Зори над Русью - Рапов Михаил Александрович - Страница 136

• Предыдущая
• 136/176
• Следующая

Семен шел не торопясь, зорко приглядываясь к стенам, иногда подходил вплотную, трогал рукой сырые, темные бревна. Тихо было вокруг, только снизу изо рва неслось веселое, разноголосое кваканье лягушек, и невольно вздрогнул Семен, когда тишина рухнула, расколотая всполошным боем колокола.

Над угловой башней, закрывавшей от Мелика посад, заклубился дым; подхваченный ветром, он распластался по голубому небу.

«Пожар?!»

Семен, увязая в мокрой глине, побежал к угловой башне.

«Ух! Наконец! Но что это?»

Горело на посаде за стенами града, но Семен, забыв про пожар, глядел на людей, толпами бежавших к городским воротам.

«Тушить огонь надо, а люди прочь бегут». И вдруг понял: «Вражий набег! Скорее в город!»

Скользя, спотыкаясь, кинулся к воротам. Из переулка на него выскочил тяжело вооруженный конник, а у Семена ни меча, ни панциря, один шлем на голове.

Кольнула мысль: «Зря пропадаю!»

Свистнул рассеченный мечом воздух, удар обрушился на голову Семена. Мгновение он не мог понять, как остался цел, потом озарило: «Меч о шлем сломался!»

Конник тем временем, ошалело взглянув на рукоять меча, кинул ее и, помянув черта, схватился за кистень. Но и Семен не зевал. Засапожным ножом он успел ткнуть врага снизу под кольчугу, шар кистеня ударил Семена, шипами ободрал плечо, но силы в ударе уже не было. Столкнув врага с коня, Семен вскочил на еще теплое седло, погнал коня к воротам, едва успел: ворота закрывали.

Уже в Переславле, оглянувшись и увидев, как шестеро воинов накладывают на ворота дубовую балку засова, Семен начал соображать: «Меч сломался. Неужто Фомкиного закала? Значит, напали на нас литовцы. Быть того не может! Этой зимой Ольгерд дочь Олену за князя Владимира Серпуховского замуж выдал. В Москве так прямо и говорили:

— Ольгердовым набегам конец!

А меч все–таки сломался!

Прислонясь к косяку бойницы, Семен смотрел со стены Переславля. Тишина, хрупкая, как льдинки, затянувшие лужи, охватила в этот вечер посад. Невольно думалось: хрустнет тишина, разорвется криками, стонами. Но тихо было внизу на посаде, шуметь там некому, враги ушли, пленных угнали, остались лишь мертвецы на захолодевшем пепелище. Тихо было и в городе: затаился Переславль, не веря, что враг в самом деле ушел, что на развалинах посада не пряталась в засаде вражья сила.

К бойнице подошел переславский воевода, оттеснил плечом Семена, тяжело посапывая, вздыхал, глядя со стены вниз на разоренный посад. Семен взглянул в его снулые глаза и, хотя знал, что поступает не по чину, слушать притворные вздохи не захотел, вымолвил все, что в душе накипело:

— Было бы тебе, воевода, выйти из града да и ударить на захватчиков. Так вот нет же, оробел, за стенами отсиделся, а ныне вздыхаешь. Снявши голову — по волосам не плачут.

Взгляд воеводы ожил.

— Знай свое место, сотник! Никак ты меня, воеводу, учить вздумал?

— Я свое место знаю: оно на коне. Прикажи открыть мне ворота.

— Очумел? — Воевода обеими руками начал отмахиваться от Семена.

— Куда сейчас на коне скакать? Темнеть скоро начнет. Враги уйти далеко не успели. Пропадешь!

— Враги уйдут — поздно будет. С чем я к Дмитрию Ивановичу приду? — Семен со злости заговорил елейно, голосом воеводы:

— Напали, княже, на град твой Переславль неведомые люди. Народу угнали не счесть, а куда угнали, неведомо тож.

Плюнул, пошел к спуску со стены, на лестнице снизу вверх взглянул на воеводу.

— В разведку пойду. Прикажи открыть ворота.

Уже совсем стемнело, когда Семен выехал из Переславля. Он еще на стене, прикидывая и так и этак, наконец догадался, куда ушли враги.

«Уходили они от Переславля, по берегу огибая озеро, а напротив Переславля из озера Векса вытекает. Дойдут до нее и пойдут вдоль, не станут же они через реку в разлив переправляться. А там и до озерка до Сомина недалече, а за озерком та ж река зовется Нерлью, и течет Нерль к Волге, а за Волгой Кашин».

Туда, к Кашину, и направил коня Семен и не ошибся. Еще не потух закат, когда на берегу Нерли увидел он первые костры. Пустив коня неторопливым шажком, Семен ехал не таясь, потому никто и не окликнул его. У костра говорили не по–нашему.

«Значит, в самом деле набег литовские князья учинили. Кому же другому быть — повадка Ольгердова, любит он напасть врасплох».

Так думал Семен, а сам все ехал, слушал, наконец до ушей долетела русская речь. Семен остановил коня, нарочно долго копался, привязывая повод. Со стороны взглянуть, никак не подумаешь, что каждая жилка в нем напряжена, что глаз зорок, ухо чутко. Увальнем, косолапо подошел к костру.

— Дозвольте, други, к огоньку присесть, устал я ноне, как пес.

Люди раздвинулись. Семен видел: приглядываются. Пусть.

— Издалече ли едешь?

Семен взглянул украдкой. Спросил, видимо, десятник: доспех на нем настоящий, воинский, а остальные вооружены кто чем — мужики.

— Издалече, — ответил Семен и понял: люди ждут, что он дальше скажет. «Молчать нельзя!»

— Тверич я, послан князем Михайлой Александровичем к вам, да вот позаплутался, мало к переславцам в лапы не попал… — Опять взглянул. «Поверили…»

Десятник спросил:

— Грамота у тебя?

— Нет, на словах велено передать. — А в мыслях: «Обошлось, и этому поверили. Гонец без грамоты — дело обычное».

— Кому передать? Кого ищешь?

— Ольгерда Гедеминовича, — ответил Семен и сразу понял, что сказал не то, но было уже поздно.

— Ты, друг, и впрямь заплутался, далече тебе до Ольгерда Гедеминовича скакать, в Литве он, а здесь с нами брат его Кейстут.

Семен попытался свалять дурака.

— Какого Ольгерда? Я к Кейстуту еду. Неужто я Кейстута Ольгердом назвал? Уж эти мне литовские имена.

Говорил, а сам вглядывался в улыбающееся лицо десятника. Но мало что было видно, сидел десятник за костром, и смотреть приходилось сквозь огонь. Так и не успел разглядеть Семен, какой торжествующей стала улыбка десятника.

Сзади лязгнула сталь. Семен осторожно оглянулся. За спиной трое. И мечи успели вынуть. Худо! А десятник подходит осторожно, бочком, в руках у него ремень.

— Ты это брось, князю пожалуюсь, — прикрикнул Семен, но десятник ответил с коротким смешком:

— Авось Михайло Александрович на нас не прогневается. Да ты не тревожься. Ты, чай, знаешь: князь Михайло идет от града Дмитрова и будет у нас не сегодня — завтра. Он тя опознает, а пока давай руки, а то хуже будет!

Семен медленно шагает по дороге. Встреча с князем Кейстутом не сулила доброго, так что и торопиться ему было некуда. Сзади тяжело топает воин, в левом кулаке у него повод Семенова коня, а к поводу привязан конец ремня, которым руки Семена стянуты. Так и ведет обоих: Семен впереди, конь сзади. Мелик несколько раз оглядывался на своего стража. Рожа у мужика мрачная, борода бурая, будто из медвежины, шлем бурый: ржа его изъела, а из–под шлема упали на самые брови такие же ржавые патлы. Как такого окликнешь? Семен все же сказал, как бы про себя:

— Вот ведет русский человек русского человека к литовскому князю. Связанного ведет. Срам!

Мужик промолчал, только кашлянул сердито, но Семен и этому был рад, спросил:

— Сам ты отколь?

— Полоцкие мы. Холопы князя Андрея Ольгердовича.

«Так! — подумал Семен, — Сам Ольгерд не пошел, так сродственников послал. Значит, вся свора Ольгердовой родни на нас напала. Кейстут и Андрей Переславль зорили, а Тверской князь разбой в Дмитрове учинил, а ныне, коли он сюда придет, значит, Михайлу Кашинского начнут в свою волю вводить. Все замыслы врагов как на ладони лежат, да только своей ладони не увидишь, руки за спиной связаны».

Мужик опять кашлянул, потом спросил:

— А ты, гонец, откуда родом?

— Я же сказал, из Твери!

Мужик обругался, замолчал. Молчал и Мелик. Шли они в темноте, костры полоцкой рати кончились, а до костров, блестевших на берегу Нерли, где был стан Кейстута, еще далеко. Вдруг мужик дернул за ремень, остановил Семена, надвинулся вплотную, пригрозил:

• Предыдущая
• 136/176
• Следующая