Возвращение - Фирсанова Юлия Алексеевна - Страница 70
- Предыдущая
- 70/98
- Следующая
– Ты чего? – выгнул бровь Лакс, легким тычком послав коня поближе.
– Просто здорово! – честно ответила я и снова рассмеялась.
Фаль, будто заразившись бациллой хорошего настроения, подхватил мой смех. Вслед за ним рассмеялся и Лакс. Врут, будто зевота самая заразительная гримаса, смех – куда могущественнее! Только смеяться надо правильно, не над чем-нибудь или кем-нибудь, в этом есть что-то от злорадства, а потому что на душе светло и весело. Вот тогда и другие улыбнутся.
– За нами следят, – не присоединившись к общему веселью, нейтрально заметил Гиз.
– Кто? Где? – не столько забеспокоилась, сколько заинтересовалась я. А чего бояться? Я в здешних лесах самая страшная при моей-то магии и компании из четырех мужчин, знающих, с какого конца держаться за меч. К тому же ошибки прошлого учла и защиту над отрядом держу постоянно! От чего можно защитить – защитила, а от чего нельзя, по этому поводу и волноваться не стоит, нервные клетки не восстанавливаются!
– В зарослях справа, метрах в двадцати, сразу за кустами стрелиста, – не поворачивая головы, объяснил киллер столь спокойно, словно исповедовал те же принципы, а вот Сарот мгновенно положил руку на эфес.
– Фаль, мухой на разведку, одно крыло здесь, другое там! – отдала команду сильфу. Тот сигнальной ракетой сорвался ввысь, а мы продолжили невинную беседу с широкими улыбками на лицах.
Малютка обернулся почти мгновенно, хулигански затормозил, чувствительно ткнувшись в грудь Лакса, перепорхнул на голову Дэлькора и, устроившись у жеребца между ушами, доложил:
– Там девица, переодетая мальчиком, и лошадь, к нам выйти хочет и боится.
– Лошадь или девица? – скаля зубы, уточнил Лакс.
– Девица, – гордо ответствовал Фаль, демонстративно повернулся к вору задом, ко мне передом, правда, из-за малых размеров сильфа символизм жеста был слегка ослаблен.
– Раз боится, надо подбодрить, – пожала я плечами и, приподнявшись на стременах, зычно заорала: – Эй, девушка, хватит прятаться, выходи, не обидим, впрочем, если боишься, можешь сидеть в кустах, а мы дальше поедем.
После паузы секунд в пять в кустах зашуршало, треснула пара-тройка веточек, и на дорогу выбралась ведущая в поводу лошадь худенькая фигурка в широкополой шляпе, бесформенно-коричневых штанах и серой рубахе на четыре-пять размеров больше помещенного в нее худосочного содержимого.
– Я не боюсь, – первым делом вскочив в седло (коль мы на конях, то и она снизу вверх на нас не будет взирать!) гордо объявила «партизанка», сдернула шляпу и в упор глянула на нас васильковыми глазами. Пепельные волосы, увязанные в косу вокруг головы, малость разлохматились и казалось, вокруг личика-сердечка вьется пушистый нимб. – А только в дороге люд всякий встречается, вот я и решила укрыться. Вы ведь, магева, не одна, с попутчиками.
– Разумное решение, – одобрил Кейр, пока мы разглядывали девушку.
Ой, не крестьяночка, из дому на рынок иль к родственникам перебирающаяся, нам попалась по пути. Такой посадки головы с чуть задранным вверх подбородком и прямой спины, тонких пальчиков с местами обломанными, но все еще ухоженными ноготками у девочки из деревни не встретишь, как ни старайся. А уж лошадка у лесного подарка черная как ночь, ладная как статуэтка из обсидиана, чутко раздувающая ноздри и приплясывающая на тонких ногах, даже мне видно: кровей не менее знатных, чем молоденькая хозяюшка!
Вот и Лакс, склонившись к моему уху, шепнул:
– Лошадь – чистокровка каддорская, девку за такую красу в ближайшем овраге оставят!
– Не позволим, – невозмутимо шепнул нам обоим Кейр, в иные моменты бывавший не менее чутким, чем Лакс, и уже успевший изучить мою натуру. Если куда-то можно вмешаться и все перевернуть вверх дном, так магева и сделает. Да и сам телохранитель обладал обостренным чувством справедливости и родительским инстинктом, особенно если то касалось молоденьких одиноких девиц, живо напоминавших ему младшую сестру.
– Не позволим, – энергично согласилась я и спросила: – Далеко путь держишь?
Вместо худо-бедно содержательного ответа дерзкая девица яростно сверкнула глазами-васильками и выпалила:
– Вы меня не остановите, я все решила!
– Я разве пытаюсь? – разведя руками, ответила ей.
Воинствующий настрой амазонки мгновенно угас, в полыхающий костер праведного гнева будто водой плеснули. Оторопь на мордашке переросла в смущение и решимость дать честный ответ с извинениями:
– Прости, магева, к жениху я еду. – Васильковые глаза покрылись мечтательной поволокой.
– Благословлена богами такая дорога, только почему ж не он к тебе, красавица? Почему в такой опасный путь одну отпустил? – нахмурившись, спросил Сарот. Битый жизнью наемник морианец никак не мог взять в толк, какого черта потащилась по дорогам в одиночку такая хорошенькая девушка.
– А он не знает, что я решилась все бросить и к нему уехать, не спросясь опекуна! – При упоминании о последнем лицо девушки помрачнело, будто грозовая туча на чистый небосклон набежала, и вновь глаза – зеркало души – сверкнули чеканным упрямством, задрался острый носик. – Он бы все равно согласия не дал, ведь возлюбленный мой из балаганщиков, Кидарис Ловкий! Вот к нему в Мидан и еду, – открыто, раз уж решила рубить правду-матку, так и выдала ее по максимуму девушка.
– Уж не тот ли это черноволосый красавчик, который в ушах по три серьги носит и на канате факелами запросто, как яблочками, жонглирует? – с нарочитой небрежностью поинтересовался Лакс.
– Он самый!!! Вы его видели? Где? Когда? – засыпала девушка вопросами потенциального обладателя свежих сведений о любимом, вновь превращаясь в наивную романтическую малышку, которой вскружил голову заезжий циркач.
Рыжий, никогда за словом в карман не лазивший, почему-то замялся, метнул странно виноватый взгляд на меня, на Кейра. Вместо вора ответил Гиз с циничным, чуть насмешливым безразличием:
– Видели мы его на ярмарке в Мидане пяток дней назад, веселый парень, темпераментный, все у него через край: и три серьги в каждом ухе, и жены две штуки, третья в невестах ходит.
Интонации киллера были таковы, что обвинить его во лжи никак не вышло бы. Он просто равнодушно сообщал проезжей девице о совершенной глупости, не жалел, не злорадствовал, а если и забавлялся, то исключительно причудливой выходкой судьбы, а не прикалывался над поверившей сладким речам простофилей. Да и врать мужчине было совершенно незачем. Именно это спокойное безразличие сделало то, что не смогли бы ни смех, ни сочувствие: оно помогло выплеснуться неизбывному горю беглянки.
– Спасибо за правду. – Девушка, побелев как первый снег, шевельнула губами. Потом согнулась в седле, закрыла лицо руками и беззвучно зарыдала. Сильф всхлипнул у меня на плече, активно сопереживая несчастной жертве.
Да, в Мидан она больше не собиралась, эта проблема отпала, зато, как оно обыкновенно бывает с проблемами, возникла другая: а не наложит ли синеглазка на себя руки, стоит нам тронуться в путь, оставив ее в одиночестве на дороге. Чувствительным девицам в моменты сильного душевного потрясения свойственны необдуманные поступки. Откуда знаю? А Шекспира читала!
Нет, малышку нужно было срочно утешить, а лучше всего – переключить на что-то другое, отвлечь от горестей, заставить изменить мнение о собственной ненужности. Вот только как? Одна мыслишка на этот счет в голове зародилась, я обвела ищущим взглядом компанию: Лакс любую девушку утешить на раз-два способен, но я эгоистка и своего отдавать не намерена, из Кейра и Гиза утешителей не получится, первый будет ругаться как папаня, второй вообще на сочувствие глупцам неспособен, а вот Сарот… Крылышки хмыздающего носом Фаля щекотали мне щеку и осыпались искорками пыльцы. Я внимательней присмотрелась к морианцу, и меня прошибло – то ли озарение, то ли догадка, то ли настоящее магическое предчувствие! Попался, голубчик! Никто не может быть сентиментальнее циничных наемников. У ротаса чесались руки обнять и приголубить несчастную красавицу.
- Предыдущая
- 70/98
- Следующая
