На берегу Севана - Ананян Вахтанг Степанович - Страница 54

• Предыдущая
• 54/74
• Следующая

Грикор веселыми глазами посматривал на товарищей и, казалось, говорил: «А ну, что скажете на это?»

– Так-то, родненькие, так-то, родненькие, – приговаривал дед, – это вам не мацун[16] хлебать. Надо природу изучать. Видите, как все умно устроила природа!

– Это не природа устроила, – возразил Армен. – Животные приобрели такие свойства в борьбе за существование.

Армену было досадно, что сам он не сумел объяснить явление, ключ к которому давала теория Дарвина.

– Как не природа? – снова вспыхнул старик. – Кто это сказал?

– Дарвин.

– Откуда мог знать об этом Дарвин? Я шестьдесят лет рыщу, как волк, за стаями диких баранов, ползком следую за ними, а все еще не знаю хорошо их жизни. А твой Дарвин, оказывается, знает?..

Старик расшумелся и, по старой привычке, схватился за рукоять кинжала. Мальчики добродушно смеялись.

– Дедушка, ты бы подстрелил одного, – попросил Грикор. – Хорошо бы шашлык сделать…

– Поди подстрели! Не видишь, сторожа поставили? Подойди только – сразу даст знать. Пулей с места сорвутся. Глазом моргнуть не успеешь, как они по ту сторону горы будут. Горного барана подстрелить нелегко, и не каждому охотнику это по силам.

Старик сел и вынул кисет с табаком.

– Эх, молодость, молодость! – взволнованно продолжал он. – Где-то ты, моя молодость?.. Сколько раз я прятался здесь, вон за теми камнями, выслеживая баранов… Не подумайте только, что я стрелял в них, когда они воду пили! – повысил голос дед.

– А как же ты убивал их? – спросил Грикор.

– Как мужчина! Давал знать – здесь я, мол. Они убегают, а я стреляю… Да не очень-то убежишь от моей пули!..

– Совершенно ясно, озеро это было раньше кратером вулкана, – сказал Ашот Степанович, подходя к ребятам. – Поглядите на его форму – настоящая воронка. Вообще Армения – страна потухших вулканов. Когда вулкан этот потух, кратер покрылся лавой, образовалась чаша. Снег весной таял, вода стекала в эту чашу – вот она и стала озером. Но какое же оно красивое! Найдется ли художник или поэт, которые сумеют передать его очарование!.. А наши предположения верны, Армен. Действуй! Из формы озера, характера кратера мы уже вывели определенные заключения. Так оно и будет.

«Что же это за тайна такая?» – сгорала от любопытства Асмик.

А мальчики прислушивались к загадочному разговору между геологом и своим товарищем, и Армен в их глазах, казалось, рос, становился выше.

– Не подняться ли нам на ту вершину? Поглядим, что за ней лежит, какие там места, – сказал Камо.

Оставив бутыли с керосином на берегу, они стали взбираться на одну из конусообразных вершин, окружавших озеро. Хотя уже было начало июля, но вершину, на которую указал Камо, покрывала нежная зеленая травка. Весна, поднимавшаяся из ущелья, только что дошла до этих высот.

– Подснежники, подснежники! – в восторге воскликнула Асмик, увидев белые цветы.

Толстый слой снега лежал еще во многих складках горы и, тая, струйками воды, блестевшими в траве, стекал к озеру.

Асмик первая взбежала на вершину. Оттуда донеслись ее восторженные возгласы:

– Идите, идите скорее! Поглядите, какой новый, чудесный мир виден отсюда!

Вслед за Асмик на гребень горы поднялись остальные наши путники и остановились, пораженные.

Необычайно красивый вид открывался со склонов Дали-дага, обращенных к северу. Это был совершенно новый, незнакомый ребятам до сих пор мир высоких, покрытых густыми лесами вершин и ущелий. Многочисленные отроги Малого Кавказского хребта спускались параллельными рядами к долине реки Куры и там обрывались. У самой границы Ирана, у реки Аракс, где кончается Малый Кавказ, высокие горы снова сходились, сталкивались, взбирались одна на другую, росли, словно стараясь дотянуться до неба, и опять расходились лабиринтом морщинистых кряжей. Дремучий, девственный лес покрывал склоны и подножия гор, оставляя открытыми только их вершины. Но и они не были обнажены – по ним стлались сочные горные луга с ярко-изумрудной травой и пестрыми цветами. То тут, то там в глубине лесных чащ высоко над деревьями поднимались одиночные скалы, тоже зеленые. Нашедшая приют в расщелинах камней ползучая поросль прикрывала их наготу.

Воздух был чист и прозрачен. Пышный зеленый мир расстилался вокруг: серебряные ленты рек, плодородные долины, поселки в изумрудной рамке садов и полей.

В лесистом ущелье длинной волнистой струйкой вился дымок: это шел поезд. Взбираясь на Армянское нагорье, он должен был пробежать через многочисленные пробитые в скалах тоннели.

Далеко-далеко впереди, на горизонте, похожие на мулл в белоснежных чалмах, стояли горы, покрытые облаками.

На севере исполинской стеной поднимались хребты Большого Кавказа. На востоке темной чертой – тучами в лазури неба – тянулись к Каспийскому морю цепи гор, поросшие лесами. На юге вытянулись в ряд иранские карадагские кряжи, на юго-западе – мрачные турецкие хребты. На западе поднялись высоко в небо величественные вершины Грузии, вечно зеленые, вечно молодые, вечно радостные, как и обитатели их подножий… Совсем же рядом с Дали-дагом дымились покрытые фиолетовой фатой горы Казаха.

Силуэтами фантастических храмов, замков, башен вырисовывались каменистые гребни гор на светлом фоне небосклона.

Всюду, куда ни падал взор, – потухшие вулканы, кряжи, хребты, лабиринты ущелий и теснин. Словно весь край здесь был сложен из фантастических громад и глубоких пропастей.

Внизу, в ущельях, неожиданно возникли какие-то белые клубы, похожие на облака. Они росли, становились больше, тяжело и грузно поднимались вверх… Поднялись, расплылись, наполнили ущелья густым молочно-белым туманом. Лишь кое-где верхушки гор торчали из него, словно острова в море…

На такой вершине-острове, над белым морем тумана, стояли и наши юные герои. Они молчали, не находя слов для выражения своего восторга. Да и какими словами можно списать восхитительный горный мир Кавказа, с такой необычайной силой привлекающий к себе поэтов!..

С вершин повеял свежий ветер и взволновал молочное море тумана. Оно колыхнулось и стало спадать, один за другим обнажая потерявшиеся было хребты, скалы, холмы.

Все ниже и ниже опускался и редел туман. Вот он наконец и у берегов Куры и, рассеиваясь, уходит, открывая поросшее пышной зеленью Казахское ущелье с прорезающей его рекой Акстафой.

– А что это за гора? – спросил Армен, указывая на мерцавшую на севере серебряную вершину. – Какая высокая – выше облаков! По-моему, это Эльбрус… Сейчас проверю по карте.

– Или Казбек, – сказал Камо. – Они не так далеки друг от друга.

– Может быть, и Казбек. – Армен развернул небольшую карту и старался определить расположение гор. – Нет, это Эльбрус. А где же гора Двал, дедушка? – обратился он к старику.

– Вон она, та голая гора, а на ней рыжие полосы. Видите, идут завитками. Это дорога в Степанаван с ее поворотами.

Приложив ладонь козырьком ко лбу, дед внимательно разглядывал одну из многочисленных гор, скопившихся на северо-западе.

– Дорога в Степанаван? Бывший Джелал-оглы? Ведь по этой дороге сто двадцать лет назад проезжал Пушкин, – сказал Армен.

– Неужели та самая? – спросила Асмик. У нее разгорелись глаза. – Я ведь читала об этом. Не на этой ли дороге он встретил арбу с телом Грибоедова?

– Ну да, на этой… Там, на вершине, есть родник, у которого Пушкин останавливался и пил воду. При советской власти над родником воздвигли памятник. Молодой скульптор изобразил на камне Пушкина, верхом едущего в Арзрум, – сказал Ашот Степанович.

Армен мечтательно глядел на дальнюю гору, на дорогу, освященную стопами прошедшего по ней Пушкина. И мальчик неожиданно, с чувством продекламировал:

• Предыдущая
• 54/74
• Следующая