не хотелось – хлопцы там горячие, могут отнестись без должного пиетета. Дождавшись санкции суда, доктор в сопровождении спецбригады сама отправилась к пациентке, намереваясь уговорить ту лечь в больницу. На аудиенцию доктор была допущена без проблем, даже спецбригаде было высочайше дозволено войти и остаться, но потом ее величество попеняла врачу, что та посмела явиться без доклада, не по записи и вообще – где ваши манеры, милочка?

– Ах, ваше величество, дела чрезвычайной важности и срочности требуют вашего незамедлительного присутствия. Умоляю, едемте!

– Что за срочность? Мы даже откушать не успели.

– Государыня, дума окончательно дошла до изумления. Они указы, что вы писать изволили, до сей поры обсуждают да поправки вносят. Мало того, имеют наглость нелестно отзываться о ваших организаторских и (страшно говорить, прямо крамола какая-то) умственных способностях. Настроения нездоровые да речи якобинского толка… ведь так и революцию, чего доброго, проморгаем. Уж вы бы, ваше величество, съездили, сделали внушение!